Пленка уже почти что дошла до конца. Зазвучало последнее предложение исповеди доктора Найта:
Наш Иуда? Ганс Богардус, библиотекарь проекта. Именно его следовало бы прижать — если мы не хотим увидать, как нашего Христа распинают вновь, и уже навечно.
После этого был только шум чистой ленты. Ренделл протянул руку, остановил магнитофон и спрятал его в портфель.
Глаза Богардуса встретились с ледяным взглядом Ренделла.
— Сможете ли вы опровергнуть это перед лицом доктора Найта, совета издателей и инспектора Хелдеринга?
Ганс Богардус не ответил.
— Ну ладно, Ганс, вас раскрыли. К счастью для нас, все то, что вы передали вашему приятелю Седрику Пламмеру для домине де Фроома, большой ценности не имело. Больше вы уже ничего передать не сможете, тем более — расширенной копии нашей новой Библии. Сейчас я собираюсь позвонить Хелдерингу, чтобы тот вызвал двух охранников, а те уже будут держать вас под строжайшим надзором — до тех пор, пока я не свяжусь с Дейчхардтом или Уилером в Майнце, все сообщу им, а потом вас просто выгонят.
Ренделл ожидал вспышки бешенства, проклятий, бешеной попытки защитить себя.
Только ничего этого не было.
Злая, какая-то гнусная ухмылка прошла трещиной по плоскому лицу молодого голландца.
— Дурак вы, мистер Ренделл. Все эти ваши боссы — они не выгонят меня.
Это было уже нечто новое, неожиданное, совершенно наглое.
— Почему же нет? Полагаю, мы только что…
— Я знаю, что не выгонят, — отрезал Богардус. Они не осмелятся выгонять меня, когда услышат о том, что мне известно. Я останусь работать до тех пор, пока сам не решу уйти. А я не уйду до тех пор, пока не прихвачу с собой новой Библии.
Молодой голландец просто безумен, решил Ренделл. Не было никакого смысла разговаривать с ним сейчас. Ренделл отодвинул свой стул.
— Хорошо, посмотрим, выгонят вас или нет. Сейчас же я собираюсь позвонить в Майнц Уилеру и Дейчхардту…
Все еще ухмыляясь, Богардус отошел от своего стола.
— Бога ради, звоните, — сказал он. — Только не забудьте об одной вещи, когда станете набирать номер. Скажите им, что Ганс Богардус с помощью собственного гения открыл в их Библии то, что все их ученые, исследователи текстов и теологи слепо пропустили. Скажите им то, что Ганс Богардус открыл в их Библии фатальный прокол, тот самый прокол, который может всех их уничтожить, представив их творение как подделку, что уж полностью уничтожит все их ожидания, если он, Богардус, решит открыть миру существование этого прокола. А я обязательно открою его, если меня заставят уйти силой.
Нет, парень окончательно рехнулся, решил Ренделл. Но молодой голландец говорил расчетливо — его мозги были словно компьютер, он мог обнаружить все, что угодно, как сказала о нем однажды Наоми — поэтому Ренделл не стал отрывать рук от своего стула.
— Фатальная ошибка в новой Библии? — переспросил он. — Как вы могли обнаружить ее в книге, которую никогда не видели, не говоря уже о том, что не читали?
— Я прочитал достаточно, — ответил на это Богардус. — Уже год я все время настороже. Я высматривал, слушал, кусочек тут, кусочек там. Я библиотекарь по ссылкам. Ко мне поступают запросы найти слово, фразу, параграф, цитату. Сами сведения тщательно охраняются, но я видел множество отдельных частей головоломки. Очень многое от меня скрывают, как скрывают от других — это правда. Я не знаю точного названия новой Библии. Я не знаю точного содержания открытия. Мне не известны девяносто процентов нового текста. Но я знаю, что он касается доселе неизвестных материалов об Иисусе Христе, подробностей его расширенного служения. Я знаю, со всей определенностью, что Иисус посетил множество мест за пределами древней Палестины, и одним из таких мест был Рим.
Ренделл был потрясен и теперь испытывал гораздо большее уважение к библиотекарю.
— Хорошо, Ганс. Предположим ненадолго, что ваша претензия действительно верная. Неужто вы хотите, чтобы я поверил, будто эта мелочь дала вам достаточно информации для того, что вы назвали проколом…
— Фатальным проколом.
— Ну ладно, фатальным проколом, который просмотрели лучшие в мире эксперты, люди, обладающие полным текстом, которые переводили его и изучали много лет?
