Даут молча кивнул головой.
Гудо жутко улыбнулся и отпустил своего пленника.
– А теперь хватит болтать. Через два дня мы должны быть в окрестностях Рима.
– И что там? – едва успел вымолвить Даут и получил звонкую затрещину.
* * *
Едва Даут закончил утреннюю молитву, «господин в синих одеждах» уже стоял над ним.
– Пошли, нам следует торопиться.
Даут сжал губы и уже через них, на арабском, трижды прошептал дуа: «Прибегаю к Аллаху от проклятого шайтана». Еще он желал вспомнить, что сказал Пророк в суре «Аль-Бакара» насчет проклятого шайтана, но не успел.
– Бегом! Бегом!
– Что? Что случилось? – через тысячу шагов едва смог выдавить из себя Даут.
Гудо указал рукой на высокий холм и прибавил к бегу. И все же ему трижды пришлось снизить тем движения, чтобы затрещинами и пинками подогнать своего пленника. Лишь на вершине холма он остановился и указал рукой на крошечные фигурки всадников:
– Ты прав. Османы молниеносные всадники и отличные следопыты. Они нас почти нагнали. Пропустим их и пойдем следом.
– А не лучше ли свернуть с пути и пойти другой дорогой, а то и вовсе через поля и горы?
– Нет, не лучше, – выдохнул Гудо.
Скромно позавтракав тем, что приобрели в Капуе на рынке за последние деньги Даута, путешественники с предосторожностями продолжили свой путь.
– Скоро солнце погрузится в море, и мы будем в безопасности, – вытирая обильный пот с лица, тяжело выговорил Даут.
– В относительной безопасности мы будем еще скорее, – тяжело дыша, ответил Гудо.
– Что значит, в относительной? – радуясь воскресшему диалогу, остановился, переведя дух, пленник «господина в синих одеждах».
– А тебе не приходилось слышать о путнике, укрывшемся от проливного дождя под раскитистым дубом, и был убит молнией? Или о бедуине, отыскавшего укрытие в тени кустарника, где его ужалила ядовитая змея. Или…
– Хватит. Умеешь ты утешить, друг Гудо.
– Ладно. Еще миля, или две и мы…
– Что мы? – забеспокоился Даут тем, что «господин в синих одеждах» резко остановился.
– Это мы еще не бежали. А вот теперь точно придется нестись, не касаясь земли.
– О, Господи! Или Аллах! Кто меня слышит? Кто меня видит? Неужели кто-то здесь уверен, что я сделаю хотя бы один шаг.
– Посмотри туда на холм и посмотри на мою спину. Помни о десяти шагах, и подумай о том, что сделает с тобой Сулейман-паша, когда узнает, что ты помог мне бежать.
– Кто я? – задохнулся от жуткой клеветы и несправедливости Даут, но уже в следующее мгновение он увидел всадника на холме и услышал знакомый османский боевой клич. – Разве кто поверить, что я помог бежать Шайтан-бею? Помог ему бежать! Бежать, бежать, бежать…
И до предела несчастный Даут, стиснув зубы и раздув ноздри, бросился в след своему мучителю.
– Вон туда! – указал на бегу рукой Гудо. – В катакомбы святого Каллиста.
– Катакомбы, подземелья… Святого Каллиста… Там же древнее кладбище?..
– В этом подземном лабиринте нас никто, даже твои ищейки османы не найдут. Я знаю. Знаю.
– Да откуда ты все знаешь? – в гневе от того, что силы покидают его, воскликнул Даут.
Но теперь в низину бежать было легче.
В стороне осталась Аппиевая дорога. Теперь беглецы вбежали в царство мертвых. В особое царство. Хотя и сама узкая полоска земли вдоль знаменитой дороги ближе к вечному Риму некогда была ничем иным как кладбищем, катакомбы святого Каллиста были истинной столицей этой страны мертвых.
Законы древнего Рима запрещали хоронить усопших в черте города, поэтому римляне использовали для погребения крупные дороги, ведущие из городов. После того, как традиция сжигать тела умерших повсеместно уступила место захоронению в земле, цена на землю вдоль дорог стала невероятно дорогой. Под стать этой дороговизне над могилами богатых и знаменитых поднялись мраморные усыпальницы, похожие на дворцы и храмы, а под землю ушли богато расписанные склепы. Это давало возможность живым толстосумам показать свое богатство и положение в обществе.
С приходом первых христиан на месте уже существовавших кладбищ для простых горожан появились огромные и запутанные катакомбы, в которых не только хоронили самих почивших христиан, но и проводили тайные богослужения. Со временем возникла гигантская сеть комнат и переходов, упорядочить и благоустроить которые взялся диакон Каллист. Здесь же он был и захоронен, как и многие те, кого причислили к образу святых мучеников. Это место долго радовало христиан своей святостью, пока не пришел хаос и не распались даже варварские государства Апеннинского полуострова, воцарившихся на развалинах Римской империи. Стало даже страшно выходить за городские стены Рима. Тогда из катакомб вывезли мощи всех почитаемых святых, и место превратилось в пустыню. В жуткую пустыню, в которой ветер и его братья сквозняки страшно подделывали многочисленные голоса, а призвав дожди, обрушивали своды подземелья.
