кажутся настоящими. Они взволнованы или уставшие. Они не думают о том, как они выглядят. Они просто находятся в моменте перелёта с одного места на другое. В моей жизни было столько аэропортов, что даже не вспомнить сколько. Но кажется я заново влюблюсь в Домодедово и в Москву.
Я откинула голову назад и улыбнулась. Моя любовь к Глебу не измениться от его отношения. Если он передумал, то ничего. Но он должен узнать, какие у меня к нему чувства.
Повернувшись к нему, я увидела его профиль. Он не смотрел на меня, но хотя бы отреагировал хмыканьем на моё признание.
— А я ненавижу аэропорты, — проговорил Глеб, опуская голову. — Потому что они отбирали у меня тебя.
По аэропорту раздалось объявление на посадку до Москвы. Мы молча проходили проверку и регистрацию. В тишине рассаживались по местам в бизнес-классе. Самолёт готовился к взлёту, когда я повернулась к Глебу и решительно проговорила:
— Я люблю тебя, Глеб.
В эту же секунду самолёт набрал скорость и готовился отрываться от земли. Борт слегка задрожал, а Глеб резко развернулся ко мне с распахнутыми глазами. Его руки сжимали подлокотники, а тело было напряженно, когда самолёт снова дернулся. Но шум вокруг не отвлекал. Я хорошо расслышала, как приглушенный голос Глеба спросил.
— Что ты сказала?
— Ты боишься летать?
— Что ты сказала, Ксюша? — Он громче повторил вопрос.
Мы отрывались от земли, когда я положила руку на сжатые мужские пальцы.
— Я полетела в Корею, чтобы расстаться с Кванджоном. Потому что он хотел жениться, а я никогда его не любила. Ты единственный, кому я признавалась в чувствах. Если признаваться, то во всём. Ты единственный мужчина — не друг и не член семьи, которого я любила всем сердцем. Только с тобой любое место превращалось для меня в райский уголок. Я уехала тогда, потому что по юности не ценила эту способность. По глупости я боялась сильных привязанностей, а также боли, которая может быть и в то же время не быть. Но мой побег не изменил моих чувств. Я не прекращала любить тебя и видеть в других одного тебя. Я старалась закрыться от тебя, когда ты снова появился в моей жизни. Но как можно закрыться от того, что являлось частью меня. Проще отрезать от себя кусочек, чем разлюбить тебя.
— Ксюша…
— Ты моя первая и единственная любовь… И сейчас мне страшно, что после инцидента с Анатолием, агентством и со всем остальным, я стану для тебя мерзкой и противной. Вдруг ты меня разлюбишь. Поэтому я хочу спросить, — всхлипнула я. — Ты меня ещё любишь? Я до сих пор твоя любимая не смотря ни на что?
Глеб развернулся ко мне всем телом, хотя ремни безопасности сопротивлялись этому. Он сжал мою руку и притянул к губам, касаясь мягким поцелуем костяшек.
— А иначе никак… Ты ведь никуда больше не собираешься сбегать? — Спросил Глеб, разглядывая меня.
— Куда? Я объездила весь свет, но так и не нашла места лучше, чем рядом с тобой. Мне некуда бежать, кроме как к тебе. Я больше не исчезну без объяснений. Обещаю!
Прямой рейс летел около восьми часов. Всю дорогу мы не проронили ни звука. Только держались за руки и периодически поглядывали друг на друга.
Мы снова вместе — спустя тринадцати лет блужданий.
Через иллюминатор соседа просматривались очертания Москвы. Она встречала меня с распростертыми объятьями, как родной дом, а не как город передержки. Любовь, которую я отвергала, чтобы не привязываться, теперь приятно согревала изнутри. Мне даже начало казаться, что я стала излучать невидимый свет.
Опустив голову на плечо Глеба, я вздохнула, а он сжал мои пальцы в понимающем жесте.
«Уважаемые пассажиры, рейс Аддис-Абеба — Москва прибывает в пункт назначения. Просьба привести спинки кресел в вертикальное положение и пристегнуть ремни безопасности. Мы снижаемся. Спасибо за выборEthiopian Airlines».
Темнокожая стюардесса проговорила на английском объявление через интерфон, а затем выглянула в салон для проверки. После самолёт начал снижение и мягко приземлился. Пассажиры зааплодировали, и я вместе с ними. Глеб усмехнулся и тоже поддержал благодарность пилотам. Встав первым, он достал нашу ручную кладь, затем взял меня за руку и повёл за собой на выход.
— До свидания, — попрощалась стюардесса на амхарском.
Кивнув ей, я крепче прижалась к плечу Глеба. Мы аккуратно спускались по трапу, а потом автобус довёз нас до терминала. Когда мы вошли в него, то я сразу заметила наших встречающих. Девчонки-модели из агентства держали яркий транспарант с моим именем. Марина и Матвей махали мне руками так усиленно-безумно, словно сбежали из психушки и надрались чем-то крепким. Денис, самый степенный из компании, чинно поднял табличку и помахал ею.
От шока я затормозила, прижав ладони ко рту. Глеб тут же мягко подтолкнул меня вперёд.
— Ребята, — чуть плача простонала я, подходя к ним.
— Ксюха! Малахит! — по-разному вскрикивали они, а затем плотным кольцом обступили меня.
— Ксюха, — вклинился в толпу Матвей и, хлопнув, положил руку на моё плечо. — Я требую от тебя честного ответа! Ты добивалась моего инфаркта? Посмотри, — он опустил голову передо мной, демонстрируя волосы. — Мне кажется, где-то там можно найти седину. Если ты ещё раз, — посмотрел на меня друг. — Заставишь меня испытать подобное, то я не знаю, что сделаю.
— Прости, Матвей, — я обняла его и даже вытерла немного соплей со слюной о лацкан его спортивного пиджака. — Я сама думала, что это конец.
— Глупая, Малахит, — погладил по волосам друг, а затем резко оторвал меня и залихватски улыбнулся. — И кстати, у меня получилось. На этой неделе тебе нужно приехать в отдел опеки, пройти пару проверок и Лев твой по закону.
— Спасибо, — проговорила я, ещё раз обнимая друга. — Тогда завтра или даже сегодня туда заеду.
Кто-то осторожно постучал мне по лопатке, и я обернулась. Марина кинулась мне на шею и вперемежку со всхлипами зашептала в волосы.
— Ты меня так напугала, Ксюша. Ну, куда ты без меня? Только прошу, больше не вздумай молчать, когда тебе плохо. Если у тебя проблемы, то я приду и помогу тебе. Не смей так рисковать.
— Хорошо, — со всей искренностью пообещала я. — Больше так не буду себя вести. Прости, Марина. Такой подруги, как ты, мне не найти.
Она снова всхлипнула мне в волосы и сжала в объятиях. Из-за её плеча я наблюдала, как Мила также крепко обнимала Глеба. Ксютка целовала отца и звонко хохотала, когда он провёл большим пальцем по её щечкам. Он сильно любил каждую свою девочку, а они отвечали
