Читатель видит, что каждый из перечисленных вариантов заслуживал бы обширного обзора и обсуждения. Однако задача данного раздела состояла лишь в том, чтобы дать самую общую намётку для соответствующей проблематики среднеплейстоценовой зоологии — не фаунистики, а именно зоологии в самом полном современном смысле, т. е. включающей экологию, биоценологию, этологию. Без этого наука о палеолитическом времени принуждена будет оставаться на уровне загадок примерно следующего рода: палеолитический человек «должен был широко использовать всякого рода уловки, основанные на знании привычек зверя, так как его охотничье вооружение было слишком несовершенным для непосредственной борьбы, по крайней мере, с более крупными и сильными представителями животного мира»[403]. Незавидна позиция науки, признающей, что она не знает и не намеревается знать тех «привычек», «повадок» животных, которые знал и использовал наш четвертичный предок, раз речь идёт о фундаменте этой науки, об основаниях для веры в нижнее- и среднепалеолитическую охоту.
V. Рассмотрение одного примера: тешик-ташский палеоантроп и его биотическая среда
Недостаточно констатировать грандиозность задачи. Хочется проиллюстрировать сказанное хоть на одном-единственном частном случае. Для этой цели я выбираю известный среднепалеолитический, мустьерский памятник — грот Тешик-Таш. Я при этом не буду прибегать ни к каким археологическим параллелям, ни к каким сопоставлениям с другими палеолитическими памятниками, хотя на деле он принадлежит к первому из перечисленных выше вариантов. Выбор именно Тешик-Таша определился двумя причинами.
Во-первых, этот памятник образцово описан открывшим его А. П. Окладниковым и другими исследователями. В нашем распоряжении имеется коллективный труд археологов, зоологов и антропологов, всесторонне и с большой полнотой освещающий и неандертальского обитателя грота, и материальные остатки его жизни, и состав окружающей его фауны. Последнее обстоятельство особенно важно. Известно, что исследователи палеолитических памятников слишком часто пренебрегали, а на Западе многие и сейчас пренебрегают, изучением костей животных в целях уяснения образа жизни и биотической среды человека. Они сплошь и рядом ограничиваются выборочным определением ведущих видов животных в целях сугубо стратиграфических. Кости животных из Тешик-Таша, как и из ряда других палеолитических памятников СССР, подвергнуты самому тщательному и анатомическому, и статистическому изучению. Статьи В. И. Громовой[404] и П. В. Сусловой[405] о фауне млекопитающих и орнитофауне из грота Тешик-Таш дают надёжную базу для нашей задачи.
Во-вторых, Тешик-Таш отличается одной замечательной особенностью: природная обстановка здесь, в горах Байсун-Тау, отрогах Гиссарского хребта, была во времена неандертальца почти такой же самой, как и сейчас. В. И. Громова и А. П. Окладников неоспоримо доказали, что фауна, флора, геоморфологические черты местности, — всё это было тождественно или почти тождественно современным[406]. В то время как в других палеолитических памятниках мы принуждены реконструировать те или иные природные условия, которых сейчас нет, и, следовательно, рискуем сильно ошибиться. В данном же случае мы можем опираться на изучение существующей природы, на наблюдения зоологов и географов. Чем объясняется эта счастливая особенность — вопрос ещё окончательно не решённый. Указывается три возможных объяснения: 1) в Средней Азии не было в плейстоцене похолоданий, соответствующих ледниковым эпохам севера, и климат оставался более или менее постоянным на протяжении всего плейстоцена; 2) период похолодания в Средней Азии был, но время обитания неандертальцев в гроте Тешик-Таш предшествует ему (миндель-рисс), так что климат того времени как бы восстановился в современную эпоху; 3) неандерталец жил в гроте Тешик-Таш при климате более холодном (рисс), чем сейчас. Однако в отношении флоры и фауны этого различия не видно потому, что одновременно с потеплением происходил другой процесс — поднятие Гиссарского хребта. Если вследствие потепления границы леса абсолютно повысились (над уровнем моря), то и горы за это время поднялись примерно настолько, что грот Тешик-Таш сохранил своё прежнее положение на границе лесной и альпийской зон, т. е. он находится среди такой же как прежде флоры и фауны. Но нам важен сам результат. Когда в других палеолитических стоянках мы сталкиваемся с костями вымерших животных, мы в известной мере вынуждены оперировать с иксами: мы не знаем точно, каков был образ жизни данного животного, каковы были его «привычки» и «повадки», кто были его враги и т. д. А из фауны Тешик-Таша к вымершим животным относится одна пещерная гиена, да и та, по-видимому, почти тождественна живущим ныне пятнистым гиенам, остальные в неизмененном виде живут либо тут же, в том же месте, либо, как сибирский горный козёл («киик», или «тэк»), встречающийся сейчас в данном районе реже, чем винторогий козёл, маркур[407], или как леопард, живут в окрестных горных хребтах в тех же ландшафтных условиях. Относительно каждого из этих видов имеются обильные наблюдения, обширная зоологическая литература. Следовательно, биотическая среда тешик-ташского неандертальца может быть реконструирована со всей конкретностью.
