— Адам! — сдавленным голосом позвал он. — Кажется, я нашел Печать Мухаммеда!
— Что вы сказали?
Пелликорн поднялся, подошел к нему, присел рядом и ошеломленно уставился на кольцо, которое в руках Тибо постепенно вновь обретало чудесный зеленый цвет, одновременно глубокий и прозрачный.
— Никогда бы не поверил, что это возможно! — ликовал юноша. — Когда Саладин велел мне его отыскать, я был уверен, что он надо мной насмехается. Причем уверен до такой степени, что и думать об этом забыл! С тех пор столько всего произошло. И вот теперь я держу в руках Печать Пророка, то самое кольцо, которое должен носить халиф Багдада, единый и единственный повелитель всех мусульман!
Адам взял у него кольцо и стал его разглядывать с нескрываемым любопытством.
— Саладин говорил вам о нем? А почему вы мне ничего не сказали?
— К тому времени, когда я вернулся в Иерусалим, вы исчезли, а когда мы с вами встретились вновь, прошло уже очень много времени. Я действительно уже забыл об этой истории... в которую, собственно, и не слишком поверил.
— Что ж, сейчас самое подходящее время для того, чтобы мне ее рассказать. Сейчас нам никто не сможет помешать.
Ненадолго задумавшись, чтобы как можно точнее передать слова султана, Тибо пересказал другу свой последний разговор с ним.
Когда он закончил, Адам помолчал и, продолжая вертеть в руках уникальную драгоценность, спросил:
— Понимаете ли вы, что, если вам захочется перейти в ислам, у вас есть средство стать халифом? Ведь тот, кто обладает Печатью, — несомненный избранник Аллаха. Любой мусульманин должен пасть ниц перед ним.— Вам многое известно! Я не так хорошо образован, и потому могу сказать вам только одно: мы держим в руках ключ к спасению королевства, потому что теперь я поверил словам Саладина. В обмен на это кольцо он даст нам все, что только мы ни попросим! Надо...
Рассуждения Тибо прервал колокольный звон, близкий и отдаленный одновременно.
— Заутреня? Уже? Неужели мы здесь так долго?
— Возможно. Во всяком случае, надо возвращаться... и при этом мы сильно рискуем попасться!
— Посмотрим... Лучше всего идти прямо в церковь. Если нам немного повезет, мы окажемся там раньше других.
— Без белых плащей? Нас накажут...
Укладывая плиту на прежнее место и пряча инструменты в темном углу, Адам размышлял вслух:
— Тогда нам надо зайти домой за плащами. Придем с опозданием... Ой, там что-то случилось! Это не к заутрене звонят!
В самом деле, это не был спокойный, сдержанный гул, призывавший на ночную службу, а становившийся все более неистовым трезвон, сзывавший всех тамплиеров, которые могли по той или иной причине оказаться в городе. Нельзя сказать, что по-настоящему ударили в набат, но было очень похоже на это. И монахи-солдаты собирались вовсе не в часовне, а в зале капитула, где ждал их Жерар де Ридфор. Когда все собрались, магистр встал со своего кресла, держа в руке абакус — жезл главы тамплиеров. На обращенные к нему вопросительные взгляды он ответил желчной улыбкой.
— Братья, — воскликнул он. — Нам предстоит сражаться во славу Божию и ради чести Ордена. Этот пес Саладин, которому помогает его друг Раймунд Триполитанский, вторгся в Галилею, но мы доблестно преградим ему путь! Сражаться в первых рядах и защищать Святой Крест — вот наши привилегии, и я рассчитываю на то, что вы об этом помните. Сейчас мы отслужим мессу и попросим Господа дать нам стойкости и храбрости в бою. Затем вы приготовитесь к походу. Выступаем через два часа. Здесь останутся лишь престарелые или больные братья. Как всегда, войско собирается у источников Сефории. Братья, наш девиз: «Non nobis, Domine, non nobis sed nomini tuo da glorium»76. Вы всегда должны его помнить! А теперь пойдем помолимся!
— Это ему, в первую очередь, следовало бы всегда его помнить! — шепнул Адам, когда тамплиеры парами двинулись в часовню для последней молитвы.
Вскоре облаченные в доспехи тамплиеры строем покинули главный дом Ордена вместе со своими щитоносцами, сержантами, туркополами и всем обозом, оставив монастырь почти пустым. Во главе отряда двигался новый маршал, Жан де Куртрэ, который вместе с десятью рыцарями охранял босан, черно-белое знамя, вокруг которого во время боя должны были собираться все, кто окажется в трудном положении. Маршалу предстояло командовать тамплиерами в походе. Магистр в сопровождении другого десятка рыцарей отправился к храму Гроба Господня, чтобы охранять Истинный Крест, который понесут впереди короля Ги, его баронов и войск.
Час был ранний, и петухи еще перекликались по всей округе, но весь город уже высыпал на террасы и улицы. Иерусалим казался странно притихшим, все понимали, насколько серьезным было положение. Давно и хорошо было известно, что Саладин задался целью захватить Священный город, и что единственная преграда между ними самими и его яростью — эта движущаяся стальная стена, над которой в еще прохладном — недолго ему оставаться прохладным сейчас, в июле, — утреннем воздухе развеваются знамена. Ни единого крика. Ни единого оклика. Ни единого слова. Иногда слышались всхлипывания. Казалось, подавленный Иерусалим и дышит-то с трудом; все молились, поочередно волнами опускаясь на колени, когда мимо проносили большой золотой крест, украшенный драгоценными камнями, внутри которого было заключено орудие казни Христа. Бесценную реликвию нес епископ Акры, хотя при таких драматических обстоятельствах это следовало бы делать патриарху, и король его об этом просил, но Гераклий, как нарочно, сказался больным. Конечно, он сделал над собой усилие и вышел, чтобы благословить войско, но при этом его руки благоговейно поддерживали два причетника. Что правда, то правда — выглядел он плохо, должно быть, печень болела, что и неудивительно, если вспомнить, сколько вина он ежедневно выпивал. Правда и то, что епископ Акрский был его незаконным сыном. Впрочем, обмануть ему никого не удалось, даже Ги, тонкостью ума и проницательностью не отличавшегося. Зато как он был хорош собой, их король!
Он ехал с непокрытой головой, и первые лучи солнца играли в его золотых волосах, роскошные доспехи как влитые сидели на стройном мускулистом теле, великолепные белые зубы сверкали в улыбке, которой он отвечал женщинам, восторженно на него глядевшим и думавшим, что королева Сибилла правильно сделала, выбрав себе в мужья такого красавца. Иногда они бросали ему цветы или посылали воздушные поцелуи.
— Он похож на нашего Бодуэна, каким он был когда-то... — прошептала одна.
— Только взгляд его голубых глаз слишком нежен, да и до отваги Бодуэна ему далеко! И сравнивать нечего!
