class="p1">Бьярки быстро шёл ей навстречу, бороздя белую искрящуюся целину. Он смотрел только на Гнеду.
Шаг, другой.
Ближе.
Совсем рядом.
Миг промедления, и вдруг их тела соприкоснулись с яростной силой, выбившей из Гнеды дух. Бьярки до хруста прижал девушку к себе, зарываясь лицом в её надплечье, и тело тут же отозвалось тягучей, обжигающей истомой.
От него пахло морозом и тоской, и их объятие было единственной слабостью, которую Гнеда могла себе позволить. Её как плащом мгновенно окутало теплом и запахом юноши, голова сладко закружилась, и Гнеда начала терять над собой власть. Девушка заставила себя разжать руки, и теперь они держались вместе лишь благодаря Бьярки.
— Зачем ты пришёл? — выговорила Гнеда, разрешая пальцам в последний раз скользнуть по его телу, прежде чем безвольно повиснуть вдоль туловища.
— Разве ты не знаешь? — прошептал Бьярки в её волосы, и голос, в котором не было ни капли притворства, полностью свободный от обычной игры, ранил Гнеду сильнее его самых грубых слов. Он отбросил последние личины и был перед ней как есть, обнажённый до костей.
Она отстранилась от юноши, опуская голову, не в силах встретить его взгляд, но он взял её за предплечья. Нежно, требовательно, заставляя посмотреть на себя.
— Уходи, Бьярки. Уходи, или тебя убьют.
— Я не уйду без тебя, — твёрдо сказал боярин.
— Их много. Они держат тебя на прицеле. Как ты мог поехать в одиночку?
— Это была разведка. Я уже и не чаял найти тебя, — проговорил он, и в этих коротких словах она услышала всю безнадёжность, стоявшую за его упрямыми поисками.
Погоня измотала Бьярки. Его не менянная несколько дней одежда была грязной и мятой, лицо осунулось и заросло щетиной. Беспокойные глаза, в которых отражались мечущиеся перья снега, стали льдисто-прозрачными, почти серыми. Он выглядел диким и совсем юным.
Почему именно сейчас, видя его, должно быть, в последний раз в жизни, Гнеда, наконец, поняла? Почему только теряя, она осознала, насколько он ей дорог? Только теперь призналась самой себе, что с самого начала, с того далёкого Солнцеворота, это был он, только он. Всегда он.
Девушка задрала подбородок, встряхивая головой. Пора было переходить к делу.
— И куда же ты собрался везти меня? — надменно спросила она. — В Стародуб, на расправу своему князю?
Бьярки несколько раз моргнул, слегка приподняв брови, ещё не понимая причины её холодности, ещё не подозревая предательства, и в этом по-детски трогательном замешательстве было столько уязвимости, что у Гнеды защемило грудь.
— Мы поедем, куда ты скажешь. — Он взял её руки в свои ладони. Немного шершавые и очень горячие. — Я увезу тебя далеко, туда, где нас никто не знает, где никто не найдёт. Где мы сможем начать новую жизнь. Вместе.
Гнеда хрипло рассмеялась.
— И ты думаешь, за этим я ехала в Стародуб, в вотчину моего отца? Чтобы закончить в далёкой глухомани, безвестной и нищей?
Юноша нахмурился.
Он всё ещё не понимал.
— Нет, Бьярки. Я поеду с ними, — девушка кивнула в сторону лачуги. — На родину своей матери.
— Но ведь они тебя похитили? Ты не могла уехать с ними без принуждения, не дождавшись меня, — уверенно проговорил Бьярки, крепче сжимая её пальцы.
Взор юноши упал на грудь девушки, где вместо запоны в виде медвежьей головы красовался родовой знак Брана, и Гнеда заметила, как легонько дрогнули его брови. Она отняла свои руки.
— Да. Они искали меня уже давно. Но это похищение спасло мне жизнь, и ныне я еду с Браном добровольно. Теперь он — мой жених.
Взгляд Бьярки застыл. Он смотрел так, будто ожидал, что Гнеда сейчас возьмёт свои слова обратно, что скажет, будто он ослышался, но девушка продолжала:
— Мой дед — князь, могущественный, властный и богатый человек, и моё место подле него. Бран тоже принадлежит к княжескому роду, мы объединимся, и, когда придёт время, он возведёт меня на престол. Конечно, я хотела Стойгнева, но не всем желаниям суждено сбыться. Тебе ли не знать.
Какая-то часть Гнеды извращённо упивалась тем, как менялось выражение лица Бьярки, пока она медленно и с оттягом вытаптывала самое лучшее в нём. Кидала грязь горсть за горстью в чистый, заповедный родник.
— Бран вытащил меня из темницы. Он снял с меня цепи, — Гнеда резко отодвинула рукав, поднимая до сих пор обезображенное запястье к глазам Бьярки, и он дёрнулся, невольно отступая на полшага. — Где ты был, когда я висела там, раздетая, униженная, оболганная? — крикнула она. — Ты обещал вернуться за мной и не пришёл!
— Прости, — непослушным голосом проговорил Бьярки, но Гнеду было уже не остановить.
— Простить? Думаешь, я смогу тебя простить? Думаешь, я в самом деле забыла всё то зло, что ты причинил мне? Забыла, как ты измывался надо мной? Как глумился над моей простотой и бедностью? — Слова выскакивали безо всякого усилия, и Гнеда с болезненным удовлетворением видела, что каждое из них влетает в Бьярки словно нож. — Как ты каждый раз показывал мне на моё место? Как лапал меня, будто свою рабыню? Боярский сынок, напавший на беззащитную девчонку, за которую некому было заступиться! Трус! О, я помню каждый твой смешок, каждую унизительную кличку, которой ты наградил меня!
По лицу Бьярки прошла судорога, словно она хлестнула его плетью.
— Я никогда не прощала тебя, боярин, — Гнеда ненавидяще скривила губы, но он вдруг схватил её за плечи, сжимая вырывающиеся руки так, чтобы она не смогла двинуться.
— Нет! Ты ждала в холодной, ждала меня! Я знаю, — горячо шептал он, беспорядочно мечась глазами по её лицу, безуспешно пытаясь найти хоть какой-нибудь след той Гнеды, из клети. — Это не было притворством! Не могло быть. Я знаю…
— Ждала? Тебя? — засмеялась Гнеда, перестав сопротивляться и спокойно встречая его взор. — Я просто хотела выбраться, и неважно, какой ценой. Да я бы Жуку на шею повесилась, приди за мной он. Твоя любовь мне постыла, боярин, разве ты сам не видишь? Она душит меня, словно повилика! — Девушка легко сбросила с себя больше не державшие её руки Бьярки и отступила в сторону. — И теперь ты преследуешь меня и смеешь предлагать даже не боярский терем, а изгнание, нищету и забвение? Мне, княжеской дочери!
Бьярки сделал шаг назад и оступился, беспомощно пытаясь ухватиться за пустоту, с
