в Туле. Но когда Соединенные Штаты отмахнулись от этого вопроса, Советский Союз ничего не смог с этим поделать. Аналогичным образом, хотя риторика Рейгана не была затронута, 30 июля Советский Союз выразил дипломатический протест по поводу присутствия сотрудника посольства США на публичной демонстрации в поддержку крымских татар. Хотя обвинение в "подстрекательстве" американцев к протесту не было обоснованным, Советы стремились привлечь внимание к внешнему вмешательству во внутренние дела. Аналогичным образом 24 августа были опротестованы передачи радиостанций "Свободная Европа" и "Свобода", обвиненных в нагнетании обстановки в странах Балтии. На что Советы не обращали внимания публично, но что их очень беспокоило, так это растущее число случаев проникновения эмигрантов с Запада, многие из которых принадлежали к группам, связанным с американской разведкой.
Кроме барабанной дроби критики советских действий по отношению к собственным гражданам и продолжающейся вовлеченности в дела стран третьего мира, Соединенные Штаты мало против чего протестовали. В сентябре был выражен протест в связи с испытательными посадками советских ракет в Тихом океане недалеко от Гавайских островов. Во время инцидента в Восточной Германии в середине сентября был ранен американский солдат, но, в отличие от случая с Николсоном двумя годами ранее, Советы взяли на себя часть ответственности и быстро извинились.
Действительно, Советский Союз продолжал делать много шагов к сотрудничеству. 12 июня Горбачев выразил готовность к совместным калибровочным испытаниям для ну-левых испытаний, которые могли бы подтвердить запрет практически на все испытания, вплоть до одной килотонны. 8 сентября делегация Конгресса США, включая экспертов, предоставили доступ к радару в Красноярске. Выводы делегации сгладили зловещие намеки и обвинения администрации Рейгана о возможном радаре боевого управления ПРО, но не сняли обвинения в нарушении положения договора о размещении радаров раннего предупреждения. В начале октября американские и другие западные эксперты были приглашены посетить советский центр химического оружия в Шиханах. Очевидно, что Горбачев стремился к гласности в военных вопросах, хотя и не в ответ на вызов Рейгана от 26 августа.
Другие действия, также необъявленные и публично незамеченные, отражали односторонние усилия СССР по смягчению давних элементов конфронтации. Осенью было прекращено патрулирование советских подводных лодок с баллистическими ракетами у побережья США. И впервые за десятилетие не было советского военно-морского визита в Карибский бассейн (что стало новой закономерностью). Общая военно-морская активность СССР за пределами советских вод по всему миру второй год снижается.
Американо-советские двусторонние дипломатические консультации, начатые на системной основе после саммита в Женеве, стали рутинными, хотя их результаты еще не были существенными. 17 марта заместитель государственного секретаря США Майкл Армакост и первый заместитель министра иностранных дел Юлий Воронцов встретились в Москве для обсуждения региональных конфликтов. 2 июня директор Информационного агентства США Чарльз Вик вновь посетил Москву для обсуждения коммуникационных обменов. 2 июля заместитель министра иностранных дел Владимир Петровский и посол США в ООН Вернон Уолтерс обсудили в Москве дела ООН и ирано-иракский конфликт в Персидском заливе. 6-7 июля помощник секретаря Ричард Мерфи и посол Владимир Поляков обсудили вопросы Ближнего Востока. 23-25 августа помощник секретаря Ричард Шифтер обсудил в Москве вопросы прав человека. 10-11 сентября в Москве прошли переговоры по Дальнему Востоку и Юго-Восточной Азии, а 11 сентября аналогичные переговоры по Афганистану состоялись в Женеве. 14 ноября заместитель государственного секретаря Джон Уайтхед встретился с заместителем министра иностранных дел Анатолием Адамишиным по вопросам прав человека, а 17-18 ноября заместитель министра Армакост вновь встретился с первым заместителем министра Воронцовым по вопросам региональных конфликтов. Конечно, постоянно проводились и другие встречи по многим аспектам контроля над вооружениями.
На пути к саммиту
15 сентября министр иностранных дел Шеварднадзе с письмом от Горбачева для президента Рейгана прибыл в Вашингтон для трехдневных интенсивных переговоров. Теперь, когда соглашение по INF стало очевидной перспективой, Горбачев выступил с еще одной страстной просьбой о "реальном сближении наших позиций" по другому вопросу, "еще более важному для безопасности СССР и США": "стратегические наступательные вооружения в космосе". Этот вопрос, по его словам, имел "ключевое значение для американо-советских стратегических отношений, а значит, и для всего хода военно-стратегического развития в мире". Он больше не просил ограничить исследования в области ПРО лабораторными, но лишь "обеспечить строгое соблюдение договора по ПРО". Более того, его ссылка на "стратегические наступательные вооружения в космосе", тему, "с которой мы с вами разобрались после Рейкьявика", также предлагала способ поиска ограничений на такие вооружения, к которым, по настоянию Рейгана, Соединенные Штаты не стремились, по крайней мере, в той степени, в какой это совместимо с допустимым развитием стратегической обороны. И, писал он, Шеварднадзе имел "все необходимые полномочия" для детального обсуждения этого вопроса.41 Но Рейган не хотел или не мог видеть таких различий. Он описал свою реакцию и ответ: "Я еще раз сказал Шеварднадзе, чтобы он передал Горбачеву, что мы не собираемся уступать по SDI". Рейган не только упорно защищал SDI, но и считал, что Горбачев думал, что он "прогнется под его требования по SDI" из-за его проблем с делом "Иран-контра" На самом деле, готовясь к визиту Шеварднадзе, Рейган согласился с настоятельной просьбой Каспара Вайнбергера не идти ни на какие компромиссы по вопросам стратегических вооружений: ни по СНВ, ни по космическому оружию и стратегической обороне. Это решение стало утешительной наградой, уравновесившей его отказ в последнюю минуту от новых попыток добиться исключения из договора неядерных ракет INF и использовать некоторые ракеты INF в качестве ускорителей при испытаниях SDI вместо того, чтобы уничтожить их, как того требовал проект соглашения INF.
Главное достижение встречи, о котором было объявлено с некоторой помпой, было антиклимактерическим: осторожное "принципиальное согласие заключить договор" о глобальной ликвидации ракет средней и меньшей дальности. Другой главный вопрос был также перспективным, но безрезультатным: соглашение о встрече на высшем уровне между Рейганом и Горбачевым, которая должна состояться осенью 1987 года в сроки, которые будут определены во время визита секретаря Шульца в Москву в октябре.
Было также решено, что до декабря начнутся "полномасштабные, поэтапные переговоры" по ядерным испытаниям, направленные, в первую очередь, на согласование дальнейших мер проверки с целью ратификации Договора о запрещении пороговых испытаний, подписанного в 1974 году, и Договора о мирных ядерных взрывах 1976 года. Хотя этот шаг давно назрел, он, по крайней мере, положил начало новым усилиям в переговорах по ядерным испытаниям, которым ранее упорно сопротивлялась администрация Рейгана.
Наконец, Шульц и Шеварднадзе подписали первое соглашение по "контролю над вооружениями", заключенное администрацией Рейгана - соглашение о создании Центров по снижению ядерных рисков в Вашингтоне и
