Эвану пока что не удавалось высвободить правую ногу. Повернувшись на живот, он цеплялся пальцами за землю, пытаясь дотянуться до ближайшего стебля растений, осенявших его. Спокойное место отдыха превращалось в его собственную могилу, и достаточно омерзительную, если только ему не удастся вытащить себя из нее.
Стебель рос слишком далеко. Снова сев, он попытался ухватиться за одну из свисавших пластин. Однако его надежды превратились в прах вместе с пластиной, рассыпавшейся у него в руках. Подобно основным видам флоры Призмы, это растение оказалось более хрупким, чем казалось на первый взгляд. В отчаянии он пытался нашарить взглядом какой-нибудь камень, жалея, что не сохранил ни одного при себе. Но вокруг простирался лишь голый песок.
Его молчаливые захватчики вновь облепили освободившуюся было ногу, и в этот раз ему показалось, что он не сможет повторить свою попытку вырваться. Начиная от колен обе его ноги были измазаны кровью. Неожиданно ему пришло в голову, что червей привлекали минеральные соли в составе крови. Он с удовольствием поделился бы ими, если бы они просто отпустили его. Но зачем же им нужно делиться, подумал он в бешенстве, когда они могут иметь все. Они будут удерживать его на месте, пока не высосут все до последней капельки и не бросят его на съедение пожирателям падали. Сначала растворится и переварится его кожа, а затем и богатые кальцием кости.
Найдя маленький камушек, он принялся разбивать живые цепи, сковавшие его бедра. Но черви оказались прочнее, чем их земные собратья. Да они не были мягкими и мясистыми или хрупкими, как те растения, под которыми его терпеливо поедали. Они казались гибкими, пружинистыми и прочными, словно силикатные жгуты. Когда ему удалось наконец убить одного, размозжив ему голову, его место тут же заняли двое новых.
Эван опирался на свою левую руку, размахивая правой с зажатым в ней камнем, когда из-под земли вынырнули слипшиеся в цепочку три червя и обвили большой палец поддерживающей его руки. С криком он повернулся и забил их обратно в почву. Однако за этой троицей следовали другие. Ему пришло в голову, что он, должно быть, выбрал неудачное место в самом гнезде этих отвратительных существ. Его сопротивление лишь разбудило остальных, привлеченных его движениями и вкусом свежей крови. Если им удастся связать его по рукам, он окажется совершенно беспомощным.
Хотя он терял кровь медленно, черви высосали из него не меньше пинты. Он начинал слабеть именно тогда, когда сила была ему нужна как никогда. Однако Эван был не тем человеком, который сдавался без борьбы. Он продолжал отбиваться своим несовершенным оружием.
Каким-то чудом ему удалось освободить ноги до того, как потерять сознание. Но по мере того, как силы его уходили, удары становились все беспорядочнее, и он попадал по себе так же часто, как и по своим противникам. Он снова подперся левой рукой, удерживая равновесие, высоко поднял камень над головой и неожиданно повалился назад. Более тридцати червей образовали двойной канат, чтобы притянуть его вниз.
Он перекатился на левый бок и попытался отпихнуть их. На третьем взмахе камень выскользнул из его рук. Обессиливший, он лежал, тяжело переводя дух и пристально рассматривая крошечную форму жизни, победившую совершеннейший мозг, имеющийся в распоряжении человечества. Эван Орджелл не мог пожаловаться на недостаток скромности даже перед лицом неминуемой гибели.
Странно, он чувствовал себя удивительно спокойным. Владеющим собой. Величайшим разочарованием для него было то, что он умрет, так и не узнав истинную причину своей смерти.
Как глупо, как смешно так умирать, думал он устало, выжив после поломки костюма МВМ и множества опасных инопланетных форм жизни, и погибнуть от колонии каких-то червей. Пища для червей. Но до этого еще далеко, пока ты еще не мертв. Черви не торопили очевидную развязку событий. Конечно, они же были не земными червями. Им никто не показал, где находится их место в мировом порядке вещей.
Они прижимали его к земле точно так же, как в свое время лилипуты пленили Гулливера, и им удалось это намного лучше. Он потерял сознание.
* * *
Когда он снова открыл глаза, солнце стояло высоко, но в неположенном мете небосвода. Он невероятно устал, больше чем мог даже вообразить себе. Это был не просто упадок сил. Онемение всего тела носило скорее неорганический характер, как у камней и металла, нежели бренной плоти и крови.
Особенно крови. Он поднял голову и посмотрел на свое тело сверху вниз. Начиная от колен, брюки его исчезли, разорванные непонятно кем. Он ясно видел шрамы, оставленные червями, длинные и тонкие, в запекшейся крови. Он не имел понятия, сколько они высосали из него, но очевидно недостаточно, чтобы погубить его.
Розовые фоторецепторы, нависавшие над ним, исчезли. Его незащищенные глаза тут же сузились, избегая невыносимо яркого света, но он все же мог рассмотреть кое-что в непосредственной близости. Он лежал под растением, очень напоминавшим обыкновенное дерево. Более пристальное изучение показало, что оно покрыто длинными полосами коричневого кварца, но с зеленой сердцевиной. Он отчаянно пытался убедить себя, что это древесина.
По обеим сторонам от него ярко-желтые цветы напоминали по форме голубо-зеленые сверхзвуковые прожекторы и лениво покачивались под нежным ветерком, но не забывая при этом ориентироваться на солнце. Они действительно могли быть сверхзвуковыми прожекторами, сказал он себе, учитывая в каком сумасшедшем мире они росли.
Дерево и цветы — это приятно, но где же черви? Как долго он пролежал без сознания? Минуты, часы, еще дольше? В желудке было пусто, но голода он не испытывал, значит прошло не много дней, если речь шла о днях. Тогда не более одного дня. Вернее, около тридцати часов бессознательности, пока его тело набирало сил после атаки. Голова была на удивление легкой и не только от потери крови.
Потом он вспомнил, что видел перед тем, как отключиться. Или то, что он думал, что видел.
Голубая гусеница спускалась по небольшому склону, пробираясь сквозь беспорядочно ползающих червей и разбрасывая их ногами, набивая ими рот и опрыскивая их какими-то загадочными флюидами из гиподермического органа, расположенного под жвалами. Капли этой жидкости заставляли червей размыкать свои цепи, корчиться в судорогах, с треском раскрываться и умирать.
Несомненно, гусеница была послана в ответ на его молитвы, поедая червей, которые облепили Эвана. Возможно, потому насекомое это и шло за ним следом. Но это казалось ему неверным. Скорее всего гусеница следовала за солнцем, судя по многочисленным светопоглощающим ресничкам у нее на спине.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
