И тут она вспомнила слезы матери.
Нет, это не ее вина. Это моя вина. О, Господи, почему я так поступаю?
Потому что ты никчемное существо. Ты всегда была такой. — Услышала она мрачный голос. — И такой ты осталась.
— Что же мне делать? — Она задыхалась от страха и боли. — Я так напугана и не знаю, как быть.
Фред взял ее за руки и, когда она поднялась с кресла, притянул к себе и долго не выпускал из объятий.
— Просто будь с ними обеими. — Она вся дрожала, голова у нее раскалывалась. — Я тебя люблю, — сказал Фред. — Ты знаешь об этом?
Долго ли продлится его любовь?
Фред отстранился и заглянул Норе в глаза, держа ее голову в своих ладонях.
— Посмотри на меня. — Она подчинилась, почти ничего не видя сквозь слезы. — Теперь я знаю тебя гораздо лучше, чем знал в то время, когда ухаживал за тобой. И сейчас моя любовь к тебе сильнее, чем в первые дни после того, как мы поженились.
— Но я не знаю, как это сделать.
Он ласково улыбнулся.
— Господь знает. — Он поцеловал ее, словно скрепив поцелуем свои слова. — Я принесу тебе пальто.
Корбан с радостью остался с Энни, сообщившей ему, что она позвонила матери и дяде и они оба обещали приехать. Девушка искала поддержки, особенно теперь, когда врач сказал, что Лиота едва ли вернётся домой. Будет лучше, если ее отправят в специальную больницу, где за ней будет вестись круглосуточное наблюдение в течение последних месяцев ее жизни. Похоже, организм старушки дал полный сбой. Корбан вспомнил, как всего несколько месяцев тому назад Лиота шутила с ним.
«Я совсем как старая машина, ходовая часть которой стерлась и проржавела. Я выработала все масло и даже не могу, не раскачавшись, подняться с кресла».
К глазам Корбана подступили слезы. Он сдержался, сглотнул и постарался придать своему лицу мужественное выражение, чтобы поддержать Энни.
Когда же Лиота перестала быть для него старой сварливой каргой и превратилась в пожилую леди, которую он любил? Он склонил голову и закрыл глаза.
О, Иисус, о, Господи, если Ты действительно существуешь и если заботишься о нас, пожалуйста, не дай Лиоте умереть. Сделай так, чтобы она снова чувствовала себя хорошо, чтобы мы с Энни смогли забрать ее отсюда и отвезти домой. Ведь она хочет встретить свой последний час дома. Позволь мне сделать это для нее.
— Есть какие-нибудь новости?
Услышав голос Норы Гейнз, Корбан поднял голову.
— Нет. Ничего. — Энни взяла его за руку. — Нас предупредили, что надо подождать какое-то время.
Корбан пожал руку Энни и с вызовом посмотрел на Нору. Она тоже взглянула на него, но в ее взгляде он не заметил той враждебности, которая пылала в ее глазах тогда, в рождественский день. Она выглядела опечаленной. И постаревшей. У него возникло ощущение, что за те несколько дней, что они не виделись, она состарилась. Странно. И тут, к своему удивлению, Корбан вдруг увидел в Эйлиноре что-то напоминающее ему Лиоту. Может быть, глаза. Раньше он не обращал на это внимания.
— Мы выехали, как только узнали, — сказал Фред, подавая ему руку. — Спасибо за помощь, Корбан.
Корбан встал и пожал Фреду руку. Он не мог поступить иначе, чтобы не показаться грубым и лишний раз не обидеть Энни. Но если у этого типчика возникнет желание отослать его прочь, пусть лучше сначала подумает. Он снова взял Энни за руку и сел рядом с ней.
— Я побуду здесь, пока мы не узнаем результаты анализов.
Фред кивнул:
— Конечно.
Нора опустилась на стул напротив Энни. Дочь посмотрела на нее и отвернулась.
Я чуть было не пожалел ведьму, — подумал Корбан. — Хотя с чего бы? Она сама во всем виновата. Даже если Энни откажется разговаривать со своей матерью, кто станет ее винить? Нора Гейнз не заслужили права разговаривать с Энни. Сьюзен рассказала, как Энни прожила большую часть жизни: словно марионетка, которую постоянно дергала за веревочки ее строгая мать.
И тут другая мысль пронеслась в его голове: А разве ты не тот самый парень, которому так хотелось переселить всех стариков, оказавшихся за чертой бедности, в казенные дома, где никому не будет до них дела? Не ты ли хотел убрать их с городских улиц? В конце концов, общество ориентировано на молодых. Так ведь? Старики бывают такими занудами.
Он судорожно сглотнул, постаравшись избавиться от нахлынувшего на него стыда.
