неспособность прийти к согласию по поводу относительной важности концепций добродетели в рамках той моральной схемы, в которой ключевое место занимают понятия прав и полезности. Это также была неспособность прийти к согласию по поводу содержания и характера конкретных добродетелей. Поскольку добродетели сейчас общепринято понимать как предрасположения или чувства, которые ведут к подчинению определенным правилам, согласие по поводу того, каковы должны быть соответствующие правила, всегда должно быть предварительным условием согласия по поводу природы и содержания конкретных добродетелей. Но это предварительное согласие по правилам является, как я утверждал в предыдущей части этой книги, чем-то таким, чего наша индивидуалистская культура не может гарантировать. Нигде это обстоятельство не является более заметным, и нигде следствия этого не являются более угрожающими, чем в случае справедливости. Повседневная жизнь пронизана ими, и, следовательно, основные противоречия не могут быть разрешены рационально. Рассмотрим одно такое противоречие, свойственное нынешней политике США — я представляю его в форме дебатов между двумя идеально типичными характерами, поименованными в отсутствие какой-либо фантазии как «А» и «Б».
А, который может быть владельцем магазина, или полицейским офицером, или же строительным рабочим, долго копил деньги для того, чтобы купить небольшой дом, послать своих детей в местный колледж и обеспечить медицинское обслуживание своим родителям. А теперь все его планы находятся под угрозой из-за повышения налогов. Он считает угрозу своим планам несправедливой; он считает, что имеет права на то, что заработал, и что никто не имеет права отобрать у него накопленное им законно, отобрать то, на что он имеет законные права. Он намерен голосовать за кандидатов той партии, которая будет защищать его собственность, его проекты и его концепцию справедливости.
Б, который может быть представителем одной из свободных профессий, или социальным работником, или человеком, получившим наследство, весьма впечатлен произволом неравенства в распределении богатства, доходов и возможностей. Он еще более впечатлен неспособностью бедных сделать что-нибудь относительно условий собственного существования в результате неравенства в распределении власти. Он рассматривает оба этих типа неравенства как несправедливые и считает, что они постоянно порождают дальнейшую несправедливость. Более общо, он верит, что всякое неравенство нуждается в оправдании и что единственно возможное оправдание неравенства состоит в том, что неравенство улучшает условия бедных и непреуспевших, например, путем поощрения экономического роста. Он приходит к заключению, что в нынешних обстоятельствах перераспределительное налогообложение, которое позволяет финансировать социальные проекты и социальную службу, является как раз тем, чего требует справедливость. Он намерен голосовать за кандидатов партии, которая защитит перераспределительное налогообложение и его концепцию справедливости.
Ясно, что в реальных обстоятельствах нашего социального и политического порядка А и Б разойдутся во мнениях относительно политики и политиков. Но должны ли они разойтись во мнениях? Ответ, судя по всему, состоит в том, что при определенных экономических условиях их разногласия могут не проявиться на уровне политического конфликта. Если А и Б принадлежат обществу, экономические ресурсы которого таковы (или, по крайней мере, считаются таковыми), что публичные перераспределительные проекты Б могут быть реализованы, по крайней мере, до определенного этапа без угрозы жизненным планам конкретного Л, А и Б могли бы некоторое время голосовать за одних и тех же политику и политиков. На самом деле, они могли бы оказатьср одним и тем же человеком. Но если окажется, что экономические условия таковы, что проект А должен быть принесен в жертву интересам Б, или наоборот, немедленно становится ясно, что взгляды А и Б на справедливость не только логически несовместимы друг с другом, но кроме того — подобно убеждениям противоположных сторон, которые обсуждались в главе 2, — попросту несоизмеримы.
Логическую несовместимость нетрудно идентифицировать. А считает, что принципы справедливого приобретения и наделения правами налагают ограничения на перераспределительные возможности. Если результатом применения принципов справедливого приобретения и наделения правами является огромное неравенство, терпимость к такому неравенству является ценой, которую платят за справедливость. Б полагает, что принципы справедливого распределения налагают ограничения на законные приобретения и наделения правами. Если результатом применения принципов справедливого распределения является вмешательство — посредством налогообложения или отчуждения государством частной собственности — в то, что до сих пор считалось в этом социальном порядке допустимым приобретением и наделением правами, терпимость к такому вмешательству является ценой, которая должна быть уплачена за справедливость. Мы можем заметить мимоходом — важность этого будет оценена позднее, — что в случае принципов как А, так и Б цена справедливости в отношении одного человека или группы людей всегда оплачивается кем-то еще. Таким образом, различные идентифицируемые социальные группы заинтересованы в принятии одного из принципов и отказе от второго. Ни один принцип не является социально или политически нейтральным.
Больше того, дело не просто в том, что А и Б выдвигают принципы, которые приводят к несовместимым практическим заключениям. Типы концепций, в пределах которых каждый обрамляет свое требование, столь отличны друг от друга, что вопрос о том, возможно ли рациональное разрешение спора между ними и как его осуществить, немедленно приводит к трудностям. Потому что А стремится обосновать понятие справедливости на том, на что и как данный человек имеет права, благодаря которым он приобрел и заработал; Б стремится обосновать концепцию справедливости на равенстве притязаний каждого человека в отношении основных потребностей и средств их удовлетворения. В отношении некоторой части собственности или ресурсов А будет склонен утверждать, что она принадлежит ему справедливо, потому что она является его собственностью — он приобрел эту собственность законно, он заработал ее. Б будет склонен считать, что справедливой будет принадлежность части собственности кому-либо еще, потому что эти люди нуждаются в ней больше, и если они не имеют ее, их основные потребности не будут удовлетворены. Но наша плюралистская культура не обладает ни методом взвешивания этих устремлений, ни рациональным критерием для разрешения конфликта между требованием, основанным на законных правах, и требованием, основанным на потребностях. Таким образом, эти два типа притязаний являются, как я и предполагал, несовместимыми, и метафора «взвешивания» моральных притязаний является не просто неподходящей, но и вводящей в заблуждение.
Именно по этому поводу аналитической моральной философией был сделан важный вклад. Здесь были предприняты попытки дать рациональные принципы, к которым можно было бы апеллировать сторонам при конфликте их интересов. И две недавние наиболее известные попытки такого рода прямо соотносятся со спором между А и Б. Концепция справедливости Роберта Нозика (1974) является в значительной степени рациональной артикуляцией ключевых элементов позиции А, а концепция справедливости Джона Ролза является в той же
