«Основным недостатком планов являлась их нереальность…»
Во всех известных вариантах плана стратегического развертывания, разработанных зимой — весной 1941 г., левый (южный) фланг Западного фронта должен был стать направлением одного из главных ударов Красной Армии. В частности, на карте от 15 мая, собственноручно подписанной Василевским, отчетливо видны две красные «стрелы», которые от южного обвода «Белостокского выступа» тянутся к Варшаве и Демблину. (Рис. 26.) На каждом из этих двух операционных направлений предполагалось развернуть по одной Армии (13-я и 4-я), причем 4-я Армия (штаб в г. Кобрин) должна была быть самой мощной (в ее состав предполагалось включить два мехкорпуса).
Направленность боевой подготовки командования и штабов 4-й Армии вполне соответствовала таким планам. Генерал-полковник Сандалов (накануне войны — полковник, начальник штаба 4-й Армии) в своем военно-историческом исследовании, под грифом «секретно» напечатанном в 1961 г., без тени смущения или сомнения пишет:
«Все предвоенные учения по своим замыслам и выполнению ориентировали войска главным образом на осуществление прорыва укрепленных позиций. Маневренные наступательные действия, встречные бои, организация и ведение обороны в сложных условиях обстановки почти не отрабатывались… В марте-апреле 1941 года штаб 4-й Армии участвовал в окружной оперативной игре на картах в Минске. Прорабатывалась фронтовая наступательная операция с территории Западной Белоруссии в направлении Белосток, Варшава…
В конце мая проводилась армейская полевая поездка, закончившаяся игрой на картах. Проигрывалась наступательная операция из района Пружаны, Антополь, Береза-Картузская в направлении Брест, Бяла-Подляска… Накануне войны 21 июня 1941 года закончилось проводимое штабом армии двухстепенное командно-штабное учение 28-го стрелкового корпуса на тему «Наступление стрелкового корпуса с преодолением речной преграды»…
На последнюю неделю июня штаб округа подготавливал игру со штабом 4-й армии также на наступательную операцию. Кроме того, проводимые мероприятия, особенно формирование механизированных корпусов и артиллерийских полков РГК, были подчинены только интересам наступления, без учета, что им придется вести и оборону…» [378]
Кстати, об артполках РГК. Командованию 4-й Армии с началом войны должен был быть оперативно подчинен 120-й гаубичный полк большой мощности РГК, «старый» кадровый полк (сформирован в 1929 г.), успевший принять участие в двух «освободительных походах» (в Польше и Буковине). Настроение офицерского состава вполне соответствовало планам высшего командования — за несколько дней до 22 июня 1941 г. замполит полка, батальонный комиссар Русаков объяснял женам командиров «текущий момент» такими словами: «Ну что вы волнуетесь? Плохо вам здесь живется? [123] Начнется заваруха — будете жить в Варшаве или Берлине». [379]
Рис. 26. «Майский вариант», карта подписана Василевским 15.05.1941 г.
При всем при этом фактическое состояние 4-й Армии к середине июня 1941 г. было удручающим. В составе «ударной армии» числилось всего четыре стрелковые дивизии и один (14-й) мехкорпус, укомплектованный легкими и технически устаревшими танками Т-26, да и то на половину штатной численности. Предназначенная для включения в состав 4-й Армии 100-я стрелковая дивизия находилась в районе Минска и по плану должна была прибыть в полосу 4-й Армии лишь к исходу третьего дня мобилизации; 47-й стрелковый корпус, дивизии которого дислоцировались в районе Барановичи, Слуцк, включить в состав 4-й Армии не планировалось даже на бумаге. Правый сосед (13-я Армия) практически отсутствовал, предполагаемый штаб будущей Армии находился в Могилеве (500 км к востоку от границы), а когда, наконец, штаб 13-й Армии пришел в движение (16 июня), то к Бельску он двинулся каким-то очень странным путем, с остановкой в Новогрудке и дальнейшим перемещением в прямо противоположном от Бельска направлении, в Молодечно…
Но, может быть, стратегические планы высшего командования Красной Армии претерпели радикальное изменение, и в какой-то момент времени между 15 мая и 22 июня появился новый, пока еще не выявленный в архивах план, в рамках которого 4-й Армии предстояло вести упорную оборону? Увы, к обороне 4-я Армия была готова еще хуже, нежели к наступлению. Ни одной противотанковой артбригады в составе 4-й Армии не было (и в этом смысле Армия оказалась единственной на всем протяжении советско-германской границы). Из четырех стрелковых дивизий две (6-я и 42-я) дислоцировались у самой линии пограничных столбов, в Бресте, причем по меньшей мере половина сил и средств этих дивизий были стиснуты на пятачке Брестской крепости — в случае нанесения противником внезапного первого удара эти дивизии были обречены на разгром.
