Я открылась отцу Левону. Он, видно, долго не решался, а затем вытащил на свет, специально для меня старые записи, которые отец Тигран вел день за днем, много лет подряд. Тогда, вскоре после нашего отъезда в церковь явились люди, подробно выспрашивали, где нас искать, и остались ли наследники. Ясно, отцу Тиграну нечего было им сообщить. Потом, близко к нашему времени и незадолго до своей смерти он встречал этих людей в городе. Один из тех был хромым. Тут отец Тигран не мог ошибиться.
Вот их я и видела! Эти двое. Силы небесные подсказали ответ. Я спросила себя, что я могу? Я боюсь. Пока мы блуждаем в темноте, эти люди рассматривают моего мужа. Я упросила его надевать рубашку, сделанную из тонких металлических колец. Такие изготавливают сирийцы, рубашка досталась Раймунду из рук эмира в благодарность за освобождение Юсефа. Теперь она пригодилась.
Никто, не догадывается о моих намерениях. Несколько раз я ловила на себе взгляд Зиры. Но в ее молчании я могу быть уверена. Стал появляться Артенак. Раньше моя особа его не интересовала, теперь он не обделяет меня вниманием. Стал бывать в отсутствие Раймунда, готов долго беседовать и делится новостями, не предназначенными для чужих ушей. С Артенаком нужно быть осторожной, это я говорю себе, пока другая часть моей недоверчивой натуры возражает. Артенак на нашей стороне. В союзе с ним я могу стать намного сильнее.
Только один человек знает все. Мой брат. Я посвятила его в мою тайную жизнь. Монахом брат так и не стал, бунтарский дух не позволил ему смириться с монастырскими порядками. Он живет в монастыре на правах наемного подсобника, и собирается покинуть его, как только решит переменить участь. Сейчас он должен оставаться там по причинам для меня неясным. Чтобы это ни было, я должна смириться, тем более, он может навещать меня. Это главное. Порядки в монастыре не слишком строги, можно ускользнуть ночью, а днем ворота открыты и тамошних обитателей проще встретить на базаре, чем в церкви. Брат относится к Раймунду, как к своему спасителю, но я предпочитала, чтобы он появлялся, когда тот на службе, и мы могли говорить спокойно. Однажды я спросила, помнит ли он нашего отца? Помнит. Что если я отыскала его убийц? Ведь тогда он был мальчишкой. И время могло стереть память.
— Скажи, кто. — Вот его слова.
Я вспоминаю, и дрожь пробирает меня. Как я смогла? Но тогда я не колебалась. Будто древние фурии вселились в меня. Я рассказала, что знала, про обладателя перстня. Он слушал внимательно, переспросил раз или два. Это был чужой для него мир, а он хотел знать точно…
И вот снова Артенак. Этот ищет свое, и, кажется, его что-то настораживает. Чтобы дать пищу его неумеренному любопытству, я посоветовала уделить внимание храмовникам, собирающимся в подвалах разрушенного храма. Там теперь королевские конюшни, но Болдуин решил потесниться и дать место этим людям. Они набирают вес и влияние в городе. Достаточно послушать Товия, с каким хвастовством он рассказывает об их подвигах. Артенак выслушал мой рассказ с интересом. Я думаю, он знает об этих людях больше моего. — Годы, возраст. — Так он воспринял мои слова. Прежде он бы не остался равнодушным, а сейчас поздно… Я поддакнула в ответ, а сама подумала, не может быть, чтобы Артенак отказался сунуть свой любопытный нос… — Конечно, — сказала я, — понимаю, но, если надумаете, Зира сможет подсказать, как этих людей найти.
Михаил
__ __
Это была его третья тюрьма. И она отняла у него силы. Слишком много сошлось сразу. Освобождение оставило Михаила равнодушным.
— Пойдем, брат. — Раймунд был счастлив. — Найдем тебе жилье. Немедленно, сейчас же.
— Я должен вернуться к себе. Я хочу побыть один.
Артенак поддержал. — Я думаю, он прав. Иди, отдохни, теперь можно не спешить. Но тебе не дадут жить спокойно. Прошу, не делай ничего сгоряча. Не верь никому. Дай нам помочь тебе…
С этим разошлись…
— Где ты был? — Набросился грек — Тебя ищут.
Михаил отмолчался, но отдыхать, как посоветовал Артенак, не получилось. Его уже ждали и вместе с провожатым, он вновь отправился в путь. Шли ночью. Михаил присматривался к дороге, старался найти приметные знаки, но напрасно. Так он оказался в комнате, в скупом свете свечи. Лицо человека было скрыто.
