четверки Илов.
В этом полете у Ники все пошло не так. Мысли разбредались, и она не могла сосредоточиться на полетном задании, чего раньше с ней никогда не случалось. В девятнадцать лет уже как-то пора определяться в жизни. Она все еще, хоть и редко, пишет Анатолию Левитину, а ведь пора уже дать понять ему, что детство кончилось, и детская влюбленность давно прошла. Впрочем, у него-то не прошла. Тем более нечего морочить ему голову. Юрия у нее перебила тетка, правда, если здраво подумать тетка тут не причем. Никаких чувств у него не было, а тетка просто сберегла ее девичество. Опять же, сберегла для кого? Для Виктора? Вот уж кому на это наплевать, так это ему. Во всех его ухаживаниях чувствовался только, отточенный до совершенства, профессионализм. О браке, семье, даже намека не было. Он словно вел ее по лабиринту, где она чувствовала себя совершенно потерявшейся и беспомощной, а ему каждый переход был известен до мелочей. И ведь что удивительно, тетка не вмешивается. Хотя и так понятно, что ее вмешательство ничего не изменит.
Предаваясь этим размышлениям, Ника держала высоту и не выпускала опекаемых Илов из поля зрения. Поляков, как ему и положено, держался сзади и чуть выше. Илы нашли свою цель, выполнили работу и легли на обратный курс, для Яков работы не оказалось, и они последовали за ними, сохраняя высоту и дистанцию. Внезапно появились мессершмитты, о чем оповестил по рации Поляков. Ника пошла на разворот и сама увидела двух немецких истребителей. Они из выгодной позиции начали атаку на Яков. Илы их почему-то не заинтересовали. Вскоре она поняла, что и Поляков их тоже не интересует. Немецкие летчики оказались профессионалами высочайшего класса, Ника никак не могла поймать их в прицел, а на Полякова и его бестолковую стрельбу они просто не обращали внимания. Ника вдруг захохотала: ей пришла в голову мысль, что если бы на фюзеляжах вражеских машин была изображена женщина, этакая красотка в купальнике, то от Полякова бы они не ушли.
— Эй, что с тобой! — услышала она в наушниках голос Виктора.
— Да, ничего, — ответила она. — С бабами то ты ловчее управляешься. Ты представь, что в кабинах две очаровательные немки, и теперь самое время их поиметь.
— Я пуст, — хмуро ответил Поляков.
— Как некстати, — сказала Ника, завершая пируэт и пытаясь уйти из прицела неприятеля, — а меня, кажется, поймали. Уходи!
Очередь попала в двигатель, чудом не задев летчицу. Самолет кувырнулся в воздухе и задымил. Ника с большим трудом открыла фонарь, выпрыгнула и тотчас пожалела об этом, поскольку один из вражеских истребителей развернулся и направился на парашютистку с явно нехорошими намерениями. А вот тут произошло то, чего она, да и другие участники боя никак не ожидали. Неизвестно откуда взявшийся Поляков вдруг врезался в немецкий истребитель, раздался взрыв. Ника машинально тянула стропы парашюта, направляя его к лесу, в голове ее вертелась одна фраза: «Ну как же так! Почему! Ведь так не бывает!»
Но, как видно, на войне бывает все. Парашют Ники зацепился за дерево, и летчица повисла на стропах. До земли было метра три, девушка расстегнула подвесную систему и повисла на руках, выиграв при этом метр высоты, а спрыгнуть с двух метров для тренированной амазонки труда не составило. Отряхнувшись, она постаралась подальше отбежать от места приземления, направляясь вглубь леса. До линии фронта километра три, прикидывала она, ночью надо попытаться перейти. «А Виктор настоящий герой, — думала она. — Все ж таки, он поимел того немца, правда, теперь я в девках осталась. И чего это мне так не везет? В девятнадцать лет это даже неприлично уже». Тут ход ее мыслей был прерван громкими голосами, которые явно приближались. Ника нырнула в кусты, вынимая ТТ из кабуры. «Вот, помяни черта, а он тут как тут», — снова подумала она. Говорили по-русски, но это еще ничего не значило, могли быть полицаи.
— Далеко не могла уйти, где-то здесь прячется, — басил невысокий мужичок с рыжей бородкой.
— И чего ты так уверен, что это баба? — отвечал другой высокий нескладный парень стриженый наголо в немецкой униформе без знаков различия.
— Если мужик, — кончаем сразу, а бабу надо брать живой. Большая награда за нее обещана.
«Планы меняются», — подумала Ника, убирая пистолет.
— Я сдаюсь, — крикнула Ника, выходя из кустов.
Стриженый парень тотчас направил на нее карабин, а рыжебородый, успокаивающе махнув рукой, сказал:
— Ты пистолетик-то брось нам. Не бойся, мы тебя не обидим, проводим до комендатуры, деваться-то тебе все равно некуда. Лучше уж с нами прогуляйся.
Ника осторожно вынула пистолет и бросила мужикам. Молодой сразу заулыбался, и рыжебородый тоже расслабился.
— Ну, вот, так-то лучше, — продолжил рыжебородый, — а теперь подойди поближе, придется руки тебе связать. Так, на всякий случай.
— А может мы ее того… — сказал стриженный, — такая ладная девка.
— Даже не думай! — строго сказал рыжебородый. — Мало тебе деревенских?
Это были его последние слова. Точный и сильный удар пяткой в голову, лишил его надежд на награду, да и вообще всего в этой жизни. Стриженый смотрел на это не понимающим взглядом, и не успел даже схватиться за карабин. В горле его уже торчал нож, брошенный тренированной рукой амазонки. Затем, Ника вернула свое оружие, и обыскала полицаев. Но у тех, кроме двух карабинов, ничего при себе не было. Быстрым шагом, иногда переходя на бег, девушка двинулась на север.
Через два часа движения, Ника, почувствовав шорох сбоку, отскочила в сторону, и тотчас попала в удушающий захват напавшего сзади противника. Она сделала шаг назад и резко наклонилась вперед, перебросив нападавшего через себя, и сразу ударила головой в живот второго противника. Она никого не успела разглядеть, мелькали защитные гимнастерки. Ника выхватила нож, но он тотчас был выбит профессиональным ударом, а второй удар в голову отключил ее сознание.
Придя в себя, она обнаружила, что лежит на чем-то мягком, связана не была, и даже пистолет был на месте. Рядом на пеньке спиной к ней сидел пожилой боец в красноармейской форме, только в руках у него был немецкий шмайсер. Ника потянулась к своему ТТ, но, схватившись за рукоятку, поняла, что он разряжен.
— Ты, дочка, извини, что пришлось тебя маленько стукнуть, — сказал он, не оборачиваясь к Нике. — Больно уж ты прыткая оказалась. Мы разведчики, ночью возвращаемся к своим, и тебя прихватим. Без нас тебе линию не перейти.
— Ну и вы меня простите, — сказала Ника, вставая и присаживаясь рядом.
— Видели мы ваш бой в воздухе, — ответил разведчик. — Жаль