Из трех дивизий 14-го мехкорпуса одна (22-я тд) также находилась у самой границы, в прекрасно просматриваемом с западного берега Буга военном городке южнее Бреста. Безумная самонадеянность дошла до того, что по плану прикрытия 22-я тд должна была выходить в район сосредоточения у м. Жабинка и севернее, т. е. двигаясь на северо-восток от границы, переправиться через р. Мухавец, пересечь дорогу Брест, Кобрин («Варшавское шоссе») и две железнодорожные линии, тем самым парализовав на несколько часов всякое движение в районе Бреста. (Рис. 27.)
Многоопытный штабист, генерал-полковник Сандалов в своей книге, конечно же, воздержался от использования слова «безумие», заменив его двумя роскошными фразами: «Основным недостатком окружного и армейского планов являлась их нереальность… Такое планирование сосредоточения войск к границе заранее было обречено на провал». [378] Ясно и прямо, по-военному объяснить читателям, что вторжение противника при разработке плана не предусматривалось , заслуженный боевой генерал так и не решился.
Рис. 27. Район боевых действий 4-й Армии
Противник подошел к делу гораздо серьезнее. В полосе главного удара (главного в масштабе всего Восточного фронта) была сосредоточена самая мощная 2-я Танковая группа: пять танковых дивизий, тысяча танков, в том числе 138 Pz-IV и 381 Pz-III последних модификаций, с усиленной лобовой броней и 50-мм пушкой; полтысячи средних танков на одном операционном направлении — такого у немцев нигде более не было. Из пяти танковых дивизий три (3-я, 4-я и 10-я) имели уже реальный опыт боевых действий. Одним словом, брестское направление стало той единственной точкой на карте Восточного фронта, где у вермахта действительно было и количественное, и качественное превосходство в танках. Пехоты же у южного обвода «Белостокского выступа» немцы сконцентрировали столько, что в первые дни войны это скопище дивизий просто не помещалось на имеющихся дорогах и «дорожных направлениях».
При таком соотношении сил разгром 4-й Армии был, увы, неизбежен. Единственное, что можно было изменить, — это темп разгрома и, соответственно, темп продвижения моторизованных соединений противника в глубь Белоруссии. В решении этой задачи у 4-й Армии было три «союзника». Во-первых, полноводная река Буг, естественная преграда оперативного значения, переместить через которую сотни тысяч людей и тысячу танков, да еще и при наличии активного противодействия, было бы совсем непросто. Во-вторых, 128 (и это минимальная из известных ныне цифр) завершенных строительством ДОТов Брестского УРа, в 49 из которых было уже установлено специальное вооружение и оборудование; сосредоточенные в 10 узлах обороны, они позволяли перекрыть огнем основные дорожные направления в приграничной полосе. В-третьих, лесисто-болотистая местность, труднопроходимая или вовсе не проходимая для колесных машин; фактически в полосе Брест, Барановичи было всего две шоссейные дороги, в ряде мест на десятки километров окруженные непролазной трясиной. (Рис. 13.)
«Сегодня противник от вас за пятнадцать километров. Это, товарищ Момыш-Улы, очень близко, когда нет сопротивления, и очень далеко, когда каждый лесок, каждый бугорок сопротивляются». Такие слова в повести А. Бека «Волоколамское шоссе» произносит легендарный генерал Панфилов [124]. От Бреста до р. Щара не 15, а 150 км по кратчайшей прямой. При названных Панфиловым условиях («когда каждый лесок, каждый бугорок сопротивляются» ) на этом участке немцев можно было задержать на несколько недель; впрочем, так много и не требовалось, и для развертывания вторых эшелонов войск Западного фронта на естественном оборонительном рубеже р. Щара хватило бы 3–4 дней. В реальности, однако, все произошло совсем по-другому.
Первый день
В отличие от Прибалтийского ОВО (Северо-Западного фронта), где фактический подъем войск по боевой тревоге начался 16–18 июня, ситуация в Западном ОВО столь однозначному описанию не поддается. Первичных документов, доступных для изучения, почти нет или вовсе нет. Журнал боевых действий Западного фронта составлен задним числом и в ситуации, когда у многих действующих лиц появилось серьезное желание «откорректировать» историю разгрома фронта. Если же верить тому, что в 1961 г. писал Сандалов, то в 4-й Армии близорукая (или демонстративная?) беспечность достигла необычайных размеров:
