Бум-хлюп. Бум-хлюп. Носов очнулся. Понял, где находится. Подставил ладони под воду и плеснул на лицо. Больше никаких кошмаров. Собрать в кулак всю волю и не позволить простой воде свести его с ума. Внезапно уже ставшее привычным «бум-хлюп» сменилось новым звуком. Журчанием. Карлик понял, что вода уже не капает, а льется. Поначалу он обрадовался, но быстро сообразил — ничего хорошего не предвидится.
Струя воды становилась все толще. Грунт уже не успевал впитывать воду, и яма начала заполняться.
По колено.
По пояс…
По грудь!
Когда Григорий понял, что может захлебнуться, начал отчаянно молотить руками. Вода добралась до подбородка. Носов набрал полную грудь воздуха, но вода хлынула в ноздри. Шахта заполнилась доверху. Карлик тонул в мутном зеленом омуте. Призрачный свет шел от головы гидроцефала, которая плавала рядом. Пузыри, вырывающиеся изо рта хохочущего Голована, смешивались с пузырями из легких Носова. Он терял остатки драгоценного воздуха и ничего не мог поделать с собой.
Коротышка начал бить кулаками в стену, надеясь, что грохот привлечет внимание охранников. На помощь никто не пришел. Зато Григорий сделал поразительное открытие. В призрачном зеленом свете он увидел на стене шахты прямоугольный шов. Заклепок по его периметру не было. Понять, что странный шов означает, Носов так и не успел. Потоки воды ворвались в легкие. Голову заполнила гулкая пустота. Тело карлика безвольно опустилось на дно шахты…
На другом конце метро все было наоборот.
Томского мучила испепеляющая внутренности жажда. Толя не помнил, как оказался на Полянке. Он чувствовал, что должен быть в другом месте, но никак не мог припомнить, где именно. В прошлом сне Полянка удивила его своей стерильной чистотой. Теперь станция выглядела такой, какой была на самом деле — нежилой и запущенной.
Что же произошло? Он вроде бы болел, умирал. Но все это происходило не поблизости от Полиса, а гораздо дальше и совсем недавно. Какая же сила перенесла его на Полянку? Ответ напрашивался сам собой: он умер, а мертвые передвигаются очень быстро. Вихрем проносятся по туннелям, проходят сквозь стены, как нож сквозь масло. Все потому, что не имеют телесной оболочки. С другой стороны, мертвецы не страдают от жажды. Не может ведь он принадлежать к особой разновидности призраков, которым для странствий по загробному миру требуется пища и вода! Значит, жив, курилка! Разобраться с тем, как он оказался на Полянке, можно и позже. Сначала — отыскать воду.
В ответ на свои мысли он услышал звук. Его могли издавать только капли падающей на гранитный пол воды. Бум-хлюп. Томский двинулся на шум, дрожа в предвкушении сладостного мига, когда сможет ловить капли воспаленным ртом. Огромная ржавая бочка стояла в центре станционного зала, опираясь на шесть стальных швеллеров высотой по два метра. Из торца бочки торчал кран, ронявший на гранитный пол драгоценную влагу. Не раздумывая, откуда взялась бочка, Толик лег на спину и подставил раскрытый рот под кран. Привкус воды показался странным. Сделав еще пару глотков. Томский сморщился. Вода была такой горькой и теплой, что пить ее даже через силу было невозможно. Толик открыл глаза и тут же вскочил, ошалев от ужаса. Ржавая бочка оказалась коричневым туловищем громадного паука, а швеллеры — его суставчатыми ногами. То, что он принял за кран, на самом деле было хоботом чудища, а пил Толик совсем не воду, а яд, капавший с клыков.
Отбежать удалось всего на десяток метров. Паук не сдвинулся с места, а лишь выстрелил вслед человеку липкую струю слюны. Фью-ю-ить! Слюна затвердела в воздухе, превратившись в серый канат. Томский со всего маху грохнулся на пол. Он пытался освободить запутанные ноги, но паук плюнул еще два раза. Толик окончательно запутался в паутине. Монстр повел себя странно. Вместо того чтобы напасть на беззащитную жертву, он потащил Толика к путям. С ходу перепрыгнул через рельсы, повис на стене и вскарабкался на потолок. От мощного рывка у Томского едва не вывернуло суставы. Чудище оборвало паутину и с поразительной быстротой скрылось в темноте туннеля. В ту же секунду послышался стук колес приближающегося состава. Толик поднял голову.
