– Конечно, звони. Но, если я не отвечу, не удивляйся. Возможно, мы отправимся с ней на прогулку. Только не забудь оставить мне маленькую прогулочную коляску, которую ты привезла с собой. Она мне очень понравилась. Моя подруга Элизабет вывозит своих внуков гулять на таком устройстве, что страшно смотреть. Она уверяет, что это настоящее произведение искусства и последнее слово техники. Но мне не нравится, что, когда усадишь ребенка в такую коляску, застегнешь на нем все пелеринки, ремешки и натянешь сверху тент от солнца, его становится совсем не видно. Значит, не забудь оставить коляску. Мне хочется видеть мою малышку.
Пейдж хотела сказать Нонни, что Сами не принадлежит ни ей, ни самой Пейдж. Она заметила, что визиты с девочкой к бабушке начинают входить в привычку. Время от времени необходимо напоминать о реальности, даже если при этом приходится разрушать приятные иллюзии.
Реальность настоящего момента, имея в виду трагедию, происшедшую в Таккере, была слишком суровой, чтобы лишний раз о ней напомнить. Поэтому Пейдж просто дружески потрепала Нонни по плечу.
– Ты настоящий спаситель.
– Это позволяет мне функционировать дальше как разумному организму. Поезжай, но веди машину осторожно. Ты меня слышишь?
Пейдж предприняла обходный маневр при въезде в Таккер. Ей не хотелось проезжать мимо кинотеатра. Она знала, что улица будет буквально забита автомобилями «скорой помощи» и прочими машинами, которые в подобных случаях собираются в стаи. Там были даже вертолеты. Она видела, как парочка винтовых машин взмыла в воздух и разлетелась в разных направлениях. Пейдж больше всего боялась застрять в какой-нибудь транспортной пробке.
Подступы к больнице были почти полностью перекрыты, поэтому ей пришлось припарковаться на стоянке у лечебного корпуса, где находились офисы их маленького содружества врачей. Она перебежала через двор, миновала несколько въездов и подошла ко входу для обслуживающего персонала.
Стоило войти в приемный покой, как она сразу поняла, что здесь царит ужас. Прежде всего, Пейдж поразили звуки, ни на секунду не умолкающая симфония скорби. Люди стонали от боли, некоторые кричали от страданий и пережитого страха. И над всем этим висел удушливый запах антисептиков, которые кололи всем без разбора, и особый тяжелый аромат затхлости, невольно свойственный посетителям старых заплесневелых киношек.
Приемный покой был буквально забит пострадавшими. Они лежали в самых разных позах – настоящее поле брани. Некоторые полулежали, прислонившись к стенам или мебели. Кто-то лежал на носилках без движения. Многие раненые собирались в группки и переговаривались. Одежда на пострадавших была разорвана, пропитана кровью и грязью.
Когда Пейдж училась в медицинском институте, ей читали курс о том, что делать в случае массовых бедствий, но применять эти знания лично ей еще не приходилось. Она поняла, что израненными были не только взрослые люди; Пейдж увидела вокруг много подростков. И очень многих из них она знала лично. Джилл и ее подругу, с которой она была в кинотеатре, Пейдж не видела. Некоторых из раненых утешали родители или близкие, примчавшиеся в больницу при первом известии о катастрофе.
Дежурная сестра стояла у входа, держа в руках список поступивших, и выглядела совершенно подавленной.
– Вы всем успели оказать первую помощь? – спросила Пейдж.
Сестра утвердительно кивнула.
– Надеюсь, что так, но уж больно много пострадавших. Самых тяжелых увезли на вертолете в травматологический центр в Барлингтоне. Двух привезли сюда, чтобы остановить кровотечение, но потом их тоже забрали. Вы не видели самого худшего.
– Жертвы есть? – прошептала Пейдж.
– Пока трое, – тоже шепотом ответила сестра.
Пейдж на секунду прикрыла глаза. С момента катастрофы уже прошло больше часа. Тех тяжелораненых, которые имели приоритет в плане врачебной помощи и которых не отправили в другие лечебные заведения, отнесли наверх в операционные. Таких раненых обычно отмечали красной биркой. Раненых, также имевших серьезные травмы, но чьей жизни не угрожала непосредственная опасность, отмечали желтыми бирками. Сейчас они находились в «ПТ» – палате для тяжелых. Судя пор всему, персоналу больницы и впрямь требовалась помощь.
Пейдж решила сначала осмотреть раненых в приемном покое, но их было так много, что у нее опустились руки. Возраст пострадавших был самый разный – от подростков четырнадцати – пятнадцати лет до взрослых. Они держались кучками, группируясь преимущественно по возрастному признаку. Среди них оказалось довольно много пациентов Пейдж – и старых, и нынешних. Ей хотелось сказать слова утешения каждому или хотя бы дать понять жестом, что она узнает своих. Когда она не заметила одну девочку, та сама напомнила о себе.
– Доктор Пфейффер, подойдите сюда, пожалуйста!
Она пробралась к шестнадцатилетней девушке, родители которой расположились тут же, на подоконнике.
– Они сказали, что у Лейлы всего-навсего сломана рука, и она вполне может подождать, – пожаловался ее отец, Джозеф. – Но ей ужасно больно. Может быть, вы найдете кого-нибудь, кто бы ее осмотрел?
Пейдж осторожно разбинтовала девушке руку и внимательно осмотрела место, где обломок кости пробил кожу.
– Это сложный перелом, – мягко сказала она. – Необходимо хирургическое вмешательство, но, поскольку операционные сейчас перегружены, пройдет некоторое время, пока дойдет очередь и до Лейлы. Я только что приехала в больницу и не имею представления, что творится здесь. – Лейле же она прошептала: – У тебя все будет хорошо. Ты сможешь потерпеть еще немного?
Лейла кивнула, но тут внимание Пейдж привлек другой голос:
– Доктор Пфейффер? – Пейдж оглянулась. – Батч сильно пострадал, доктор.
Батч лежал, опираясь спиной о стену. Рядом была его сестра Кэтрин. Оба – бывшие пациенты Пейдж. Он прижимал ко лбу марлевый пакет и держался рукой за ребра.
Пейдж открыла рану и посмотрела порез на лбу.
– Придется наложить несколько швов, – сказала она. Потом попросила юношу убрать руку от ребер и некоторое время сосредоточенно пальпировала его грудную клетку. – На ребра придется наложить давящую повязку, – сказала Пейдж, надеясь, что сломанные ребра не повредили внутренние органы. – Я прекрасно понимаю, что тебе больно. – Она подняла глаза на Кэтрин, как бы приглашая ее в свидетельницы. – Но особенно опасаться нечего. Ты там тоже была, Кэтрин?
Девушка внимательно слушала Пейдж.
– Да, я была там, но сидела впереди. Музыка играла очень громко, и когда послышался треск, мы поначалу подумали, что это какой-нибудь шумовой эффект, к которому прибегали музыканты. Потом треск стал громче, и мы услышали, что люди за нашими спинами начали кричать. Мы оглянулись, пытаясь понять, почему все кричат, и увидели, что балкон отделился от стены и обрушился на сидевших внизу. Батч сидел на балконе. Люди, которые находились в партере, были буквально смяты.