— Да, — ответил Богардус, — потому что у них зашоренный взгляд, они видят лишь то, что желают видеть, они глядят сквозь узкую дырочку веры. Могу сказать, такое уже в Амстердаме случалось и раньше. Между 1937 и 1943 годами шесть новых и никому не известных Вермееров, написанных в семнадцатом веке, было обнаружено неким человеком по имени Ганс ван Меегерен; все они были проданы крупнейшим музеям мира и коллекционерам за восемь миллионов гульденов — более трех миллионов долларов, американских долларов. Критики и эксперты объявили этих Вермееров подлинными. Критики и эксперты не заметили того, что руки Христа на одной из картин были написаны с рук самого Меегерена, стулья на другой картине были срисованы со стульев, стоящих в современной мастерской Меегерена; масло для грунтовки холстов содержало синтетическую смолу, которая не могла существовать до 1900 года, в то время, как сам Вермеер умер в 1675 году. Все эти Вермееры были поддельными, что было впоследствии доказано. Только никто, даже обладающий глазами истинного знатока, подделку на всех холстах обнаружить не смог. А достаточно было четверти квадратного дюйма картины с ее синтетической смолой. Вот и я, точно таким же образом, увидал достаточно. Я увидал ту самую четверть дюйма всего холста вашей Библии, но я увидал достаточно, чтобы объявить ее подделкой.
Услышав, что его собеседник зашел столь далеко, Ренделл и сам решил сделать следующий ход.
— Ну ладно, этот, так называемый, прокол — вы, конечно же, сообщили о нем Пламмеру и де Фроому?
Богардус замялся.
— Нет, не сообщил. Пока что нет.
— Почему же?
— Ну, это… это личная проблема.
Ренделл уперся пальцами рук о стол и поднялся на ноги.
— Ну ладно, вот теперь-то я уверен, что вы лжете. Если бы вы и вправду нашли что-то не то с Библией, вы бы сразу же сообщили об этом Пламмеру. Ведь он же платит вам за это, не правда ли?
Богардус вскочил на ноги. Лицо его представляло собой массу ярко-розовой ярости.
— Седрик ничего мне не платит. Я делаю все это для него только лишь ради любви.
Ренделл застыл на месте. Так вот в чем была связь, дошло до него. Богардус с Пламмером были любовниками. Он, не желая того, коснулся напряженного гомосексуального нерва.
Богардус отвернул голову.
— Все, что мне известно, я держу для себя, и я ничего не сообщал Седрику. Я знаю, что это значит для него. Это может быть даже важнее всей Библии. Если он напишет об этом проколе, сделает его достоянием общественности, то сделается знаменитым и богатым. Только я сохраняю это — как там говорят в американских фильмах? — как туза в рукаве. Потому что потом, позднее, Седрик уже не будет таким милым со мной, и — я же знаю, хотя сам он и не знает, что я знаю, он уже изменял мне. С кем-то более молодым, более привлекательным. Седрик говорил, что когда все это закончится, он возьмет меня в путешествие по Северной Африке. Он обещал, что сделает это, когда я достану ему новую Библию. Да, пока что новой Библии достаточно, чтобы удерживать его со мной. Но если что-нибудь пойдет не так, я держу в рукаве своего туза, мое личное открытие, которое взорвет все.
Ренделл отметил достойное сожаления отчаяние в трясущемся голосе молодого голландца, отчаяние, выдающее страх одного человека потерять другого. После этого Ренделл переключился на мысль, сколько же правды может быть в заявлении библиотекаря о том, будто он знает нечто такое, что способно дискредитировать весь Международный Новый Завет. Богардус мог выдумать какую-нибудь ложь, лишь бы напугать издателей, заставить их открыть для него весь текст нового открытия. Выхода не было — следовало бросить еще один вызов изменнику.
— Ганс, — обратился Ренделл к молодому человеку.
Богардус, взволнованный возможной изменой своего любовника, казалось, совершенно забыл, что рядом с ним находится кто-то чужой.
— Ганс, вы мне так и не сообщили толковой причины того, чтобы не сообщать о вас издателям, которые несомненно выгонят вас за это. Вы настаиваете на том, будто открыли несоответствие в каком-то из фрагментов новой Библии. Полагаю, именно его вы и называете проколом. Но, если вы и обнаружили некое доказательство, тогда самое время или рассказать о нем, или вообще молчать в тряпочку. Лично я считаю так, что вы придумали какую-то мелочевку, лишь бы не дать мне выбросить вас на улицу.
— А вы считаете, будто ничего нет? — спросил со злостью Богардус.
Но больше ничего прибавлять он не стал.
Ренделл пожал плечами.
— Я жду.
Богардус лишь опять смочил языком губы, но не сказал ничего.
— Ладно, — заявил на это Ренделл, — вот теперь я совершенно уверен, что вы не только предатель, но еще и болтун, и я немедленно иду сообщить издателям о вас.
