Он громко позвал:
— Ровер!
Я ничуть бы не удивился, окажись пес Юлая одноглазым, но природа не терпит искусственных вариантов.
— Вот он, мой пират, — ласково выговорил циклоп.
Я оторопел.
Гигантский пес, уродливая помесь бульдога и, возможно, овчарки, молча встал в открытых дверях. В отличие от хозяина в жестокой борьбе за существование он сохранил оба глаза, и оба они были налиты такой ледяной злобой, что я поежился. От ненависти они даже серебрились, отливали нехорошей чернью.
“Господи! Господи! Господи! Господи!”
— Скажи ему, пусть отвернется.
Юлай был доволен произведенным эффектом.
— Это Эл, — представил он меня псу. — Эл — спокойный парень, мы с ним подружимся. Но если в голове у него что‑нибудь повернется, спусти с него шкуру.
Челюсти Ровера нервно дрогнули.
— Но если Эл спокоен, если не пытается войти в бункер связи, — добродушно закончил циклоп, — трогать его не надо. Места тут всем хватит. Иди!
Пес не издал ни звука.
Он просто исчез.
— Неплохой парень, правда? Только стрелять не умеет, — похвастался Юлай. — Старайся не забывать о нем. С палкой или с камнем в руке шансов у тебя против Ровера нет.
— За каким чертом меня сюда притащили?
— Ты всегда такой торопливый?
— Всегда, — ответил я хмуро.
— Ох, не лучшее качество. — Юлай с любопытством обозрел меня своим смеющимся глазом. — Куда тебе торопиться? Ты же в отпуске. Не следовало тебе, Эл, путаться у нас под ногами. Это кое–кого рассердило.
— Кого, к примеру?
Юлай ухмыльнулся.
Его плоское лицо озарилось улыбкой.
Час ранний, злобный пес, бледные лица, за спиной — горная дорога, бессонная ночь, а поздний гость несет чепуху. Впрочем, смешно ему стало вовсе не из сочувствия. Он тут же посуровел:
— Я тебе вот что скажу, Эл. У меня всего один глаз, но это не значит, что я ничего не вижу. И я никогда не лгу. Мы, например, никого не убиваем. Если я говорю — никого, значит, так оно и есть. А если я говорю, что отсюда нельзя бежать, это тоже так.
— Но почему? — вырвалось у меня.
— Да потому что ты дерьмо, Эл. А у каждого дерьма свое место.
— Но почему я непременно дерьмо?
— По определению, Эл. Доказательств тут не требуется. Пари держу, что и недели не пройдет, как ты начнешь расставлять ловушки хорошим парням Роверу и Юлаю. Это же у тебя на лбу написано. У таких, как ты, сучья выучка, вы не можете не кусаться. Черт тебя знает, может, ты даже сумеешь меня пристукнуть, у тебя на это дело талант, но если такое и произойдет, тебе отсюда не выйти. Дело не в Ровере и не в замках. Так что заруби себе на носу, что лучше жить рядом с живым Юлаем, чем медленно помирать рядом с его трупом.
Он помолчал.
Потом неторопливо извлек из кармана отобранные у меня документы.
Толстым пальцем отодвинул в сторону список, полученный от доктора Хэссопа:
— Давно это у тебя?
— Со вчерашнего утра.
— Почтой получил?
— Почтой.
Юлай улыбнулся.
Слепой глаз и плоское лицо не портили его.
В нем чувствовалось столько энергии, что уродом он быть не мог. В конце концов, даже Гомер не считал циклопов уродами. Так, особая форма жизни.
— Надеюсь, список тебя развлек?
Я пожал плечами. Юлай сбивал меня с толку.
— Успел обдумать его?
— Не хватает информации.
— Да ну? — не поверил он и улыбнулся. — Это хорошо, что ты говоришь правду. Теперь для размышлений у тебя будет много времени.
И снова улыбнулся:
— Хочешь, сыграем в одну игру?
— Какую еще игру?
Мой взгляд его не смутил.
Он сунул волосатую, как у Ровера, лапу в карман и извлек оттуда еще одну бумажку, аккуратно сложенную вчетверо:
— Держи. Это я сам сочинил.
— Что это?
— А ты посмотри.
Единственный глаз циклопа так и сверкал:
— Ровер!
Повинуясь зову, пес бесшумно встал на пороге. Густая серая шерсть на загривке стояла дыбом.
— Сядь, Ровер, и проконтролируй ситуацию. Если наш друг Эл захочет что‑то сделать по–своему, задай ему соответствующую трепку. А ты, Эл, разверни листок и прочти вслух то, что на нем написано.
— А зачем нам пес?
— Он должен знать о тебе все, в том числе и голос. Он должен узнавать тебя и по голосу, и по походке, и по запаху.
Я взглянул на Юлая: не сумасшедший ли он?
— Читай!
Я взглянул на столбец имен.
Линди.
Хоуэр.
С. Хоуэр.
Хоуэр–Тарт.
Саути…
— Это что? Театральные псевдонимы?
— Не шути, Эл. Эти люди не имеют никакого отношения к театру. Их объединяет одно — все они умерли. Кто там еще в списке?
— Некая Лотти…
Что‑то сбивало меня с толку.
— У этой Лотти была фамилия?
— Наверняка, — совсем уже сухо объяснил Юлай. — Правда, я не смог ее выяснить, времени не хватило. Она была манекенщицей. Да что я рассказываю? Ты должен помнить ее.
“Я даже пугаться стал с опозданием. — Слова Пана преследовали меня. — Поворот за спиной, а меня как кипятком обжигает”. Я действительно вспомнил маленькую манекенщицу. Я знал ее по Бэрдокку. Правда, не слышал, чтобы она умерла… А Линди и Хоуэры… Я вспомнил их. Занятный народец, так и лезли под пули… В Бэрдокке тогда было погано. Совсем там было поганое местечко, правда, в дорогих ароматах. И там со мной был Джек Берримен.
— Занятно? — спросил Юлай. — Читай дальше.
Стенверт.
Белли.
Мейсон.
— Эти‑то кто такие?
— Не помнишь? Мейсона не помнишь?
— Не помню.
Юлай и Ровер, наклонив лобастые головы, с подозрением и с нехорошим интересом вглядывались в меня.
— Фирма “Счет”. Теперь вспомнил? Там были заложники.
— Их захватил не я. Их застрелил Лендел!
— Вольно тебе вешать трупы на этого безумца. Перестрелку спровоцировал ты.
— Я был вынужден это сделать.
— А так и бывает. А труп он и есть труп, — ухмыльнулся Юлай. — Я ведь тебя ни в чем не корю.
— Этак ты и Лендела на меня запишешь.
— А ты как думал? На тебя он и записан.
— Он тоже умер? — удивился я.
— Пока жив. Но лучше бы умер.
4
“Господи! Господи! Господи! Господи!”
5
Керби.
Галлахер.
Моэт.
Ким Хон.
Сеттон.
Лайбрери.
Возможно, эти люди имели отношение к санитарной инспекции Итаки. Скорее всего так оно и было, потому что их имена стояли рядом с именем доктора Фула.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
