– Да говори уже: «демон в синих одеждах», – чуть усмехнулся Гудо, и от этого его страшное лицо ясно дало понять, что демоны живут среди людей.
– Демон… Спаситель, лекарь и… Прости Гудо, но мучитель ты непревзойденный. Я так проклинал тебя, что не даешь мне умереть. А еще твои жуткие старания. Один массаж чего только мне стоил. И все же…
– Об этом нам известно. Что же было после того, как я освободил тебя от османского рабства? – сделав ударение на слове «я», Даут гордо поднял голову, напоминая, чем обязан ему Франческо.
Но Франческо Гаттилузио не обратил внимание ни на поведение, ни на вопрос бывшего тайного пса Орхан-бея. Он встал и поклонился Гудо:
– Прости меня, дорогой друг Гудо, что не мог тебе раскрыть секрет моего особого внимания к ненавистному тебе человеку по имени Мартин. Это была не только моя тайна. Я вынужден был спасать жизнь мерзавца и убийцы. Ради этой тайны я пал в твоих глазах и стал твоим недругом. Прости, Гудо. Прости.
– Я бы смог понять, – тихо ответил «господин в синих одеждах». – Даже гора золота, достающая вершиной до Луны, уже не изменит меня…
– Нет! Нет, Гудо, я не о том… Я не боялся, что тебя заинтересует пропавшее сокровище. Тогда я думал о другом. О том, что я сам должен исправить ошибки своей жизни, не втягивая в этот тяжелый процесс дорогих моему сердцу людей. Тем более, что это было опасно и непредсказуемо. Ты должен найти свою семью и быть с ней счастлив. Подвергать тебя опасности после всего того, что ты для меня сделал – это… Это… Даже не знаю, как и сказать. Ты бы решил мне помочь и тем самым отдалил выполнение своей собственной мечты.
– Я ее так и не приблизил. Я здесь. Грета и малыш Андреас в Константинополе. А моя Адела в Венеции. И всем им угрожает опасность, – печально кивнул головой «господин в синих одеждах».
Франческо улыбнулся:
– Я все же закончу свой рассказ.
– Да. Это важно и интересно, – тут же поддержал его Даут.
Франческо повернул в его сторону голову:
– Здесь я должен все же поблагодарить тебя, Даут. Наверно ты с выгодой воспользовался моими рассказами о «синем дьяволе». О его прошлой жизни и его мечтах. Прости и за это меня, Гудо. Хитер Даут и коварен. И все же. Он сдержал свое слово. И даже отправил мое письмо друзьям отца, что в то время пребывали в Константинополе. Именно они забрали меня и проклятого Мартина в порту Цимпе. Мартин указал мне тайник в горах, где хранилось золото…
– Надеюсь, ты оторвал Мартину голову? – с надеждой спросил Гудо.
– И на этот раз прости меня, Гудо. Он сдержал свое слово. Я сдержал слово, данное мною…
– Это чудовище вновь станет убивать и мучить людей.
– Я знаю… Но… На моих плечах уже нет места для еще одного тяжелого греха. Господь справедлив. Может быть, Мартин уже и мертв.
Гуждо с сомнением покачал головой.
На сей раз Франческо Гаттилузио виновато улыбнулся:
– Рассказав друзьям моего отца, что это за золото, я прислушался к их совету и отправился в Рим к моему другу и наставнику Кола ди Риенцу. Мои советчики лучше меня знали о той ситуации, что сложилась в христианском мире за время моего вынужденного отсутствия. Тем более, они симпатизировали смелости и решительности Кола ди Риенца, который в это время проводил действия направленные на укрепления прав и привилегий городов-государств. Более того, Кола ди Риенца обратился к генуэзцам за помощью и советом. И это было полезно и для Рима и для моего родного города Генуи. И я встретился с моим другом и наставником. Новый папа Иннокентий VI назначил Кола ди Риенца сенатором и отправил его в Рим в сопровождении большого отряда и кардинала-воина Альборноса. Но кардинал не стал помощником Кола ди Риенца. Боле того, он вредил его делам и репутации. Именно поэтому, узнав об исчезнувшем золоте, о котором уже и перестали беспокоиться, мой наставник просил меня сохранить о нем тайну. Несколько месяцев я наблюдал за тем, как Альборнос устанавливал свой порядок в Риме и в окрестностях. Мы пришли к выводу, что нам нужна своя армия. И здесь нам поможет золото, что было выманено у несчастного народа хитроумной церковью. Тогда я направился за наемниками. Когда я вернулся с тем войском, которое вы видели сегодня утром мой друг и наставник, сын трактирщика и прачки, гуманист и блестящий оратор, трибун свободы, мира и справедливости Кола ди Риенцо был убит римлянами, обвинившими его в тирании. И теперь я стою у стен враждебного мне города и ожидаю всякого рода неожиданностей. И даже не знаю, кто первым обрушится на меня и мое войско. Альборнос, местные феодалы или народ Рима. И если бы не счастливая встреча с моим «синим другом» Гудо, то не знал бы, что мне делать дальше? Зато теперь точно знаю!
