исчезал. Магии у него не оставалось.
— Он почти мёртв! — крикнула Ханна и медленно, но уверенно начала приближаться к Бермуде, усиливая свой поток. Остальные последовали её примеру.
В эпицентре их битве — там, где должен был стоять Бермуда — вспыхнуло огромное пламя. Их резко отбросило в сторону. Острова сотряслись ещё раз. Всё было в чёрном огне. Бермуда исчез. На его месте лежало маленькое обожжённое чёрное сердце. В небе сверкнула молния, раздался гром. Ещё одно землетрясение обрушилось на расколотые острова.
Никто не мог ничего понять, когда поднялся сильный туман. Возможно, самый сильный из всех, который они когда-либо видели. Ещё одна молния, ещё один раскат грома.
— Какого чёрта?.. — воскликнул Эйлерт, подбегая к Рагиро.
— Последнее желание Бермуды, — отозвалась Ханна.
Маленькое чёрное сердце трепыхнулось. Все замерли в ожидании. Радости никто не чувствовал, а вот облегчение накрыло с головой, несмотря на то, что вот-вот что-то должно произойти.
И произошло.
Их снова отбросило. На этот раз намного дальше, до самых кораблей. Острова трещали по швам, рушились, осыпались, превращались в прах. Чёрный огонь сжирал всё. Проклятые острова не могли существовать без своего создателя.
Поднялась огромная волна позади кораблей, и море казалось непривычно тёмным. Тучи сгустились над ними. Дышать никто не мог, говорить — тем более. Даже Ханна Ламан была больше не в состоянии противостоять: атака на Бермуду полностью её опустошила.
Волна не накрыла их, она подняла в воздух корабли и всех, кто был на палубах, и в считанные секунды отнесла их к берегам Великобритании.
Солдатам королевы потребовалось не так много времени, чтобы понять: к берегам их страны прибыли пираты. Они окружили их. Никто не помнил и не понимал, как они сходили на берег, как королевская армия напала на них и как они сопротивлялись. Кто-то успел убежать, кого-то поймали сразу, а кого-то сразу убили. Эйлерт пытался найти Рагиро, но в той поднявшейся суматохе едва ли различал, по кому нужно стрелять, от кого защищаться. Рагиро тоже пытался найти Эйлерта, но успевал только отбиваться от нападающих солдат на исходе сил.
Ханна схватила Грэма, и они вдвоём исчезли в фиолетовом дыму. Риган и Райнер отбивались от солдат. Монро последовал за Ханной и Грэмом. Изэль убежала, как только появилась возможность. Летиция ринулась к Рагиро, чтобы защищать его до последнего. Юшенг и Джия сражались, стоя спина к спине. Солдаты были беспощадны. В некоторой степени беспощадней Бермуды.
Солдаты королевы убивали за один удар.
«Ты вернешься оттуда, но не домой», — в памяти Эйлерта всплыли слова Ханны Ламан. Неужели она говорила именно об этом?..
Удар, удар, блок, удар. Выстрел. Кажется, не один. Чей-то крик.
Удар.
Перед глазами всё поплыло.
Он вернулся оттуда, но не домой.
Ханна Ламан оказалась права.
Ханна Ламан никогда не ошибалась.
ГЛАВА 28
«ИСПОВЕДЬ СВЯЩЕННИКА»
Дальше историю Мартин знал: слухи, которые не доходили только до глухого, порой удивляли, а порой вводили в ужас. Не все из них были правдивыми, но Рагиро в обрисовал картину, чтобы у Мартина не оставалось никаких сомнений и чтобы хотя бы один человек знал всю правду от и до. Отец Мартин пожелал быть глухим.
— Твоя очередь, священник.
Он успел уже забыть о том, что несколько Путей назад пообещал Рагиро рассказать свою историю. Она, конечно же, не была такой длинной и такой болезненной. У него не было трагедии в детстве и трагедии в юношестве. Не было тех, за кого он отдал бы свою жизнь. Не было невероятной магической силы. Была разве что любовь. Запретная, непозволительная и постыдная.
Они сидели на холодном полу, не замечая холода и став намного ближе, чем Шесть Путей назад. Став почти друзьями. Рагиро всё ещё хотел познакомить Мартина с Эйлертом. Мартин всё ещё хотел изменить судьбу Рагиро. Оба знали, что никогда не смогут сделать то, чего хотели. И это могло бы быть почти смешно, если бы не было настолько больно.
Небо за решеткой светлело.
— Что ж, у нас как раз есть время, — сдался отец Мартин. — Что именно вы так хотите услышать? Вряд ли всё от моего рождения и до этой секунды. Вас интересует что-то конкретное, я прав?
— То, что причинило тебе боль, от которой ты так и не смог избавиться, — последовал незамедлительный, уверенный, жестокий ответ.
Отец Мартин вздохнул:
— Равноценный обмен, значит? Ваша история о боли взамен моей? Звучит справедливо.
У боли не было эквивалентов.
Боль есть боль. И какой бы образ она ни имела, какие бы причины у неё ни были, она мучила всех без исключений.
— Его звали Теодор Рэндалл. Символично, что имя Теодор означает «подаренный богом». Словно сам бог подарил мне его, а потом резко забрал навсегда, показав, что… — отец Мартин запнулся. —…что я не заслуживаю счастья? Что я недостоин любви? Не знаю, Рагиро, правда. Это было не так давно, всего каких-то два или три года назад, но мне кажется, что с того момента прошла целая вечность.
Мы встретились на похоронах его отца, и он не был похож на скорбящего сына. Разве что на разозлённого мужчину, который больше всего на свете хотел, чтобы его оставили в покое. Как я потом узнал, с отцом у него никогда не было хороших отношений, и даже на похоронах он не смог притворяться. Теодор был до умопомрачения честным, и иногда это по-настоящему злило. Я имею в виду, несмотря на то, что я священник и должен поощрять подобное, его честность доводила. Как доводит ваша честность, Рагиро.
Рагиро вдруг рассмеялся:
— Чёрт тебя подери, священник, да ты никогда не был хорошим священником! А я-то всю ночь думаю, как же мне аукнется то, что я порчу твою чистоту и непорочность.
Отец Мартин смущенно промолчал. И только он хотел заговорить вновь…
Послышался звук открывающегося замка, и дверь тяжело открылась. На пороге стояли двое солдат. Каменные лица ничего не выражали, они держались холодно и не смотрели ни на Рагиро, ни на Мартина. Их не удивила ни странная, увиденная ими картина, ни выкинутая в дальний угол библия, погрызанная крысами.
Время вышло.
Рагиро не узнал, что случилось в жизни Мартина, но, посмотрев друг другу в глаза, священник решил, что ему вообще-то необязательно было говорить — Рагиро обо всём и так догадался. Во всяком случае Мартин чувствовал возникшее между ними молчаливое понимание. Такое же, как когда-то возникло между ним
