Новорожденного Джехола. И сейчас, так же, как тогда, сердце Уроса стало грызть одиночество своими ледяными, острыми зубами.
«С того самого момента я никогда больше не чувствовал к лошадям никакой жалости. Да и к людям тоже. Никто не может быть мне близок. Лошадь… что ж, человеку она необходима, вот и все. А если она вдруг заболевает или ломает себе ноги, человек берет себе следующую.»
— Джехол или не Джехол, — воскликнул он вслух, — он здесь для моего седла, моей плетки и моих приказов, и на этом все.
Они были на пути, который ввел к степи. Джехол заржал и шумно вдохнул воздух который поднимался от горячей земли, неся запахи сухих трав, полыни и ветра. Он хотел было сорваться с места, но Урос резко удержал его на месте.
— Стоять, пока я тебе не прикажу! — процедил он сквозь зубы, — Я сказал, стоять. Мы никуда не торопимся.
Он вновь подумал о костылях, о банкете в честь победы Солеха и решил: «Да, куда спешить, если для меня вообще нет пути назад?»
Его цель? Русская граница была близко, потом Ташкент, Самарканд.
Раньше, когда еще правил царь, Турсен часто бывал в тех краях. Теперь с обеих сторон границу охраняют солдаты, но что это для него значило? Если бы он действительно захотел… Самарканд или может быть лучше Иран? Там есть эти неизведанные, страшные пустыни… Туда тоже можно было бы отправиться. Или на восток? За Мазари Шарифом, за Катаганом и Бадахшаном, за границей Афганистана есть таинственные горы и долины откуда берет свое начало Пандша.[16] Горы там так высоки, что почти касаются неба, а люди скачут там не на лошадях или ослах, а на белоснежных буйволах. И «гул», снежный человек, тоже живет там…
Урос ехал погруженный в свои мысли, прочь от имения и вот перед ним уже раскинулась степь. Степь без конца и края, степь под небом, которое было выше и шире, чем где-нибудь еще на земле, степь под солнцем, которое здесь светило ярче, чем в любом другом месте мира…
Сегодня она было подарена ему во второй раз, но он уже не был тем уставшим, оборванным всадником, на коне, покрытом коркой грязи. Нет, сегодня он был свободен и силен — всадник без цели, без дороги назад. И его конь был лучшим, красивейшим конем в стране. Горьковатый запах полыни поднимался от земли душистыми волнами. Еще на секунду Урос придержал коня. Но оба они, и всадник, и конь, желали одного: как на крыльях ворваться в эту зеленую бесконечную землю. Урос обхватил шею Джехола… вот, сейчас, сейчас…
«Удержусь ли я в седле, когда Джехол сорвется с места?» — пронеслось было у него в голове, но уже варварский, дикий крик рвался из него, словно сам по себе, тот самый крик, которым всадники от Монголии до берегов Волги отдают команды своим лошадям, мчась по ковру из степных трав.
Он удержался в седле. Удержался, несмотря на тот дикий скачок, что сделал конь, бросаясь вперед. Сейчас Джехол летел над степью со скоростью пущенной стрелы, и казалось, что его копыта совсем не касаются земли.
Урос подумал о скором приходе зимы и о снежных буранах на фоне черного неба. О покрытых белой, холодной крупой травах, и о хрупком потрескивании льда под копытами коней. А весной, когда снег растает под лучами солнца, по степи потекут тысячи маленьких речек и ручьев, пока она не превратиться в цветущий ковер из красных тюльпанов, маков и душистых цветов, и на каждом клочке этой земли расцветет свой маленький, райский сад.
День клонился к закату. Небо уже полыхало в свете заходящего солнца. Одинокие облака проплывали мимо этого огромного, красного диска, и словно фантомы скользили над землей быстрые степные орлы, в поисках своей жертвы, — последней на этот день.
Каким медленным и тяжелым казался Джехол по сравнению с ними — легкокрылыми… Урос начал стегать коня: быстрее! Быстрее! Будь как ветер, как птица, как молния!
Но Джехол, напротив, замедлил свой бег и, повернув голову, непонимающе посмотрел на своего всадника. «За что такая несправедливость? — казалось, спрашивал он, — Ты же знаешь, я делаю для тебя все, что могу. Ведь только что мы были довольны друг другом?»
Урос задрожал от гнева. Как? Его лошадь не подчиняется ему? Показывает характер? И трижды, — прежде чем Джехол успел отвернуться, — он ударил его плетью по ноздрям.
Джехол встал на дыбы, забил ногами, коротко и зло заржал, и снова помчался с безумной скоростью дальше. Пена начала покрывать его бока. Он кусал удила, ржал и фыркал без остановки. Силы его были на исходе.
«Я могу загнать его до смерти, — понял Урос, — Но почему бы и нет? Для нас с ним нет возврата и нет цели перед нами».
Подгоняющие крики Уроса сделались еще более пронзительными. Он хотел, он должен был достичь невозможного, как всегда. Он хотел иметь крылья, парить как тот орел в небесах. Но тут он заметил на земле огромную, черную птицу, которая, не отставая ни на секунду, следовала за его неистовой скачкой — его собственная тень.
«Никогда, чтобы я не сделал, я не смогу обогнать ее, никогда не смогу даже сравняться» — Урос опустил плетку и чуть ослабил колени. В ту же секунду Джехол мгновенно остановился как вкопанный, взвился на дыбы… повод вырвался из рук Уроса и он полетел из седла на землю.
Обычного наездника такое падение бы убило. Но Урос инстинктивно свернулся клубком, поджал ноги и рухнул на траву, не покалечившись.
«Конь перехитрил меня, — стиснул Урос зубы, — Нет, не плетка заставляла его скакать дальше, он делал это сам, нарочно выбирая момент, чтобы потом уж точно меня сбросить!»
Он приложил ухо к земле. Гул копыт удалялся в сторону имения.
Солнце садилось над степью. Глубокая тишина сумерек распространяла кругом свои синие чары: птицы замолчали, и даже ветер больше не осмеливался играть с травами.
Урос внезапно подумал о возвращении Джехола в имение, — и испугался.
Джехол, с пустым седлом, скачущий к конюшням… пораженные, суматошные саисы… Турсен отдает приказ искать его, и его ищут в степи с факелами и лампами, — и наконец, находят. Дурного, бездарного седока, чавандоза, который даже не может удержаться в седле. Да какой чавандоз? Одно слово — калека!
Невозможная, жестокая картина.
Что делать? Как спрятаться, чтобы умереть этой ночью в одиночестве, чтобы остаться героем хотя бы в легендах? Почему он не дал себе упасть с лошади, еще там, в горах? Зачем он с такой глупой настойчивостью цеплялся за гриву Джехола?
Джехол. Урос с ненавистью повторил это имя. Именно из-за этого коня нашла на него порча! Еще с шахского бузкаши. Он перевернулся на спину, посмотрел на небо с первыми ясными звездами и поклялся, скрипя зубами:
— Именем пророка, что бы ни случилось, но я убью эту проклятую скотину!