– Что ты знаешь, мой друг Франческо? – откинул с жуткой головы свой капюшон Гудо.
– Ты же сам сказал, что приведешь в Константинополь армию, чтобы отыскать Андреаса, – чуть улыбнулся Франческо и подался корпусом тела вперед.
– Я? – обнажил свой страшный клык «господин в синих одеждах».
– Он. Да. Да. Он так и сказал. Я слышал, – подтвердил Даут, в задумчивости накручивая бородку на указательный палец.
– Ну, да, я сказал. Сказал… Если для поиска Андреаса нужна армия, то я приведу армию, – нахмурился Гудо.
– Вот! У тебя и есть армия! – торжество возвестил Франческо. – Армия, которой сейчас нечего делать, и которая оплачена на полгода вперед.
– И ты серьезно думаешь, что Константинополь охотно отворит свои ворота этим черным плащам? – с сомнением пожал плечами «господин в синих одеждах».
– Это огромный и отлично защищенный город, – согласился предводитель армии черных плащей. – Но во главе ее будет восседать на черном коне не кто иной, как «синий дьявол», перед которым Константинополь не посмеет ни открыть ворота.
– Страх жителей Константинополя перед «синим дьяволом» еще крепче закроет ворота и поднимет на его стены с оружием даже стариков и детей…
– Ты прав, Гудо, – прервал своего мучителя Даут. – Но я знаю человека, которого горожане с радостью возведут на трон василевса и будут приветствовать его армию.
Заметив нарастающий гнев на лице «господина в синих одеждах», Даут быстро добавил:
– Это не Орхан-бей и его армия кровожадных гази! Это тот, кого будут встречать цветами…
Глава четырнадцатая
Отсюда, с самой высокой точки острова Тенедос, не виден Константинополь. Отлично просматриваются в пяти милях на востоке очертания берегов Анатолии[280]. На севере угадываются синие контуры особо важных для стратегии и торговли Кроличьих островов у самого входа в Дарданеллы[281], а далее – город святого Константина, которого не увидеть и даже, думать, не сметь, приблизиться к нему.
Тенедос – капкан, в который он добровольно вступил и теперь мучился от постоянной душевной боли.
Вырваться. Вырваться! Но как? О нем не забыли и, если оставили томиться в относительной свободе на маленьком клочке суши в северной части опасного Эгейского моря, по которому беспрестанно рыщут пираты, для которых он – законный василевс византийской империи более чем желанная добыча, то это ненадолго. Ему нигде не нашлось более приятного места. Только здесь, на этом острове, под защитой сильной венецианской крепости, в окружении сотни оставшихся верными воинов, двадцатидвухлетний багрянородный Иоанн V Палеолог мог прозябать, ежедневно ожидая увидеть приближающиеся к острову вражеские галеры.
Чьи это будут галеры, уже не казалось особо важным. Будут ли это вновь корабли его тестя и соправителя Иоанна VI Кантакузина (который уже недолго повоевал здесь с зятем), или сына Кантакузина и он же новоявленный с февраля месяца по милости отца третий соправитель империи Матфей, или же скрипучие галеры османского владыки Орхан-бея – это все одно. Это – позорный плен и превращение единственно законного по праву рождения василевса в придворного шута. А может что и еще похуже.
О, Господи! И все три ярых недруга никто иные, как близкие родственники! Ведь жена василевса Иоанна V Палеолога, Елена – дочь Кантакузина, сестра Матфея и сестра жены старика Орхан-бея Феодоры! И зачем же ты, Господи ниспослал этих родственничков?
В возрасте от девяти лет, после печальной смерти отца – великого василевса Андроника, малолетний Иоанн правил под опекой вдовствующей императрицы Анны, патриарха Иоанна Калеки и мегадуки Алексея Апокавка. Вернее не правил, а вел бесконечную гражданскую войну, конец которой наступил, когда набравший силы и влияния знатный вельможа Иоанн Кантакузин выдал за пятнадцатилетнего василевса свою тринадцатилетнюю дочь. На следующий год родился сын Андроник. Но внук не стал пальмовой веткой мира для Кантакузина. Отдаляя зятя от правления, соправитель и василевс Иоанн Кантакузин умудрился божественную власть василевсов Византии разделить еще и со своим старшим сыном. Это и стало предлогом того, что Матфей и багрянородный Иоанн затеяли между собой войну за право единовластия в случае смерти хитромудрого Кантакузина старшего.
