— Я как в отпуске побывала, — призналась Василина краснолицей, распаренной госпоже Шукер, когда они сидели в предбаннике под внимательным приглядом банных духов, пили горячий липовый чай и слушали, как охают окунающиеся в ледяную воду после парилки мужчины. — Теперь вернусь и с новыми силами за работу, — она потянулась и зевнула, деликатно прикрыв рот ладонью. — И Мариан, я вижу, рад, что мы приехали.
— Я ведь еще тогда поняла, что пропал наш Байдек от вашей красоты, — тихо и осторожно ответила госпожа Божена. Увидела мягкую улыбку королевы и осмелела. — Да и вы, ваше величество, как на него глазами сверкали, как сверкали! Разве мог не пропасть? Вы такая миленькая были, такая гордая девочка. Да вы и сейчас девочка, — заключила она, — совсем не изменились.
— Мне уже двадцать семь, — сказала Василина. — Десять лет прошло, Божена.
— Ха! Девочка и есть, — отмахнулась хозяйка. — А вот Байдек заматерел, да. Он ведь после вашего отъезда совсем ошалевший был, потерянный. Все мы понимали, а что тут сделаешь? Мы уж думали, и не женится никогда после вас-то, ваше величество. Уж и девушку ему хорошую представили, дочь одного из офицеров, а он ни в какую, — Василина выразительно подняла брови, и хозяйка рассмеялась. — Как отрезало его от женщин. А как мы его уговаривали во дворец по вашим приглашениям съездить! Нет, уперся. Передавайте, говорил, мои благодарности и заверения в моей преданности, но не поеду. Эх, — она отхлебнула чай и долила гостье и себе еще. — Мужики иногда такие дурни, уж простите, ваше величество. Как хорошо-то все вышло, а?
— Хорошо, — искренне согласилась хихикающая Василина. — Очень хорошо.
Они успели еще и отдохнуть после бани, и поговорить о нуждах заставы, и поужинать, и тепло попрощаться — и вернулись во дворец.
А утром субботы Василину ждал подарок на день рождения. За завтраком сестры прямо-таки прыгали от нетерпения и ели так быстро, как только позволяли приличия. Одна Ангелина была спокойна, как обычно, да маленькие принцы под строгим взглядом Мариана послушно уплетали кашу, хотя им тоже очень хотелось все бросить и побежать смотреть, что же построил дед. Святослав Федорович улыбался и повторял:
— Вы почти неделю ждали — неужели еще полчаса не подождать?
— Надо было пробраться туда ночью, как я и предлагала, — пробурчала Марина, и младшие сестры Рудлог понимающе переглянулись и рассмеялись.
— Папа, — с укоризной сказала Полина, — по твоей вине сейчас произойдет первый в истории случай массовой смерти от любопытства! Ну побыстрее… не зря же мы терпели грохот все эти дни. Васенька, милая, неужели тебе не интересно?
— Сгораю от нетерпения, — призналась Василина, вопросительно поглядывая на мужа, но тот сохранял невозмутимость — только глаза его смеялись.
— Ну ты и конспиратор, — сказала она со смешком, — подумать только. Ни слова не сказал!
— Я хотел, чтобы ты удивилась, — ответил он тихо.
И она удивлялась. И когда Мариан, крепко держа ее за руку, шагал вслед за отцом по широкому крытому коридору, обнаружившемуся за одной из дверей Семейного крыла. И когда вышли они за дворец, на теплую летнюю лужайку, большую, окруженную высокими колоннами, на которых крепились артефакты, формирующие погодный купол. Под купол попало и небольшое озерцо, и березовая рощица, уже начавшая зеленеть.
— Обалдеть! — крикнула Полина, бегом направляясь к озерцу. За ней, возбужденно переговариваясь, следовали другие сестры, вприпрыжку бежали мальчишки, и даже Ани подошла к воде, потрогала ее рукой и улыбнулась. — Это как у Демьяна в замке, да?
Василина прижалась к мужу, держащему на руках требующую опустить ее на землю Мартинку, ласково поцеловала его в щеку. Запомнил же, как она удивлялась погодному куполу в замке Бермонт, сделал для нее такой же.
Довольный отец после положенной дозы восторгов и благодарностей показал свои рисунки — как будет выглядеть эта огромная площадка после того, как колонны облицуют светлым камнем в цвет дворца и им же выложат бортики, как сделают тут столовую зону с маленькой беседкой, плетеным стенкам которой пустят дикий виноград — и если семья захочет, можно будет обедать на свежем воздухе, — как в озере для детей огородят лягушатник и поставят рядом лежаки. Маленькая курортная зона только для них. Закрытая от взглядов придворных.
— А летом поедем в Лазоревое, — мечтательно проговорила Марина, и все заулыбались, вспоминая их южную морскую резиденцию и то, как хорошо там было.
— А я не поеду, — расстроенно сказала Пол. — Хотя, — воодушевленно продолжила она, — вы же не будете против, если мы с Демьяном будем вас навещать.
И она вдруг прижала руки к щекам и простонала:
— Боги, подумать только, свадьба уже завтра. Моя свадьба!!!
7 декабря, Ренсинфорс, за день до свадьбы
Далеко на западе Бермонта бывший жрец Хозяина Лесов, Бьерн Эклунд, прощался со своей семьей. Обнял детей, Марьяну, на которой так и не женился — она была вдовой его умершего старшего брата, бездетной, одинокой, и он взял ее себе — но священство не могло сочетаться браком со вдовами. Обычно тихо принимавшая все его действия, Марьяна устроила вдруг настоящую истерику, пугая детей и крича: «Не ходи, умоляю, не вернешься ты, чувствую я!»
— Долги надо платить, — сказал он скупо. — Лучше я, чем сын. Дом твоим будет, деньги знаешь, где лежат. Да не спеши ты меня хоронить, Марьян, Хозяин благоволит к держащим слово.
Подхватил узел с церемониальной одеждой, отвернулся и ушел. Женские слезы делают мужчину слабым и вселяют в него сомнения. А у него их и так было достаточно.
— Благословишь ли ты меня, Великий отец? — спрашивал он у леса, укрытого снегом, и вдыхал морозный и влажный воздух. Рыхлый снег, переметанный звериными следами, светился радужными искрами, черные елки опускали длинные белые лапы, сосны поскрипывали и качались — то ли «да-да», то ли «нет-нет-нет». Решай сам, Бьерн Эклунд, потому что в споре правды с долгом ни один бог тебе не помощник.
Он мотнул косматой башкой, ткнулся носом в снег, потянул воздух — и побежал к дому колдуна. Далеко надо было бежать, как раз к вечеру успеет.
Людвиг Рибер встретил медведя на пороге своего дома — словно знал, когда нужно выйти навстречу. Кивнул, развернулся и пошел в дом.
— Поспишь сегодня здесь, — сказал он, оглядывая мрачного бермана. — Одевайся, я тебя накормлю.
— Я должен выйти сейчас, чтобы добраться до столицы, — Эклунд не двинулся с места. — Давай свое зелье, и я пойду. К утру доберусь до станции и сяду на поезд.
«Не хочу оставаться в жилище проклятого колдуна», — так это звучало. Черный понял, улыбнулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});