Я смогу выйти на связь с маэстро только ночью.
Возвращаюсь к себе в каюту. Телефонный звонок. Мой ушлый офицер сообщает, что только что записал разговор с сиделкой. Неизвестный женский голос приказал ей быть готовым доставить тело в красную кают-компанию на второй палубе.
Что понимать под словом тело? Спящую сомнамбулу?
Но мне некогда размышлять.
Офицер понял из разговора, что заинтересованные лица соберутся там к десяти часам вечера.
Смотрю на часы — уже половина десятого.
Сломя голову мчусь на вторую палубу и нахожу красный зал кают-компании. Стол уже накрыт, но стюард — повезло — вышел мне навстречу с озабоченным лицом и помчался на кухню. Я оглядываю мрачноватое помещение. Этюд в багровых тонах. Стены обшиты панелями красного дерева. В тон обшивке — настенные бра с фестончиками из тяжелого рубинного стекла. Большой овальный стол накрыт тревожной скатертью, окрашенной в цвета винного пурпура. Только рояль почему-то совершенно белый.
На столе четыре куверта.
Где спрятаться?
Сначала открываю нишу с пожарным шлангом. Если открутить шланг и вытащить хобот наружу, то здесь можно вполне сидеть, поджав ноги к лицу… но насколько хватит моего терпения таиться в столь скрюченной позе? А это что за дверца? Я распахиваю высокую металлическую створку в стене рядом с входом в кают-компанию. За ней оказалась ниша для электрополотера — узкий пенал в человеческий рост. Отлично! Здесь вполне под силу уместиться одному человеку! И главное — можно стоять в полный рост, а вентиляционные прорези позволят не только слышать, но и видеть что происходит в зале. Втискиваюсь рядом с полотером. Я только-только успеваю закрыть дверцу, как сначала возвращается стюард, а затем в кают-компании появляются люди и раздаются голоса.
Я прижимаюсь лицом к просвету в дверце.
Ммда, никогда еще я не видел более мрачного собрания… Первой за стол уселась моя соседка в глухих зеленых очках. Она и тут не расстается со своей пушистой мальтийской болонкой и, уложив собачонку прямо на стол, рядом с собой, то и дело поглаживает рукой обеспокоенное животное. Около нее уселась и молоденькая падчерица в цветастом жилете поверх майки, который скрыл татуировки на плечах. Но бог мой! Я вижу, что на ее щеке появилось точно такое же лиловое пятно, как у мачехи. Но ведь еще час назад — во время ужина — ее юные щечки были чисты. Я закрываю веки и даю передохнуть глазам… С моим зрением происходит черт знает что… Девица весьма бесцеремонно сосет алыми ноздрями кокаиновый снежок с поверхности огромного алого ногтя на большом пальце.
Напротив женщин усаживается тот самый наглый стюард, который указал мне на дверь моей каюты. Выходит, я верно почувствовал что его вызывающий взгляд не похож на взгляд нормального лакея, готового всегда услужить. А это кто, черт возьми! В полуоборот ко мне на стул усаживается тот самый едкий господинчик карликового роста с густой бородой, в купе которого я попал тогда в России, спасаясь от бестии, в ту роковую ночь в международном экспрессе! Он свешивает с сидения короткие ножки и раскладывает перед собой исписанные листочки бумаги.
Выходит я не заметил среди пассажиров и его тоже!
Казалось бы, запас моего досадного изумления исчерпан до дна, но как я был потрясен, напуган, ошарашен до спазм, когда во главе стола — последней — уселась… покойница Ирма! Та самая сука в черном плаще и черном берете, которая, умирая, корчилась в агонии на бетонном полу подземного гаража, и, вскипая розовой пенкой на губах проклинала меня: «Кто ты такой, Герман? Почему я умираю из-за тебя, подонок?»…
Ирма!
На ней все те же черные очки, поднятые на бледный лоб, и вороного цвета берет на смоляных волосах, и черный узкий галстук с белой рубашкой и наконец при ней тот короткий стек, которым она постучала в стекло моего купе, стуком смерти. Она положила стек между фужером и тарелкой.
Она держала себя жестко и уверенно, как полновластная хозяйка: наглый стюард кинулся придвигать ее стул, разговоры разом стихли, она достала сигарету из портсигара и закурила в полной тишине.
Где сомнамбула и ее сиделка?
Что означает это сборище?
Кто они?
Мертвецы?
Тогда кто ты сам, Герман?
Тут меня осенила догадка: Герман! это люди из параллельной команды тех самых убийц, которые ведут охоту за Лизой Розмарин, о которых рассказывал Марс…
— Итак, — сказала Ирма или лицо, которое я принимаю за покойницу, — кажется сегодня мы наконец можем поставить точку в нашей многолетней охоте. Лиза мертва! И я могу с чистой совестью сообщить об этом клиенту.
