Он поднялся, держа письмо в одной руке, второй вытирая щеки, отчего на них оставались грязные разводы. Его шатнуло, и Катберт протянул руку, чтобы поддержать своего друга, Роланд с такой силой оттолкнул ее, что Катберт сам упал бы, не схвати его Ален за плечи.
Затем медленно Роланд опустился на колени перед Катбертом, воздев руки, поникнув головой.
– Роланд, нет! – воскликнул Катберт.
– Да, – ответил Роланд. – Я забыл лицо моего отца и прошу у тебя прощения.
– Прощаю, конечно, ради богов, да. – По голосу чувствовалось, что Катберт сам едва сдерживает слезы. – Только… пожалуйста, встань! У меня разрывается сердце, когда я вижу тебя таким!
Мое тоже, думал Роланд. Претерпеть такое унижение! Но я сам навлек это на себя, не так ли? Этот темный двор, трещащая голова, сердце, переполненное стыдом и страхом. Все это мое, за все уплачено.
Они помогли ему встать, и на этот раз Роланд принял их помощь.
– Удар левой у тебя поставлен, Берт, – уже нормальным голосом заметил он.
– Он хорош только в одном случае – когда о нем не подозревают, – ответил Катберт.
– Это письмо… как оно к тебе попало?
Катберт рассказал о встрече с Шими, который никак не мог донести письмо до адресата, словно ждал вмешательства ка… и ка вмешалось, приняв облик Артура Хита.
– От ведьмы, – промурлыкал Роланд. – Да, но как она узнала? Она никогда не покидает Коос, так говорила Сюзан.
– Ничего не могу сказать. Да и важно не это. Главное, чтобы Шими не пострадал из-за того, что отдал мне письмо. А еще лучше позаботиться о том, чтобы эта старая ведьма не предприняла второй попытки связаться в Корделией Дельгадо или с кем-то еще и рассказать о том, что знает.
– Я допустил одну ужасную ошибку, – медленно проговорил Роланд, – но я не считаю любовь к Сюзан другой ошибкой. Тут я ничего не могу изменить. Как и она. Вы в это верите?
– Да, – без запинки ответил Ален.
– Да, Роланд, – пусть и с неохотой, но вымолвил Катберт.
– Я показал себя самонадеянным глупцом. Если бы эта записка попала к ее тетке, Сюзан отправили бы в ссылку.
– А нас – к дьяволу, на концах веревки, – сухо добавил Катберт. – Хотя я знаю, что в сравнении с Сюзан мы для тебя ничто.
– Так как насчет ведьмы? – спросил Ален. – Что нам с ней делать?
Роланд улыбнулся одними губами, посмотрел на северо-запад:
– Риа. Не знаю, какая она ведьма, но хлопот от нее не оберешься, не так ли? Пожалуй, надо с ней разобраться.
И, наклонив голову, двинулся к бункеру. Катберт посмотрел на Алена, увидел, что и у Эла подозрительно блестят глаза. Протянул руку. Ален взглянул на нее, потом кивнул, скорее себе, чем Катберту, и пожал.
– Ты поступил как должно, – вырвалось у Алена. – Поначалу я в этом сомневался, но не теперь.
Катберт шумно выдохнул:
– Как должно, говоришь. Если б я не застал его врасплох…
– …он бы раскрасил тебя в синий и черный цвета.
– Не только, – возразил Катберт. – Я бы стал похож на радугу.
– Даже Колдовскую радугу, – уточнил Ален. – В обычной цветов не хватило бы.
Катберт рассмеялся. Вдвоем они зашагали к бункеру, где Роланд расседлывал лошадь Берта.
Катберт хотел ему помочь, но Ален остановил его.
– Пусть побудет один. Это наилучший вариант.
Они вошли в бункер, а когда Роланд появился там десять минут спустя, он увидел, что Катберт играет его картами. И выигрывает.
– Берт.
Катберт поднял голову.
– Завтра нам с тобой предстоит деловая поездка. На Коос.
– Мы собираемся убить ее?
Роланд глубоко задумался, прикусил губу:
– Следовало бы.
– Да. Следовало бы. Но мы ее не убьем?
– Нет, если только она нас к этому не вынудит. – Потом он раскаивался в этом решении… если это было решение, горько раскаивался, но все же полностью отдавал себе отчет, почему принял его. В дни падения Меджиса он был мальчишкой, чуть старше Джейка Чеймберса, а мальчишкам убийство всегда дается с трудом. – Если только она нас к этому не вынудит.
– Может, будет лучше, если вынудит. – Катберт ответил, как и положено стрелку, но в голосе его слышалась тревога.
– Да. Возможно. Но это маловероятно, она слишком хитра. Встать придется пораньше.
– Хорошо. Карты тебе отдать?
– Когда ты вот-вот разделаешься с ним? Нет уж.