– Я не полезу в эту дыру, – заупрямился было Даут, но крики и топот приближающихся всадников затолкали его вслед за Гудо под землю.
– Мне бы только найти… Найти…
– Кого найти, Гудо? – дрожа всем телом, спросил Даут, держась за край плаща своего мучителя.
– Сюда. Нет! Стой. Вот сюда. Нет! Нет!
– Да постой ты, Гудо, постой! Что можно видеть в этой кромешной тьме?
– Да верно. А впрочем… Что это? Кажется свет. За мной. Нам повезло. Это дневной свет. Это провал. Он мне поможет.
– В чем поможет? Как ты мне надоел, друг Гудо! Чтобы тебя джинны, или демоны опять в ад утащили, – заныл Даут, но так и не отпустил плащ «синего шайтана».
– Здесь будь, – велел Гудо.
Над его головой был огромный провал, и он стал быстро подниматься по обрушенным камням свода и земле на поверхность.
– А я? Как же я?
Оставшись один, Даут съежился. Он тут же обнял себя за плечи и все равно затрясся. Время шло, а озноб не прекращался.
– Нет. Нет. Рано мне еще под землю. Ох, рано!
Больно ударяясь об острые камни коленками, и произнеся тысячи проклятий, Даут выбрался на поверхность.
– Эй, Даут, порождение гиены! Стой, где стоишь.
От зычного и властного голоса Сулейман-паши Даут вздрогнул и осел на ослабевших коленях.
Непрерывно вертя головой и бормоча некогда отвергнутую молитву «Отче наш», он с ужасом обнаружил на соседнем холме в сотне шагов группу всадников, среди которых пышными одеяниями выделялся старший сын Орхан-бея. С этой возвышенности османам прекрасно был виден их единоверец, от которого их отделяла обширная впадина, густо поросшая колючим кустарником.
– О, Господи! – взвыл Даут и трижды перекрестился.
Обращение к Всевышнему придало разума, и несчастный беглец кубарем скатился вновь в провал катакомб.
– Ты думаешь, скроешься от нас?! Нет! Аллах все видит, он укажет крысиную нору предателя. С тобой я разберусь позже. А сейчас! Эй ты, «синий шайтан»! Я знаю, что тебе известен весь ад и пещеры, что ведут туда. Мне сказали, эти катакомбы бесконечны, и искать в них человека, значит, потратить вечность. Но мне известно о той, кого ты считаешь дочерью. Ты дорожишь ею. Сейчас ее имя Гюльчичек Хатун. Она любимая жена моего брата. Люблю ли я брата? Спроси этого пса Даута. Так вот, если ты сейчас же не вылезешь из своего родного ада, я немедленно отправлюсь в Бурсу. Ты догадываешься зачем? Гюльчичек Хутун уже заслужила смерть, отдав священный перстень неверному. О ее смерти не́кому будет особо горевать. Разве что мой дорогой братец, да ее сынок, да еще тот, что у нее в утробе… Спаси их всех. Иначе… Клянусь Аллахом! Она съест персик и умрет в страшных мучениях. Спроси об этом своего друга Даута…
– Это правда?
Даут едва не потерял сознание, когда за его плечо крепко ухватилась сильная рука, а над ухом раздался останавливающий сердце вопрос.
– О, Господи! Сколько же ты будешь пугать меня, Гудо? Голова моя была на половину седой, а сейчас на ней ни единой черной волосинки…
Вынырнувший из тьмы «господин в синих одеждах» потряс за плечо своего несчастного пленника:
– Ты рассказал Сулейману о моей Кэтрин? Ты?
Вместо ответа Даут горько заплакал и затряс головой.
– О, Господи! – взмолился Гудо. – Почему ты сейчас не позволяешь мне оторвать голову этой змее? Отвечай, змея, Сулейман действительно убьет мою Кэтрин?
– Он поклялся Аллахом, и его слышали верные ему люди…
– Он сам сделал свой выбор! – с гневом прокричал на ухо совсем лишившемуся силы воли Дауту «господин в синих одеждах» и тут же стал карабкаться на поверхность земли.
Посмотрев ему вслед, Даут ахнул:
– Десять шагов!.. Да. Да! Десять шагов!
Какая-то новая неведомая сила заставила некогда одного из храбрейших и умнейших вельмож османского государства по-собачьи поспешить за тем, кто так жестоко изменил его хорошо устроенную жизнь.
Едва подняв голову над землей, Даут удивленно уставился на своего «синего хозяина». А тот, широко открыв, неизвестно откуда взявшийся большой мешок из черной кожи, доставал из этого (а Даут об этом уже догадался) подарка ада, какие-то металлические и деревянные части.
