— Белый, верное дело, — пробормотал он себе под нос.
Верное дело! Похоже, до него не доходили слухи о ловушке! И все же, совсем недавно он собирался заставить открывать тайник меня. Теперь он, казалось, забыл о моем присутствии, и, воспользовавшись моментом, я тихонько отступил в темноту.
— Ты куда? — спросил он, обернувшись, когда я уже находился у самой двери. — Не хочешь получить свою долю — и черт с тобой.
Ассиндер полагал, что из дома мне не выбраться, и я подозревал, что свою долю я получу сполна, когда он изобьет меня до полусмерти — если не хуже — и бросит валяться в беспамятстве возле ограбленного тайника, а сам благополучно скроется.
В следующий миг я тихонько выскользнул из гостиной, спустился по лестнице настолько быстро, насколько представлялось возможным в кромешной тьме, прошел через холл и минуту спустя уже отодвигал засовы задней двери. Какое все-таки счастье, что мне пришло в голову отпереть замок! Однако, отворив дверь и выскользнув наружу, я по-прежнему не представлял, как мне выбраться с заднего двора.
Ледяной воздух с едким привкусом сажи и жженого угля обжег мне горло и легкие, и я вспомнил свое первое ужасное впечатление от зимнего лондонского рассвета. Стоял лютый мороз, а у меня не было куртки. В считанные секунды я перелез через низкую полуразрушенную стену между двумя задними дворами в надежде найти выход на улицу с заброшенного соседнего участка. Однако там я обнаружил, что он обнесен стеной высотой футов пятнадцать, усаженной по верху длинными остриями. Вдобавок, проведя по ней ладонями, я убедился, что на гладкой кирпичной кладке нет ни единого выступа, чтобы уцепиться рукой или опереться ногой.
В следующий миг я услышал грохот, подобный удару грома. Потом наступила мертвая тишина. Я посмотрел на дом и увидел, как на верхних этажах зажигаются свечи. Значит, в тайнике действительно стояла ловушка! У меня не было времени размышлять о печальной участи мистера Ассиндера, ибо теперь, когда он поднял на ноги весь дом, мне самому грозила опасность разоблачения. В любой момент кто-нибудь мог выбежать во двор, чтобы разбудить мистера Фамфред а и грумов, спавших над конюшней и каретным сараем.
Ну конечно! Внезапно я понял, что мне надо делать.
Я бросился через двор к каретному сараю и заколотил кулаками в обитую железом дубовую дверь. Бросив взгляд через плечо, я увидел, что в доме загораются яркие огни, и услышал крики и звон колокольчиков. Все свидетельствовало о переполохе со всей очевидностью, какой я только мог желать.
Спустя минуту мучительного ожидания дверь открылась, и мистер Фамфред, в ночной рубашке, со свечой в руке, уставился на меня сонным взглядом, каким, вероятно, смотрел на мисс Квиллиам много лет назад.
— В доме тревога! — крикнул я. — Меня послали разбудить вас!
— Тревога? — переспросил он и поднял глаза на окна над нами.
— Всем приказано сейчас же явиться туда! Я разбужу грумов, — крикнул я, порываясь протиснуться мимо дородного кучера.
К моему облегчению, мистер Фамфред посторонился, и я взбежал по ступенькам на верхний этаж каретного сарая. Я обнаружил, что он разделен перегородкой на две части: в одной хранилось сено, а в другой на полу лежали два матраса. Здесь-то и спали крепким сном два грума.
Я принялся трясти парней, громко крича:
— Скорее! Вас требуют в дом, немедленно! Ограбление!
Они просыпались медленно, ворча и чертыхаясь сонными голосами. Я продолжал вопить без передышки: «Воры! Ограбление! Живее!»
Разыгранное мной смятение и явные признаки переполоха в доме убедили грумов. Они натянули одежду поверх ночных рубашек и, спотыкаясь и оступаясь в темноте, спустились вниз и вышли.
Не теряя ни минуты, я открыл окно, выходившее в проулок за конюшнями, перебрался через подоконник, немного спустился вниз по стене и наконец спрыгнул с высоты нескольких футов. Караульные, привлеченные шумом, наверняка уже бежали к дому, но сейчас в проулке не было ни Души.
Я осторожно двинулся к улице. Наконец-то я свободен. У меня на руках почти пятьдесят фунтов! Я наконец-то завладел завещанием Джеффри Хаффама! Потом я вдруг сообразил, что до моего дня рождения осталось всего несколько часов.
