Еще неделю назад ее наверняка замутило бы, но сегодняшняя Кэтрин была совсем другим человеком. Во всяком случае, окровавленное сердце она держала в руке совершенно уверенно, словно проделывала подобные вещи каждый день.
Свободной рукой Кэтрин зажгла свечу, потом, липкими от крови пальцами прикоснулась к фотоаппарату.
– Гэри, я призываю тебя к себе. Спящий – пробудись! – Эти слова она повторила семь раз, и с каждым разом ее голос звучал все настойчивее, требовательнее, громче, так что под конец Кэтрин уже почти кричала.
Потом она открыла большое лезвие ножа и вонзила в землю, которая оказалась довольно рыхлой. С помощью ножа Кэтрин быстро выкопала небольшую ямку. Опустив в нее сердце, она засыпала его землей и слегка утрамбовала ладонью.
– Это чтобы твое сердце снова забилось, – проговорила Кэтрин уверенно и громко.
Потом она стала копать другую яму – побольше, чтобы поместился фотоаппарат. Разрыхлив землю клинком, она выгребала ее руками, и снова принималась копать. Наконец все было готово.
– А это, чтобы тебе легче было найти дорогу домой, – проговорила Кэтрин и несколькими движениями засыпала лежащий в яме фотоаппарат, потом села на землю и стала ждать. «Поторопись, – мысленно уговаривала она мужа. – То, что зависело от меня, я сделала; теперь твой черед».
От волнения Кэтрин даже затаила дыхание, но ничего не происходило, и она стала думать о Гэри, вспоминая их первый поцелуй в пропахшей краской и скипидаром художественной мастерской колледжа. Как же ей тогда хотелось, чтобы этот поцелуй никогда не кончался, и чтобы они могли всегда оставаться молодыми, сильными и влюбленными до такой степени, что порой от этого даже становилось больно. Теперь Кэтрин понимала, что этот поцелуй стал краеугольным камнем их отношений, центром, вокруг которого вращалось все, что пришло потом – своеобразным «глазом бури»,[14] где тишина и покой неизменны и вечны.
Потом она попыталась представить себе, каково это будет – снова увидеть Гэри, прижать его к себе, почувствовать его запах, тепло, прикосновение его рук. А главное, у них будет шанс сказать друг другу главное – то, что они не успели или не захотели сказать друг другу раньше.
Семь дней! У них будет целых семь дней! Это настоящее сокровище, щедрый дар, которого они, конечно, не заслуживают. Но за эти семь дней они смогут прожить целую жизнь. А если принести сюда, в пещеру, что-то из игрушек Остина, они смогут разбудить и его, и тогда у них снова будет полная, счастливая семья.
Смела ли она еще недавно мечтать о таком счастье?
Но чем дольше Кэтрин ждала, тем сильнее становились ее сомнения.
Что если заклинание не сработало?
Или наоборот – оно сработало, но Гэри, который вернется к ней, будет не таким, каким она его помнила?
Тут же, как по заказу, ее мозг заполнился картинками из фильмов про зомби – про бледных, гниющих на ходу живых мертвецов, которые, теряя пальцы и носы, с протяжными стонами ковыляют по притихшим от страха улицам. Это было настолько ужасно, что Кэтрин поскорее спрятала в рюкзак нож и свечу, решив убраться отсюда как можно скорее. Ждать можно и другом месте, подумала она, – там, где будет светло и безопасно. Тишина, темнота и сырость подземной пещеры, стены которой были изрисованы странными картинками, нагоняли на нее страх. Нет, надо уходить отсюда, да побыстрее.
Закинув рюкзак за плечо, Кэтрин повернулась к проходу, по которому пришла, и вдруг замерла, услышав доносящиеся из темноты неторопливые, шаркающие шаги. Шаги приближались, и вскоре Кэтрин различила еще какой-то посторонний звук, словно кость скребла по камню.
Не раздумывая больше, она развернулась и бросилась в другой коридор, выходивший в пещеру с противоположной стороны. Не смея зажечь фонарик, Кэтрин выставила перед собой руки, чтобы на что-нибудь не налететь. Так она бежала сквозь темноту – бежала почти вслепую, не зная куда, а в ушах ее продолжали раздаваться мерные шаркающие шаги и скрип костей.
1908
Мартин31 января 1908 г.Спускаясь с холма, Мартин то и дело оступался и чуть не падал, но каждый раз упрямо продолжал шагать дальше, пробиваясь сквозь глубокий снег. Домой… Он возвращался домой.
Он провел в лесу почти четыре часа. Сначала он бежал, потом – шел, и, наконец – рухнул в снег и лежал довольно долго, пытаясь убедить себя, что фигура, появившаяся из тени за спиной Сары, ему только почудилась, и что, сбежав, он повел себя как последний трус.
Жить ему оставалось недолго. Мартин знал это твердо и не сомневался, что Лусиус, окажись он сейчас рядом, подтвердил бы этот диагноз. И все же умирать в этих проклятых Богом лесах Мартину не хотелось. Он мечтал в последний раз увидеть Сару, сказать ей, как сильно он ее любит, а главное – он должен был убедить ее в том, что не сделал Герти ничего плохого. Мартин не мог позволить себе умереть, зная, что Сара считает его виноватым в смерти дочери, поэтому он заставил себя встать и начал медленно спускаться с холма.
Мартин шел домой…
Рана в боку отзывалась болью при каждом вдохе. Пуля попала ему в левую сторону живота чуть ниже ребер, и вытекавшая из раны кровь пропитала не только рубашку, но и толстую шерстяную куртку. От слабости и холода Мартин крупно дрожал, но не останавливался. Он должен дойти.
Но вот лес закончился, впереди лежали заснеженные поля. Шатаясь, Мартин двинулся дальше, жалея, что не догадался выломать в лесу палку, чтобы использовать ее как костыль. Впрочем, никаких инструментов у него с собой не было, а голыми руками он бы с этой работой уже не справился. Оставалось только стиснуть зубы и шагать, шагать, шагать… Про́клятая земля, думал он, тяжело дыша. Никогда здесь ничего не росло. Год за годом он вспахивал это поле, удобрял навозом и прелой соломой, засевал отборными семенами, но так и не дождался хорошего урожая. Посаженные здесь кукуруза и картофель оказывались чахлыми, больными, и чаще всего погибали еще до цветения. Эта земля никогда не давала ничего, кроме бесчисленных камней, осколков дешевых тарелок, расплющенных жестяных кружек и прочего бесполезного мусора. Только однажды она подарила ему прекрасное костяное кольцо, которое почему-то так напугало Сару…
С трудом подняв голову, Мартин посмотрел вперед – на показавшийся из-за пригорка дом. Через порог этого дома он перенес Сару на руках, когда они только-только поженились. Как же сильно он ее любил – свою Сару, красавицу из красавиц с непослушными огненными волосами и сверкающими глазами. Сару, которая умела видеть будущее… Ведь это она, еще будучи школьницей, сказала ему однажды: «Я выйду замуж только за тебя, Мартин Ши. И ни за кого другого». Это было в тот день, когда он подарил ей выигранный у брата красивый мраморный шарик. Насколько он знал, шарик до сих пор хранился у Сары в шкатулке вместе с несколькими молочными зубами Герти и старинным серебряным наперстком, который принадлежал еще ее матери.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