— Мертва или нет? — продолжает она, — Окончательно, бесповоротно, по-настоящему мертва! Или есть другие мнения?
— Есть, — вступила в разговор моя соседка, унимая собачку, — Я бы очень хотела поздравить своих коллег из группы с успехом, но… но дело слишком исключительное. Мы обманывались столько раз, что чисто внешнее сходство этого трупа с Лизой Розмарин не может служить доказательством ее смерти. Отпечатки пальцев? Но как известно, Розмарин практически не оставляет отпечатков и нам не с чем их идентифицировать.
— Глупости! — перебивает коротышка, подскакивая на стуле, — У нас есть ее детские отпечатки. А дактилоскопический оттиск с возрастом не меняется.
— Там есть отличия, — продолжает дама с собачкой, — в двух местах паппилярный узор иной. Группа крови? Это еще не доказательство. Она могла просто совпасть. Зубы? Их состояние у оригинала нам неизвестны. Медицинская карточка из детского дома сгорела со всеми документами.
— У девочки был шрам на ладони, — вскипает карлик, — у трупа шрам на том же самом месте. На бугре Венеры, под указательным пальцем левой руки.
— Стоп! — Ирма властно хлопает стеком по столу, — Я думаю, нам нужно показать тело.
Над столом нависло напряженное молчание.
— Слабонервные могут выйти, — усмехнулась бестия. — Нет, нет, — заговорили вдруг все разом возбужденными голосами.
Прошло три, пять, семь, десять полноценных напряженных минут. Я боялся, что собственный стук сердца выдаст меня с головой в тайном убежище — и вот! : тссс… — в кают-компанию вкатывают металлическую каталку на четырех колесиках, на котором видны очертания человеческого тела, накрытого простыней. Я был так возбужден, что не заметил тех, кто вкатил тело. Тело перекладывают на стол. Все, покидая свои кресла, окружают стол тесным кругом. Только Ирма осталась на прежнем месте в бесстрастной позе курильщицы травки.
Теперь командует парадом мерзкий карлик, патетически вскинув розовые ручки, он торжественно сдергивает простыню и бросает на пол.
Гepca!
Я оцепенел, все чувства были так обострены, что мне на миг почудилось: ты не один прячешься в этом пенале, кто-то дышал у моего уха…
На багровом ложе я увидел обнаженное тело мертвой девушки с закрытыми глазами. Я сразу легко узнал ее: эти скулы богомола, узкие ушки с приросшими мочками, тонкий нос, — где ноздри были заткнуты ватными тампонами, — посиневшие губы, которые даже сейчас сохраняли чувственную полноту линий, шея, как античная колонна, руки из мрамора, широкие прямые плечи воина… ниже, сокрытое: маленькая грудь с кончиками стрел, впалый живот с узким щелястым пупком, пах львицы, затянутый золотистым курчавым дымком, узкие бедра, мощные балетные шарнирные ноги, увенчанные ступнями, больше похожими на лапы хищной птицы — так резко были загнуты к подушечкам пальцев крупные когтистые ногти…
Мертвое, закоченевшее в холодной камере тело Спящей Красавицы.
Даже лампа под потолком кают-компании вытаращила циклопический глаз из орбиты.
— Это она! — хрипло воскликнула Ирма, откинувшись на спинку стула.
Наглый стюард устремил свой указательный палец к губам покойницы и бесцеремонно оттянул голую губу, за которой матово блеснули ровные зубы.
Я был поражен, каким счастливым возбуждением охвачены все, кто столпился у мертвого тела, они даже не старались скрыть похоть победы. Вслед за циничным жестом стюарда к телу прилетели цепкие ручки падчерицы. Не удержавшись от прилива эмоций, она изо всех сил ущипнула мертвую в грудь: «Мама, она сдохла! Сдохла…» — крикнула она, сверкая кокаиновыми глазами.
Дама в глухих зеленых очках, соблюдая внешнюю сдержанность, скрыла свое ликование, но при этом так стиснула свою собачонку, что она завизжала.
— Но в чем причина ее смерти? — спросила она трезвым голосом, обращаясь к карлику.
— Вот, смотрите сюда, — над телом была видна только его гадкая голова — и коротышка показал победным пальчиком на незаметный лоскут телесного пластыря под грудью.
Насвистывая что-то из Штрауса, карла отрывает пластырь и торжественно демонстрирует кровавое пулевое отверстие, а здесь… он переворачивает труп на бок и, отлепив второй пластырь между лопаток… пуля вышла.
— Вот она! — оставив труп в первоначальном положении, ликующий Мальчик-с-пальчик достает из нагрудг ного кармашка пулю в прозрачном пакетике, поднимая свинец высоко над головой, — Это пуля от «Магнума». Она прошла прямо сквозь сердце. Разорвала оба желудочка, предсердие, аорту… Одним словом она мертва уже четвертые сутки. Мертва!