Персонажи, непосредственно не участвующие в событиях романа, обозначены курсивом. Те, кто мог бы владеть имением, если бы вступил в силу утаенный кодицилл Джеффри Хаффама, обозначены жирным шрифтом. Те, кто мог бы владеть имением, если бы было представлено в суд завещание обозначены КРУПНЫМ ЖИРНЫМ шрифтом.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
МАЛИФАНТЫ
Смитфилд, Ньюгейт и Блэкфрайерз (масштаб 1:3800) N ↑КНИГА I
НЕ В ТЕХ РУКАХ
Глава 101
С каким удовольствием представляю я замешательство, охватившее Застарелое Разложение! Вот леди Момпессон и сэр Дейвид в ночных одеяниях спешат к большой гостиной в окружении переполошенных слуг. Когда они входят, лакей Джозеф зажигает газовый светильник, а потом его и других слуг низшего ранга хозяева выгоняют из комнаты с наказом бежать за врачом и караульными. В глубине залы мистер Такаберри склоняется над распростертым на полу телом. В тусклом свете единственного газового фонаря видно, что на прекрасном турецком ковре медленно расползается темное пятно.
— Посмотри, всё ли на месте, — говорит леди Момпессон.
Сэр Дейвид переступает через тело, заглядывает в тайник, а потом торопливо возвращается к матери и шепчет:
— Оно пропало! — И с ужасом добавляет: — Похоже, больше ничего не похищено.
— Что пропало? — спрашивает леди Момпессон, но, прочитав на лице сына смятение, переводит взгляд на тело. — Обыщи его! — властно приказывает она.
Сэр Дейвид опускается на колени рядом с мистером Такаберри, который расстегивает на раненом куртку и говорит:
— О, позвольте мне разобраться с ним, сэр! Не пачкайте ваше дорогое белье. Гнусный предатель! Сначала хафемские ренты, а теперь это. Он недостоин вашей заботы.
— Не загораживайте мне свет, старый болван! — восклицает сэр Дейвид.
Со всем достоинством, какое только возможно сохранять в ночной рубашке и ночном колпаке, дворецкий подымается на ноги и отходит в сторону, предоставляя своему господину обшаривать карманы раненого.
— Оно должно быть здесь! — секунду спустя выкрикивает сэр Дейвид и начинает обыскивать карманы по второму разу. И снова ничего не находит. Тогда он низко склоняется над раненым и спрашивает: — Что вы с ним сделали?
Мистер Такаберри смотрит на хозяина, а потом бросает взгляд на леди Момпессон.
— Прошу прощения, ваша светлость… сэр… но мне кажется, мистер Ассиндер…
— Оно должно быть здесь! — выкрикивает сэр Дейвид. — Он получил пулю в грудь, как только открыл тайник!
— Значит, у него был сообщник, — говорит леди Момпессон.
Сэр Дейвид встает и приказывает дворецкому:
— Созовите всех слуг, немедленно. Всех надлежит тщательно обыскать. Их самих и их вещи.
— Слушаюсь, сэр. Но если украдена какая-то вещь, боюсь, теперь уже слишком поздно. Некоторые слуги покинули дом, отправившись за подмогой.
— Тем не менее выполняйте приказ. Похищен важный документ.
Когда старый слуга торопливо удаляется, леди Момпессон говорит:
— Помни, нам ни в коем случае нельзя раскрывать характер документа, ибо никто не должен знать, что он вообще существовал!
— Если он окажется не в тех руках… — начинает сэр Дейвид и осекается, содрогнувшись всем телом.
— Не окажется. Скорее всего, его взял по ошибке один из слуг, состоявших в сговоре с Ассиндером. Я подозреваю Вамплу, поскольку видела, как они двое шушукались по углам. Он уничтожит документ, когда с ним ознакомится. Откуда Вамплу знать, насколько он важен?
— Но, мама, взяли-то, похоже, только одно завещание. Словно именно его и искали!
— Подобное предположение внушает тревогу, — соглашается леди Момпессон. — И наводит на мысль, что я не ошибалась, подозревая в Ассиндере наемника наших врагов. Хоть бы молодой Хаффам был еще жив! Ибо как только объявят о его смерти, в права наследства вступит Сайлас Клоудир.
— Он стар. Что случится, если он умрет прежде, чем это произойдет?
— Коли мы не сумеем найти завещание, согласно кодициллу в права наследства вступит наследник Малифант.
Через несколько минут все слуги собраны в одной комнате, вроде бы в полном составе (ибо никто не вспоминает о мальчике-прислужнике). Мистера Вамплу, исполненного праведного негодования, поднимают с постели и заставляют присоединиться к слугам. Потом все они и их вещи тщательно обыскиваются мистером Такаберри и констеблями. (Один из лакеев — думаю, Эдвард — страшно пьян и гневно возражает против обыска, покуда констебли не применяют силу.) Хотя, к великому смущению многих, в процессе досмотра обнаруживаются многочисленные мелкие пропажи — бутылки вина, предметы столового серебра и одежды, — документ так и не найден.
