— А Высоцкий никогда не пробовал у вас рисовать?
— Да-да… Он частенько что-то «чирикал», правда, потом все это истреблял… Но у меня сохранилось несколько его рукописных стихотворений — не посвященных, почти все поэты посвящают свои стихи — это одно, — а написанных по поводу наших загулов. Или, допустим, «Осторожно, гризли!» — ведь многие не могут это расшифровать… И Володя почти всегда что-то рисовал на этих бумагах — они у меня остались. Он, в общем, ни хрена не понимал в изобразительном искусстве, но чувствовал нутром… Я однажды показал ему моего любимого художника— Павла Сутина. Он говорит: «А что это такое страшное? Эти куски мяса кровавые? Но как здорово!» — «А это наш соотечественник — великий художник Сутин». — «Ты знаешь, Мишка, никогда не видел и не слышал, но как здорово! Я ведь профан в этом деле…»
У меня есть одно письмо, где он пишет: «Мишка, я — неуч. Ты меня образовывай».
— А отношение к вашим работам?
— Я не знаю, насколько глубоко он их понимал, я знаю только, что он их чувствовал.
— Во Франции вы куда-нибудь ездили вместе?
— Нет. Володя часто уезжал из Парижа, но у меня, в общем, жизнь-то адская. Из-за контрактов, из-за всей моей побочной работы, которой я занимаюсь как издатель книг и пластинок… Я улетал то туда, то сюда.
У Володи была мечта: «Я знаю, что может исцелить меня!» — он где-то прочел в рекламном листке, что есть такое путешествие через всю Америку. Оно не очень дорогое: «Мы сядем на лошадей и пересечем всю Южную Америку! У нас будут разбиты задницы, будут болеть позвоночники, мы будем ночевать в пампасах и прериях… Но мы вернемся абсолютно здоровыми и уже никогда не вспомним о «зеленом змии». Но это так и не осуществилось…
— Вы были на концертах Высоцкого во Франции?
— Я был на одном концерте… Этот концерт был как раз в тот день, когда погиб Саша Галич. Володя был после большого запоя, его с трудом привезли… Никогда не забуду — он пел, а я видел, как ему плохо! Я и сам еле держался, буквально приполз на этот концерт— и Володя видел меня. Он пел, и у него на пальцах надорвалась кожа (от пьянки ужасно опухали руки). Кровь брызгала на гитару, а он продолжал играть и петь. И Володя все-таки довел концерт до конца. Причем, блестяще!..
— А были ли во Франции приватные концерты, для ограниченного круга людей?
— Нет, ничего такого не было. Он однажды пел за городом для каких-то коммунистических организаций, но вернулся чем-то расстроенный. А я особенно не вдавался в детали… Володя тогда знал, что мне плоховато, и старался не навешивать мне еще и свои проблемы.
— Вы говорили о смерти?
— В последние два года — постоянно. Он не хотел жить в эти последние два года. Я не знаю, какой он был в России, но во Франции Володя был очень плохой. Я просто уговаривал его не умирать.
А потом… Мне же никто не мог сообщить, что Володя умер. Я узнал об этом совершенно случайно. От одной американки, с которой я был в то время в Афинах… Уже газеты написали, уже Володя был похоронен… Мы сидели в ресторане, и она что-то стала меля спрашивать, сильный ли я человек. — «Вы, русские, — сильные?» Я что-то не понял: «Все мы сильные…» Но что-то меня насторожило… Она еще раз спрашивает: «Но ты — сильный?» Я схватил ее за руку: «Володя?!» Она его знала и сказала— «да». Она прочитала в газете и боялась, прятала эту газету. Это было ночью в Афинах. Потом мы все выяснили, она говорит: «Помнишь ту ночь, когда ты не мог спать, тебе было душно, ты бегал… Это было тогда».
— Сейчас много говорят, что жизнь Высоцкому укорачивало еще и официальное непризнание. Он страдал от этого?
— Я не думаю, чтобы непризнание как-то укорачивало ему жизнь. Он был достаточно упрямым, — в высоком смысле… Ему многое укорачивало жизнь, и сам себе он ее укорачивал. Но — непризнание?.. Не думаю.
Хотя… Меня поразила в одном из «Огоньков» фраза Евтушенко… Ну, безусловно — Высоцкий большой талант и прочее, и прочее… «Но для меня он— Зощенко в поэзии…» Ну, тогда для меня «Евтушенко— это Глазунов в живописи!» Сказать так о человеке, который написал такие страшные, трагические вещи, и иронически-хлесткие, и шутливые. Володя мог обнажать свою душу— разорвал грудную клетку и показал внутренности! — он мог доходить до совершенно феноменального героизма! И вот взять и похлопать по плечу: «Зощенко в поэзии…» Хотя Володя считал его большим мастером, и я очень уважаю Евтушенко — это действительно большой мастер. Но надо быть достойным самого себя.
— Михаил, извините за банальный вопрос, каким другом был Высоцкий?
— Каким другом? Как сам Володя говорил — с ним можно было пойти в разведку. Все! Другого не скажешь. Мало того, что он был верным другом… Вернейший и мужественный человек, он мог в дружбе, даже в приятельских отношениях заботиться о каких-то мелочах. Он приезжал ко мне и начинал объяснять, что кого-то ему надо женить, кого-то срочно выдать замуж. Я даже на него наорал: «Володя, ты занимайся творчеством! Ну чего ты носишься?!» Хотя, в общем, я и сам такой…
— А когда вы решили выпустить свой альбом, вернее даже не альбом, а собрание дисков?
— Это мы решили с Володей еще когда только начинали работать. А альбом я решил делать тогда, когда найду настоящего специалиста-мастера. И я нашел Михаила Либермана, который много лет проработал на «Мелодии», получал медали… Вот тогда можно было действительно на самом высоком уровне все это собрать, смонтировать, сделать. В работе большое участие принимал Аркадий Львов — редактор и составитель трехтомника Высоцкого. Я не хотел делать это, когда начался нездоровый ажиотаж. А вот когда чуть-чуть все улеглось, вот тогда мы спокойно это сделали. Это памятник Володе.
— Вы уже сказали, что считаете Высоцкого гением, а в нормальном человеческом общении это чувствовалось?
— Для меня оценка человека как гения — прежде всего по его произведениям, а не по поведению. Поведение людей, которых мы называем суперталантливыми, гениальными, — оно, в принципе, неподконтрольно… Для меня важна еще — при всей гениальности и бесшабашности — его колоссальная работоспособность. Как сказал один из философов: «Гений, который себя не обуздывает и не работает над собой, подобен разлившемуся потоку. Сначала он заполняет собой все, а кончает мелкими лужами».
И у Володи было все, что необходимо для этого «коктейля гениальности». У него была феноменальная работоспособность, колоссальное умение расслабляться… Вот некоторые думают: а-а, он был алкоголиком… Да ни черта подобного! Все его нагрузки по накалу точно совпадали — он безумствовал, когда он пьянствовал, но когда он работал, то нагрузки, которые он нес, тоже были колоссальными! Создать и отточить такое творчество!.. Это были супернагрузки. Потому что он преодолевал как бы экстерном те пробелы в знаниях, которые у него были…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