Со стороны Полиса мчался поезд. Хорошо знакомый состав с профилем Сталина на передней части котла. Из будки приветственно махал машинист — седовласый мужчина в белом халате. В глубине сознания Толик понимал — появление Корбута-старшего означает, что ему снится кошмар. Однако инстинкт самосохранения заставлял тело извиваться в неистовом стремлении уползти с рельсов. Профессор включил прожектор. Томский зажмурился от яркого света, а когда открыл глаза, туннель был пуст. Исчезновение призрачного состава стало не единственным подарком. Толик не обнаружил на себе следов паутины. Исчезла и ржавая бочка, а вместе с ней неуемная жажда. Он просто стоял на рельсах и был почти уверен, что находится по эту сторону реальности.
Хрупкую надежду под корень срубило тарахтение двигателя. На этот раз со стороны Добрынинской. По рельсам неспешно катила мотодрезина. Управлял ею фашистский офицер. Черный его китель с золотыми пуговицами был покрыт пулевыми отверстиями, вокруг которых темнели круги запекшейся крови.
— Ненавижу черных, — нараспев выкрикивал фашист. — Ненавижу всех, кто им помогает! Я и с того света их достану! Ну-ка, поддам газку! Конечная остановка — адская рейхсканцелярия!
Дрезину окутал дымок. Из этого серого марева офицер продолжал вопить о своей ненависти к черным и цвету их крови. Томский точно знал: он уже слышал эти речи, встречал толстяка с тройным подбородком. Вот только где и когда? Толя отступил к стене, пропуская призрака-путешественника, а тот, проезжая мимо, ткнул в Томского указательным пальцем:
— Давай ко мне! В преисподнюю! Там поквитаемся!
Дрезина исчезла, как только выехала за пределы станции. Теперь Толик услышал сухое потрескивание. На платформе мирно горел костер, возле него сидел бородатый человек в берете и френче цвета хаки с накладными карманами. Он перелистывал какую-то книгу и курил трубку.
Команданте Че!
Томский взобрался на платформу, подошел к костру и молча присел на корточки рядом с самым живым из всех мертвецов, с самым добрым из призраков. Несколько минут они провели в тишине, нарушаемой только потрескиванием костра и шуршанием страниц книги. Наконец Че Гевара ткнул пальцем в одну из страниц, обернулся к Томскому и продекламировал:
И тогда надо мною, неясно,Где-то там, в высоте голубой,Чей-то голос порывисто-страстныйГоворит о борьбе мировой.
Толик узнал книгу, которую держал в руках товарищ Че. Это был томик стихов Гумилева. Знаменитая в своем роде книжка, которая побывала у красных и прокатилась до Полиса на метропаровозе.
— Хорошо сказано, — одобрительно покачал головой Че Гевара. — А как у тебя с революционной борьбой? Почему прохлаждаешься? Разве не понимаешь, что все, что видишь, — плод твоего воображения? Ты ведь нужен, очень нужен совсем в другом месте.
— Я не знаю, как отсюда выбраться, — почти простонал Томский. — Ничего. Абсолютно ничего не помню. Знаю лишь, что был болен…
— Неужели память отшибло настолько, что ты забыл даже… Ладно. Тебе не обойтись без проводника.
— Ты выведешь меня?
— Почему бы и нет? Вы, анархисты, говорите «Воля или смерть», а я утверждаю «Родина или смерть». На чьей стороне правда?
— Родина, — покачал головой Томский. — Я родился на поверхности. Моей Родины больше не существует. А метро… Его сложно назвать Родиной. Скорее, это просто дом, команданте.
— Вот тут ты не прав. Настоящие бойцы, истинные романтики революции, должны видеть свою Родину везде, где есть угнетенные. Так я говорил при жизни. Это же продолжаю утверждать и сейчас. Вставай, товарищ. Пойдем. Это у меня впереди целая вечность, а у тебя — считанные часы.
Только поднявшись, Толик заметил, что находится уже не на Полянке. Теперь вокруг, насколько хватало глаз, простирался лес, над головой пылало невозможно голубое небо, а над лесом серебрились вершины высоких гор. Товарищ Че вел Томского среди невиданных деревьев. Нет, это не лес. Скорее джунгли. Боливийские джунгли времен правления президента Рене Ортуньо. Того самого, что подписался под телеграммой «Приступить к уничтожению сеньора Гевары».
Проводник иногда останавливался, чтобы откашляться. Напоенный влагой воздух джунглей был вреден болевшему астмой Че. Толик использовал остановки, чтобы получше рассмотреть растительность. Он насмотрелся на то, что сотворила с флорой Земли радиация. Но в данном случае мутации были ни при чем. Папоротники, бамбук и лианы выглядели так, какими Томский видел их на картинках в книгах. Не было уродства, болезненности, характерных для мутировавших растений. Листья сверкали, как изумруды, а капли росы казались вкраплениями бриллиантов. Вскоре джунгли сменились каменистым склоном. Команданте вывел Томского к поросшим травой серым скалам. С грустной улыбкой обвел величественный и мрачный пейзаж рукой.
