виновников «окружения» Германии. Появились заявления об уважении целостности территории Советского Союза, его права на суверенитет. Даже демарш Советского правительства по вопросу Аландских островов, ранее вызывавший в Берлине большое раздражение, сейчас подается преимущественно в плане показа английских интриг в районе Балтики. (20 октября 1921 года в Женеве представители Великобритании, Германии, Дании, Италии, Латвии, Польши, Финляндии, Франции, и Швеции и Эстонии подписали Конвенцию о статусе Аланского архипелага в Балтийском море. Финляндия получила суверенитет над этими островами, однако ей запрещалось строить на островах укрепления и размещать артиллерийское вооружение. Советская Россия Конвенцию не подписывала и никогда не признавала437. В январе 1939 года правительства Финляндии и Швеции после предварительного соглашения между собой, довели до сведения Советского правительства, хотя могли этого и не делать, что собираются поставить в Совете Лиги Наций вопрос об изменении статута Аландского архипелага, то есть просить разрешить им демилитаризацию островов и разрешить Финляндии совместно со Швецией возводить на них укрепления. Это решение скандинавы объясняли тем, что опасаются агрессии со стороны Германии. Кремль противился и всячески препятствовал демилитаризации Аландских островов, закрывающих вход в Ботнический залив Балтийского моря, под тем надуманным предлогом, что артиллерия на островах будет создавать трудности советскому судоходству в Балтике, в частности, перекроет вход в Финский залив438. Однако эти острова, хотя бы и вооруженные, судоходству у южного побережья Балтийского моря не мешают, потому что от них до южных берегов больше 100 миль. – Л.П).
Статьи в «Известиях» и в «Правде» об Аландских островах передаются в достаточно сносном для здешней обстановки виде. Эта тактика заигрывания прессы сама по себе немцев ни к чему не обязывает, поскольку переменить они ее могут в любой момент. Такая тактика не может служить доказательством серьезного изменения германской политики по отношению к Советскому Союзу, если она не будет подкреплена какими-то более конкретными действиями. Возрастающее влияние Риббентропа, которого сейчас называют главным гражданским советником Гитлера наряду с военными – Кейтелем и Браухичем, и заметное ослабление влияния Геринга, который по слухам, выступает против антипольского курса, – эти факты не являются симптомами эволюции германской политики в сторону улучшения отношений с Советским Союзом, хотя ухудшающаяся международная обстановка толкает германское руководство именно в эту сторону439.
27 мая Риббентроп предложил итальянскому послу в Берлине Бернардо Аттолико передать послу Италии в Москве Аугусто Россо, чтобы он посетил Потемкина, и рассказал ему, что германское правительство переоценивает значение хороших отношений с Советским Союзом440.
28 мая варшавский корреспондент газеты «Санди таймс» сообщал, что англо-польские военные переговоры протекают удовлетворительно, и будут продолжены в Лондоне, в связи с чем в ближайшее время туда прибудет польский военный министр или маршал Рыдз-Смиглы441.
30 мая Вайцзеккер пригласил Астахова, и почти час беседовал с ним. Он задал вопрос об открытии в Праге отделения советского торгового представительства. Благополучное для Советского Союза решение этого вопроса наталкивается на некоторые принципиальные соображения. Прежде чем соглашаться, в Берлине хотели бы знать, означает ли постановка вопроса об открытии отделения торгпредства, что Советский Союз намерен развивать экономические отношения в протекторате Богемия и Моравия. Об этом говорил и Риббентроп в беседе с Гитлером. Мерекалов, когда был в Берлине, также подчеркивал, что от решения этого вопроса зависит и дальнейшее развитие экономических отношений. (Мерекалов был вызван в Москву и больше в Берлин не возвращался, хотя и оставался на своем посту вплоть до 2 сентября 1939 года. Отъезд полпреда на родину не был обставлен как демарш Советского правительства, и о нем нигде не сообщалось. Вполне вероятно, что нового наркома иностранных дел просто не удовлетворял профессиональный уровень полпреда, который по образованию был химиком, до назначения в Берлин опыта дипломатической работы за границей не имел, да к тому же почти не владел языком страны пребывания, что совершенно недопустимо: любой дипломат – это еще и разведчик, а какой шпион из человека, который не понимает, о чем говорят окружающие его иностранцы? – Л.П.).
Германия учла это обстоятельство, разрешив вопрос о договорах с фирмой «Шкода» в пользу СССР. В Берлине хотят знать, намерен ли Кремль действительно расширять эти отношения. Астахов ответил, что в настоящее время у СССР, помимо «Шкоды», имеется много экономических вопросов для оправдания существования в Праге отделения торгпредства. Советское правительство не намерено впустую тратить деньги на содержание учреждения за границей, которое оставалось бы без дела. Дальнейшее развитие зависит от условий, выдвигаемых германскими и чешскими фирмами. Для ответа на вопрос о сроке, в течение которого Советскому Союзу понадобится отделение торгпредства в Праге, а также о дальнейших намерениях Кремля, Астахов обещал запросить Москву.
Вайцзеккер сказал, что вопрос об открытии пражского торгпредства важен не сам по себе, но как повод к дальнейшим переговорам. Это важно знать потому что возникла неясность по поводу поездки Шнурре в Москву. Молотов заявил Шуленбургу, что развитие экономических отношений невозможно без улучшения отношений политических. Это, несомненно, противоречит тому, что ранее утверждал Мерекалов: экономические отношения могут развиваться сами по себе, независимо от политики. Исходя из этой позиции Советского правительства Германия пошла на переговоры. Сейчас советская позиция изменилась, и получается, что Советской Союз вообще отрицательно относится и к развитию экономических отношений, и к поездке Шнурре. Астахов ответил, что содержание беседы Шуленбурга с Молотовым известно ему лишь в общих чертах. Поэтому он не стал интерпретировать заявления наркома. (В то, что Астахова, по сути, исполняющего обязанности главы советской дипломатической миссии в Берлине, не проинформировали о содержании беседы Молотова с германским послом, поверить крайне сложно – секретность секретностью, но здравый смысл никто не отменял. Даже в СССР. – Л.П.). Астахов сказал, что у него нет оснований утверждать, что Молотов безоговорочно отрицательно относится и к приезду Шнурре, и к торговым переговорам. Он сказал, что тут же запросит Москву и уже после того даст точное разъяснение.
Астахов отметил, что и Мерекалов часто в разговоре с Вайцзеккером употреблял выражение «экономика есть конденсированная политика» (Так в тексте, хотя сентенция, принадлежащая В.И. Ленину, звучит с точностью до наоборот: политика есть концентрированное выражение экономики. – Л.П.), тем самым, устанавливая связь политики и экономики. Сам Астахов 27 января лично спрашивал у Шуленбурга, не считает ли он, что начинающиеся переговоры связаны с улучшением политических отношений между Советским Союзом и Германией, на что посол ответил, что он считает улучшение политических отношений возможным в результате этих переговоров. Наконец, само германское правительство установило связь между экономическими переговорами и международной политической ситуацией, когда заявило об