Признайся же, Корбан, ты терпеть не мог Лиоту Рейнхардт, когда только познакомился с ней. Тебе были отвратительны ее морщины, поношенное кримпленовое платье, ее заброшенный дом, расположенный по соседству с гетто. Ты явился к ней с готовыми ответами и хотел, чтобы она их подтвердила. И тогда бы ты получил высокую оценку за свою курсовую работу.
И все это правда. Абсолютно все.
А что именно тебе не нравится в Норе? Почему бы не задуматься о причине своей неприязни?
Так он и сделал. И он понял, что именно вызывало в нем враждебность. И эта причина была очень далека от альтруизма и от его сочувствия Энни. Она была гораздо более личной. Нора Гейнз нашла его уязвимое место. Она точно определила его сущность.
«Зачем вы пришли сюда?»
Безапелляционность этого вопроса смутила Корбана. Зачем он пришел? Чтобы использовать Лиоту Рейнхардт, чтобы получить нужную ему информацию, а потом уйти и забыть про нее.
И было еще что-то.
Нора Гейнз напоминала ему о Рут Колдуэлл. Когда Рут уходила, она сказала ему такое, что заставило его увидеть себя в истинном свете. И ему не понравилось то, что он увидел. Она, конечно, поступила неправильно, но ведь и он был не прав, когда начинал жить с ней. Думал ли он когда-нибудь о последствиях? И с Лиотой было так же: свои добрые поступки он совершал из корыстных побуждений. Ее отчаянная нужда стала для него поводом вмешаться в ее жизнь. Не удивительно, что вначале он ей не понравился. Корбан поморщился.
У меня гораздо больше сходства с Норой Гейнз, чем у Энни. Я эгоистичен и занят только собой.
— Я не должна была привозить ее сюда, — сдавленным голосом проговорила Энни.
Нора тут же мягко успокоила дочь:
— Ты все сделала правильно.
— Нет, не правильно! — Энни вырвала у Корбана свою руку и принялась ходить по комнате. — Я должна была послушаться бабушку. Она хотела остаться дома. Я не должна была привозить ее сюда.
— Ты все сделала правильно, — повторила Нора.
Фред кивнул:
— Ей был нужен врач, Энни.
— Мне кажется, она догадывалась, что умирает, поэтому и скрывала от меня свою боль.
— У нее были боли? — тихо спросила Нора.
Энни, в душе которой боролись противоречивые чувства, повернулась к ней:
— Она жила с болью много лет, мама. С болью, которую тебе не дано понять. — Энни опять отвернулась.
Ожидая, что Нора Гейнз скажет сейчас что-нибудь грубое и жестокое, Корбан весь напрягся и приготовился к отражению атаки. Но она побледнела и не произнесла ни слова. Вид у нее был явно нездоровый. Возможно, она сдержалась талько потому, что в комнату для посетителей входил ее брат Джордж. За мужем следовала Дженни, усталая и настороженная.
— Мы прослушали запись на автоответчике. — Джордж посмотрел на Фреда, потом на Нору, Энни и, заметив кислую улыбку на лице Корбана, добавил: — Мы могли бы приехать раньше, но искали няньку для ребенка. Что сказал врач?
— Что сейчас бабушку обследуют и через несколько часов будут результаты анализов. — Энни посмотрела на свои часы. — Думаю, уже скоро.
— Мне очень жаль, милая. — Дженни подошла к Энни. — Чем мы можем помочь?
— Тут ничем не поможешь, остается только ждать и молиться, тетя Дженни, — со слезами в голосе проговорила Энни и обняла ее.
— Вовсе нет. — Джордж поиграл желваками. — На этот раз мы предоставим матери надлежащее лечение.
Корбан привстал со своего места.
— Минуточку…
— Вы не член этой семьи, — процедил сквозь зубы Джордж. — Не вмешивайтесь в наши дела.
— Он мой друг!
С этими словами Энни отошла от Дженни.
— А речь идет о моей матери.
— Джордж, — взмолилась Дженни, — сейчас не время…
— Ничем не хуже любого другого времени, — хмуро ответил он и покраснел. — Нора, я думал, ты разобралась со своей дочерью. Скажи ей, о чем мы говорили.
Нора хотела встать с кресла, но вместо этого закрыла лицо руками.
— Мы все очень огорчены, Джордж, — спокойно заметил Фред.
— Огорчены! Вы огорчены, я тоже огорчен. Я возвращаюсь от родственников жены после рождественских праздников и обнаруживаю на автоответчике сообщение о том, что моя мать снова в больнице. Только что я поговорил с врачом, и он сказал мне, что, по-видимому, боли у нее были не одну неделю! И если бы она оставалась там, где мы хотели оставить ее, она, по крайней мере, получала бы квалифицированную медицинскую помощь!