Правда, нет никаких оснований утверждать, что костные останки из грота Тешик-Таш отразили все без исключения виды животных, обитавших в его окрестностях. Изучение современной фауны даёт некоторые важные дополнения (например, сипы и грифы). Но всё же список видов, которые были определены В. И. Громовой и П. В. Сусловой, производит впечатление большой полноты. Из млекопитающих здесь представлены: сибирский горный козёл (761 кость/38 особей), олень (1/1), лошадь (2/1), медведь (2/2), гиена, предположительно пещерная (1/1), леопард (2/2), многообразные грызуны, как то заяц-толай (2/1), пищуха (11/7), сурок (16/1), слепушенка (19/6), серый хомячок (11/6), полёвка (7/5), туркестанская крыса (1/1), лесная соня (1/1), мелкие мышиные (70). Из птиц представлены: азиатская каменная куропатка «кеклик» (9/2) и другая форма куропатки (2/2), скалистый, или каменный голубь (4/2), сизый голубь (6/2), ещё один вид голубя (2/1), утка (3/1), пустельга (6/2), совка (1/1), ушастая сова (1/1), чёрный стриж (2/1), белобрюхий стриж (1/1), грач (1/1), ворон (1/1), клушица (2/1), ещё одна форма из врановых (1/1), просянка (1/1), овсянка (3/2), трясогузка (1/1), конёк (2/2), чёрный дрозд (8/1) и другие (9).
Это была не просто биотическая среда тешик-ташского неандертальца, но такая среда, с которой он находился в тесном взаимодействии: ведь речь идёт о костях, найденных не где-либо в окрестностях его обитания, а непосредственно на месте его обитания, в сопровождении его каменного инвентаря и следов его огня. Каковы же были отношения тешик-ташца с этой средой? Естественно возникала, прежде всего, мысль, что все эти кости — остатки его охотничьей добычи. Эту мысль принимают как очевидную А. П. Окладников, В. И. Громова и П. В. Суслова.
Однако присмотримся, к каким конкретным представлениям должна будет привести нас эта посылка, что тешик-ташский палеоантроп охотился на все перечисленные 35 или более видов зверей и птиц. Охота на каждый вид должна была иметь свои большие технические особенности. Нельзя смотреть на далёкое прошлое глазами современного человека, который из ружья может стрелять в любую дичь. У мустьерского палеоантропа не было даже лука и стрел, с помощью которых можно охотиться на разнообразную дичь. Никаких других универсальных орудий убоя мы у него тоже не можем предполагать. Но сами обобщающие понятия «охота» и «дичь» тесно связаны с существованием именно универсального орудия убоя, которое благодаря действию на расстоянии в известной мере нивелирует видовые различия дичи. С того момента, как удалось её выследить и приблизиться к ней на нужную дистанцию, всё зависит уже только от меткости выстрела. Видовые различия дичи определяют только стадию выслеживания, подкарауливания, приманивания и т. п., что говорит о колоссальном многообразии приёмов, вследствие этого даже и при наличии универсального орудия убоя требуется значительная специализация среди охотников. Чем короче дистанция, необходимая для убоя, тем более возрастает значение стадии выслеживания, подкарауливания, скрадывания (или приманивания) дичи, тем большая требуется специализация приёмов, связанных с видовыми особенностями дичи. Это можно пояснить примером и из мира животных: наземные хищники-убийцы специализированы в среднем на убое более ограниченного круга видов, чем пернатые хищники, имеющие возможность преследовать добычу или падать на неё с огромной дистанции. Но тешик-ташского палеоантропа нельзя сопоставить с хищником, так как по скорости передвижения он, надо думать, уступал перечисленным видам и был неспособен их преследовать. Дистанция же, с которой он мог их убить, является совершенно минимальной, и вероятнее всего, что речь может идти лишь о контактном, а не дистантном убое. В самом деле, единственным средством дистантного убоя для него могло служить бросание камней или палок. Для попадания в птиц и грызунов, перечисленных выше, или для смертельного попадания в более крупных животных, требовалась бы чрезвычайная меткость броска. Однако Г. А. Бонч-Осмоловский привёл серьезные антропологические аргументы в пользу того, что неандерталец не был в состоянии координировать нужные для сильного и меткого метания движения или, во всяком случае, обладал этой способностью в значительно меньшей степени, чем современный человек[408]. Обычное возражение на аргументы Г. А. Бонч-Осмоловского состоит в том, что даже обезьяны не лишены способности бросания и попадания в цель (опыты Л. И. Каца). Однако обезьяны делают эти бросательные движения не от плеча, без размаха, без приложения силы, и, следовательно, эти наблюдения доказывают наличие у них совсем иного координационного механизма, чем тот, о котором говорил Г. А. Бонч-Осмоловский и который необходим для смертельного броска чем-либо в животное на расстоянии. Для нас сейчас вполне достаточно того, что исключается прямое перенесение на неандертальца кажущегося ныне естественным представления об «охоте» и «дичи», сложившегося в связи с дистантными способами убоя. А чем более исключается дистантность, тем более, как уже сказано, выступает на первый план специализация применительно к видовым особенностям животных. Но тем самым проблема приближается, по существу, больше к технике ловли животных, чем их убоя. Главное в ловле зверей и птиц это приманка, а также те или иные ловящие или пришибающие добычу приспособления. Птицеловы и охотники знают, что почти для каждого вида требуется своя особая приманка. Технические приспособления также требуют полной видовой индивидуализации.