Роланд прошел к своей койке. Сел, уставившись на лежащие на коленях руки. Возможно, он молился. Возможно, о чем-то глубоко задумался. Катберт пристально посмотрел на него, а потом уткнулся в карты.
16
Солнце только поднялось над горизонтом, когда Роланд и Катберт двинулись в путь. Спуск, еще влажный от утренней росы, полыхал оранжевым огнем первых солнечных лучей. Дыхание всадников и лошадей парком вилось в воздухе. Утро это осталось у них в памяти навсегда. Впервые в жизни они выехали с револьверами в кобурах. Впервые предстали перед миром стрелками.
Катберт не произнес ни слова, он знал, что, начав, уже не сможет остановиться, будет нести привычную околесицу… а Роланд всегда отличался молчаливостью. И за всю дорогу лишь раз они обменялись несколькими фразами.
– Я сказал, что допустил очень серьезную ошибку. – Разговор затеял Роланд. – Ту, что открылась мне благодаря этому письму. – Он похлопал по нагрудному карману. – Ты знаешь, в чем заключалась эта ошибка?
– Не в том, что ты полюбил ее… не в том, – ответил Катберт. – Это ка, тут никуда не денешься. – Катберт испытывал огромное облегчение: он мог не только произнести эти слова, он в них верил. Такой он мог принять Сюзан: не возлюбленной лучшего друга, девушкой, которую он сам возжелал при первой же встрече, но посланцем судьбы.
– Полюбить – это не ошибка, неверно думать, что любовь можно как-то изолировать от всего остального. Пребывать в уверенности, что я смогу жить двумя жизнями, одной – с тобой и Элом, нашей работой, а второй – с ней. Я думал, эта любовь поднимет меня над ка точно так же, как крылья поднимают птицу над теми, кто может убить и съесть ее. Ты понимаешь?
– Любовь ослепила тебя, – с необычайной мягкостью ответил Катберт. Куда только подевалась злость, снедавшая его последние два месяца.
– Да, – с грустью признал Роланд. – Она ослепила меня… но теперь я прозрел. Прибавим ходу. Я хочу покончить с этим как можно быстрее.
17
Они поднимались по проселочной дороге, где не так уж давно Сюзан (Сюзан, которая знала гораздо меньше как о происходящем в окружающем мире, так и о его устройстве) распевала «Беззаботную любовь» под светом Целующейся Луны. Там, где дорога уперлась во двор Риа, они остановились.
– Прекрасный вид, – пробормотал Роланд. – Отсюда видна вся пустыня.
– А вот то, что ближе, мне определенно не нравится, – возразил Катберт, сказав чистую правду. Они видели неубранный огород с овощами-мутантами и торчащее над ним двухголовое пугало. Во дворе росло одно дерево, листья которого уже пожелтели и свернулись в трубочки. За деревом стояла хижина, сложенная из неотесанных камней, над крышей торчала закопченная труба с нарисованным на ней ярко-желтым шестигранником. У одной стены под хлипким навесом лежали дрова.
Роланд видел много таких хижин, по крайней мере три они миновали по дороге из Гилеада, но только эта прямо-таки излучала зло. Он никого не видел, но чувствовал, что на них смотрят, за ними наблюдают.
Почувствовал это и Катберт.
– Надо ли нам приближаться к хижине? – Он шумно сглотнул слюну. – Въезжать во двор? Потому что… Роланд, дверь открыта. Ты видишь?
Он видел. Она словно ждала их. Словно приглашала войти, хотела, чтобы они сели с ней за стол и позавтракали в ее компании.
– Оставайся здесь. – Он двинул Быстрого вперед.
– Нет. Я с тобой!
– Нет, прикрой мне спину. Если придется входить в хижину, я тебя позову… но если мне придется войти, старуха, что живет здесь, испустит дух. Как ты и говорил, может, оно и к лучшему.
При каждом шаге Быстрого исходящее от хижины зло все сильнее давило на сердце и рассудок Роланда. Да и запах стоял отвратительный – тухлого мяса и гниющих помидоров. И шел этот запах как от хижины, так и от земли, на которой она стояла. С каждым шагом усиливался вой червоточины, словно воздух вокруг хижины играл роль усилителя.
Сюзан приходила сюда одна, в темноте, думал Роланд. Я не уверен, что решился бы подняться сюда ночью, даже с друзьями.
Он остановился под деревом, всмотрелся в открытую дверь, от которой его отделяли двадцать шагов. Вроде бы разглядел часть кухни: ножки стола, спинку стула, закопченный очаг. Хозяйки он не увидел. Но она была в доме. Роланд чувствовал, как ее взгляд ползает по нему, словно вошь.
Я не могу ее видеть, потому что она прикрывается колдовскими чарами… но она здесь.
А может, он видел ее. Воздух как-то странно мерцал справа от двери, словно подогретый. Роланду говорили, как бороться с этим трюком: повернуть голову и посмотреть уголком глаза, боковым зрением. Что он и сделал.
