– Извините, мэм, увы. Сейчас холодной нет. Через десять минут.
– Принеси то, что тебе сказала молодая леди! Тебе ясно? Быстро давай! – тут же вмешался Педро.
– Но… – официант посмотрел на него с улыбкой.
– Ты давай не улыбайся! Делай, что тебе говорят.
– Я прошу вас!.. – Я покачала головой. Да не уходить же мне голодной, в самом деле! – Все в порядке, спасибо. Любой воды принесите, пожалуйста.
– Может, чтото еще, мэм?
– Нет, нет, все хорошо, спасибо.
– Никогда! Никогда не благодари всяких «подайпринеси»! Ты поняла меня? Никогда! Это они должны быть тебе благодарны! А нука! Эй! К тебе обращаюсь!
Официант обернулся.
– Нука давай, скажи всем… – Педро даже чуть приподнялся, чтобы действительно слышали уже все на террасе ресторана. – Скажи!
– Что именно? – сдержанно спросил официант.
– А вот так не надо обслуживать клиентов! Я повторяю – скажи это всем!
– Простите, сэр… – Официант кашлянул. – Что именно я должен сказать? Очень вовремя… – пробормотал он, увидев приближающегося к нам полицейского.
Полицейский, сердечно улыбаясь Педро, облокотился обеими руками о его стол и весело поздоровался:
– Привет, привет… Как тут у нас делишки? – спросил он, вроде ни к кому в частности и не обращаясь. – Комунибудь нужна моя помощь?
– Нужна… – пробормотал Педро. – Подожди меня воон там… – Он неопределенно помахал рукой в сторону дороги. – Я сейчас подойду… Чуть попозже… и скажу… – проговорил он чуть тише… – что тут у вас происходит, на вашем… – Он набрал побольше воздуха и вдруг проорал, сделав страшную рожу: – На вашем чертовом острове!
Даже полицейский вздрогнул, а Педро примирительно выставил вперед две руки.
– Всё в полном порядке! Не переживай, старик. Официант! Идика сюда на минутку!
Полицейский, с сомнением качая головой и переглядываясь с официантом, отошел от столика, но из ресторана не ушел, встал у стойки бара, потягивая апельсиновый сок.
– Да, сэр? – подчеркнуто корректно, но не враждебно спросил официант.
– Принеси две бутылки того красного вина, которое я брал вчера… «Ночь…» Какаято ночь, что ли… Помнишь?
– Да, сэр, – почемуто улыбнулся официант.
Педро яростно пощелкал пальцами, привлекая мое внимание, но я и так с любопытством наблюдала, чем же закончится эта живописная сценка.
– Поняла, да? – спросил меня Педро громким шепотом. – Поняла, что я имел в виду, когда говорил, что ты неправильно обращаешься с официантами?
– У нас только один сорт красного вина, сэр, – очень вежливо объяснил официант.
Педро задумчиво взглянул на него:
– Да? Мило… Тогда три. Принеси три бутылки красного вина! Бутылочку для этой прелестной блондинки… никогда не видел таких красивых волос вблизи… Другую для бедного Педро, который никому не нужен, которого никто не любит… такого веселого и щедрого… Педро не жадный, ты поняла?
– Поняла, – кивнула я, отодвигая от себя тарелку, на которой осталось больше половины рыбы, и чувствуя, что поанглийски, то есть ощущая легкий голод, я уже точно изза стола сегодня не выйду.
– Даа… – Педро откинулся на спинку стула и сильно качался на нем, напоминая сейчас большого, одуревшего от вина глупого подростка. – А третью… Третью поставь той милой леди… «Little old lady passing by…»[4] – стал он вдруг напевать, и очень мелодично, старую песенку, которую я точно когдато слышала у мамы с папой на пластинке. – Леди, которой совершенно нет дела до щедрого одинокого Педро и его дома на Багамах…
– В прошлый раз это были Мальдивы… – негромко заметил официант, убиравший со столика мою тарелку.
Педро грустно кивнул и отпил вина.
– Сегодня вино неплохое. Если и пахнет старым кобелем, то вовсе не его…
– Думаю, не стоит, сэр, – осторожно заметил официант.
– Не стоит, – мирно согласился тот. – Определенно не стоит… – Он несколько секунд смотрел прямо перед собой, перестав качаться на стуле, и вдруг стукнул обеими руками по столу и во все горло заорал: – Только вы мне скажите! Ктонибудь! Скажите…
Я вздохнула, расплатилась за рыбу и вино и ушла. Можно было бы поговорить с ним, если бы он не был уже так пьян. Я бы еще сидела и сидела на этой террасе, почемуто напомнившей мне мое детство в Коктебеле, наши летние поездки с родителями. Там было одно кафе, недалеко от дома Волошина. Меня всегда сажали спиной к морю, чтобы я не отвлекалась на чаек и ела. Я смотрела на КараДаг, на одну и ту же дорожку, поднимавшуюся круто вверх и исчезавшую гдето между больших валунов, которыми усыпана вся древняя осыпающаяся гора, внутри которой спит потухший вулкан. Мне казалось, что если пойти по той дорожке, придешь в какуюто прекрасную неведомую страну, где всегда солнце, тепло, откуда не увозят в дождливую Москву, где можно ходить босиком и гладить белых птиц с внимательными блестящими глазами…
Я знала, что за КараДагом – другой поселок, Крымское Приморье. Мы даже туда както ездили с родителями, на автобусе, вокруг горной гряды, и на катере, по морю. Но тропинка вела явно не в поселок… Мы так никогда и не сходили по той тропинке. Маме ктото сказал, что в горах много змей, и она очень боялась, что меня укусят, а я была как Ийка – маленькая и не очень крепкая. Помню, как мама шептала папе на крошечной кухоньке домика, который мы снимали, думая, что я сплю:
– Вот прыгнет гадюка вверх и прямо за лицо ее укусит! А ей одного укуса хватит!
– Ну, как знаешь, Катюша… – вздыхал папа, любивший мою маму так, словно завтра собирался умереть – такими словами мама часто рассказывала про папину любовь к ней, а я еле сдерживала слезы, веря в то, что папа завтра умрет. Ведь я точно знала, видела, чувствовала, что он любит ее больше всего на свете – смотрит только на нее, всегда и везде, слушает ее, чтобы она ни говорила, слушает и слушается…
Не знаю, почему я вспомнила Коктебель, уходя с террасы ресторана «Алефано». Гор здесь никаких не было, чаек тоже, и побережье и море были совсем другими. Но чтото вдруг пронеслось в воздухе – невидимое, непонятное, что заставило меня просто зажмуриться и на миг замереть. Может, это было чужое одиночество? А может быть, мое собственное…
Глава 6
Приехав в гостиницу, я приняла душ в своей роскошной ванной. Я уже обратила внимание, что в такой ванной хочется снова и снова включать воду, смотреть, как льется вода из медных морд, видеть себя в двух зеркалах… После душа очень приятно, стоя на теплом полу, оборачиваться огромным белейшим полотенцем с вышитыми золотыми шелковыми буквами, монограммой отеля. Такие маленькие прелести быта тоже, оказывается, могут радовать. Может, права Ийка в своем стремлении иметь подобные глупости в избытке и постоянно?