Этот невидимый бросил на стол перед Михаилом туго набитый мешок — Там деньги. Они могут стать твоими. Или… — Михаил молчал — или о тебе узнает иерусалимская стража… Выбирай…
Михаил потянулся к деньгам.
— Не так быстро. Прежде ты должен кое-что сделать. Эй. — Звякнул колокольчик, укрытый сумраком слуга положил перед Михаилом большую доску и кусок мела.
— Гляди и запоминай — Пухлая, украшенная кольцами рука поставила мелом отметку, повела линию. — Здесь ты живешь. Пройдешь здесь, потом сюда. Дальше… Вот тут пост охраны. Они спят или пьянствуют. А теперь…. Рука описала площадь, квадратиками обозначила выходящие на нее дома. Знакомое Михаилу место. — Знаешь где это? Нет? Найдешь, это не трудно. Там нет ничего, кроме мусора и крыс. Теперь гляди. — Рука отметила крестом дом, куда Михаил по ошибке пытался проникнуть на пути к Миллисенте. — Этот дом твой. Не спутай. Именно этот. Он должен сгореть. Ты понял?
— Сгореть? А те, что рядом?
— Тебе какое дело. Чем больше огня, тем лучше. Минуешь охрану, найдешь дверь, тряпка вспыхнет, едва выбьешь искру. Дальше дело не твое, люди бросятся на пожар, ты выберешься. Если по дороге туда остановят, тряпку незаметно выбрось. В темноте не найдут. Но останешься без денег. А сделаешь, как нужно, они твои. Что скажешь?
Михаил кивнул.
— Ясно, ты — не дурак. — Подвел итог голос. — Здесь надолго хватит. Сможешь жить, где захочешь. Мы больше не встретимся. А теперь иди.
Михаил закрылся в своей комнате, улегся на топчан, как еще недавно лежал в тюремной клетке. Мыслей не было. Спал долго, сказалось все сразу: расставание с Миллисентой, тюрьма, освобождение, теперь вот это…
Был день, когда он выбрался в харчевню. Грек поглядывал искоса, ясно, он знал. Если Михаил справится, с ним можно будет сделать, что угодно, всего вернее — убить, чтобы не оставлять следов. Михаил ел медленно, лениво, разглядывая сквозь открытую дверь клочок прозрачного иерусалимского неба. Человек, укутанный, несмотря на жару, в плащ, расположился неподалеку, боком, старательно пряча лицо. Переглянулся с хозяином. Михаил понял, за ним следят.
— Ты куда? — Спросил грек.
— Пройтись, осмотреться. — Михаил неопределенно махнул рукой. Зашел за угол, выглянул, вдогонку спешил соглядатай. Уйти от него не составило труда. Освободившись от слежки, Михаил направился к Артенаку.
— Дьявольская затея. — Хмурился тот. — Венеция не простит гибель послов. Мы можем медлить с переговорами, но тут совсем другое. Через Венецию мы связаны с миром, и эта связь прервется на годы. Греки берут хитростью. Если их план удастся…
Беседовали втроем, вместе с подоспевшим Раймундом. — Ты говоришь, за тобой следят. Это к лучшему. Вечером возьмешь всё для поджога, так, чтобы видели. Раймунд со своими людьми будут ждать на подходе к площади. Поднимут в темноте шум, дадут знать, что тебя схватили. Спугнут шпиона. На следующее утро пройдет слух, что ночью около площади задержали подозрительного человека. Достаточно проехаться по базару, обсуждая новость, и грек узнает, что нам нужно. Они станут выжидать. А тебе придется укрыться, пока мы не решим, как быть дальше.
— Я не пойду в тюрьму.
— Это понятно. К тому же у них там могут быть свои люди. Долго не проживешь. Ты исчезнешь на некоторое время, пока все не прояснится. Вот только где?
Артенак
__ __
Снова я поплелся к Миллисенте. Ее участие в судьбе Михаила было для меня очевидным, нужно было этим воспользоваться.
Начал я с извинений, но Миллисента поторопила. — Рассказывайте, советник. Надеюсь, моя помощь принесла вам пользу.
— Несомненно. Но я хочу дополнить старые известия новыми. Я прошел поговорить о судьбе того, кто спас вам жизнь этой ночью.
— Неужели? Только не говорите загадками.
— Как иначе, если речь идет о тайне. И должно оставаться тайной.
— Очень интересно. Не скрою, я любопытна. Но умею хранить секреты. Мне кажется, у вас была возможность убедиться.
— Я это ценю. Дело в том, сегодня ночью вы могли оказаться жертвой пожара, вернее, намеренного поджога.
— Кому такое могло придти в голову?
— Один человек прибыл в город вместе с посольством из Константинополя и остановился у некоего грека.
— Кажется, я догадываюсь, о ком речь.
