Кел дождался, пока он уйдет, и спросил у оставшихся:
— Вы все доверяете Хальде. Наверное, и я доверял, пока помнил. Но сейчас не помню, и я вот никак не пойму. Если она все знает лучше людей, и всегда мудрее их на голову… пусть так. Но сколько пройдет времени перед тем, как все на свете станут жить по ее указке и делать все, как она говорит? И что это будет за жизнь?
Алейна шла вперед, и лошади шли с ней вместе. Она смотрела на солнце, деревья, на ветер и листву, слушала пение птиц и странные, пронзительные вскрики рогатых зайцев величиной с кабанов, которые не пугались людей и копались в корнях деревьев в поисках клубней и желудей.
Включить трек: Real hero, real human being
Девушка шла здесь, посреди нависшей громады леса, по дороге из старых темных камней, на которой не отпечатывались следы проезжающих и проходящих. Кто построил эту дорогу, когда и зачем, почему отрезок земли внутри Холмов был вымощен, как столичный тракт? Лисам уже не узнать ответов на эти вопросы. Но сколько бы столетий она не стояла, по этой дороге туда и обратно тянулись невидимые следы: тех, кто бежал от врагов, и тех, кто стремился к друзьям. Следы тех, кто бредил, и кто мечтал. Кто созидал, и разрушал, любил и ненавидел, прятал и искал.
Алейна шла вперед, и перед ней расстилались тысячи, миллионы следов, которые всю жизнь окружают нас, оставаясь невидимы, а сейчас проступили перед девчонкой, как фантастический, бесконечный переплетающийся узор.
Она видела, как следы Густава Фероги по кличке Чернопес пересекаются со следами двух пареньков из Рынки, везущих заболевшего отца в Мэннивей, видела, как Чернопес смеется, выкидывая мужчину, стонущего в беспамятстве, из повозки, а младшего из сыновей хватает за шею и заставляет ехать с ним. Как он пьет во все горло и избивает мальчишку, а потом, не рассчитав силы, сворачивает ему шею за пустяк. Как он плачет над телом мальчишки, вытирая красное лицо пятерней, а потом снова пьет, и во все горло смеется, и едет дальше. Теперь этих следов не было, они оборвались там, у тернового куста. Чернопес не преградит дорогу сыновьям.
Лихой убоец по прозвищу Костогрыз и два его брата не ворвутся в домик на отшибе Шпона, и не устроят там веселуху, а затем не сожгут скособоченную избу дотла, скрывшись в ночи, оставив за собой пять тел, да еще задушенного цепью пса.
Игнис достирает белье в реке. Марек выйдет в поле к отцу, и принесет ему обед.
Десятки следов пересекаются с другими десятками, меняют траекторию, припускают вперед или возвращаются назад, уступают дорогу друг другу или идут вместе, бок о бок. Сходятся и расходятся с сотнями, а сотни с тысячами, а тысячи с неисчислимыми мириадами — свиваясь в какие-то импульсы, потоки, закономерности, может, высшие символы судьбы, а может ноты музыки, играющей в струнах времени.
Алейна убила восемь человек, и спасла двенадцать, дальнейшее терялось за горизонтом событий. Стоило ли оно того? Стоило семнадцатилетней девчонке становиться убийцей? Радость затеплилась в сердце, когда она шаг за шагом увидела дорогу каждого и поняла, что поступила верно.
Память Матери ненадолго коснулась жрицы, соединилась с ней, чтобы девочка смогла увидеть, как следы других, давным-давно прошедших по дороге людей, влияют на нас, и главное, как мы повлияем на тех, кто идет за нами следом.
Хрупкий человеческий разум не в состоянии вместить всей огромности этого узора. Да и Богиня видит не все, а лишь малую, крохотную часть взаимосвязей, испещривших дороги мира. Но эта малая часть настолько шире одной человеческой жизни и даже одного поколения, что сейчас у Алейны по щекам текли слезы от осознания, как все устроено, и насколько мир больше, в бесконечную ширь и глубь больше нее самой.
Видение гасло, разум складывался из божественной широты восприятия в узкий конус взгляда из плена маленькой черепной коробки. Но хоть жрица и не могла осознать все, что увидела, коснувшись памяти Богини, она поняла смысл, и этого было достаточно.
Ведь самый ценный дар Хальды — ее мудрость. Алейна видела, как за каждым человеком и перед ним, еще не пройденные, тянутся его невидимые следы. И когда понадобится, жрица будет искать их, чтобы сделать верный выбор, правильный шаг.
Два часа спустя Лисы с чужим приданным и нежданным крылатым эскортом докатились до конца и края сосновых лесов. Мелкая речка стремительно вертелась в тисках каменистого русла, блеклая, прозрачная, переливалась по камням с приглушенным плеском. Укрытая двумя высокими стенами лесов — сосновым с одной стороны и дубовым с другой, она всегда оставалась в тени, кроме краткого полуденного часа, когда прозрачно-серая вода озарялась и искрилась на солнце; но сегодняшний день уже начинал клониться к вечеру.
Впереди воздвигся мрачный лес искаженных дубов и ясеней, скрученных-сверченных в скопище гротескных форм, а поверх него торчали темные вершины сразу четырех Холмов. Какой-то из них, судя по карте ханты, был десятым, но почему-то карта не отмечала, какой именно, а полустертая десятка стояла в долине между ними. Настала пора посылать ворона вперед, все разведать. Винсент соткал его заново и величаво взмахнул рукой, отправляя в полет.
Каменная дорога шла через речку широким, мощным настилом. Это было что-то вроде моста, только в два локтя высотой. Скорее дорога слегка приподнималась, давая воде спокойно бежать под ней. И, лишний раз подтверждая мастерство строителей, за прошедшие столетия речка почти не размыла опоры.
Духи леса остановились здесь, расселись по веткам и журчаво клекотали, сердечно прощаясь с конями и задумчиво глядя на уходящих людей. Еще они пели насупленным гремлинам, которые словно и не замечали того, но краем глаза поглядывали в сторону неожиданных поклонников, все же слегка недовольные перспективой потерять их так же быстро, как и обрели.
Алейна обернулась и помахала белой друде рукой. Она улыбалась, и друда ответила ей коротким, мелодичным курлыком, уходя по широкой дуге обратно, хоронить мертвых, проращивать сквозь их тела густой и колючий тёрн. Духи помедлили несколько мгновений, и пестрым узором встрепанных крыльев сорвались ей вслед.
— Что?! — сонно вскрикнула Мильва, придя в себя. Только что она умирала, отравленная подлой, такой подлой жрицей. Исцелила и приласкала, изобразила полную дуру, все для того, чтобы легко и бескровно умертвить врагов. Мильва помнила, как руки стали тяжелее мечей, как внутри все заволокло туманом и в нем прорезался жуткий страх — не за себя. И она стала падать. А вместе с ней падала Лилла, где же…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
