Ему удалось успеть на дневной паром до Сицилии. С пристани он сразу поехал в полицейское управление Палермо и добрался туда уже глубокой ночью. Поскольку в управлении в этот час находилась только дежурная ночная смена, никто не смог ничем ему помочь или хотя бы показать выделенный ему кабинет. Пирелли отправился на поиски квартиры, потом вспомнил, что с самого утра ничего не ел, и заглянул в небольшое кафе. К тому времени, когда он нашел по указанному адресу квартиру, выяснилось, что никто не удосужился передать ему ключи. Поэтому он снял номер в ближайшем отеле, где в полном изнеможении и рухнул на кровать. Возлияния прошедшей ночи, последующее похмелье, марафонский заплыв в бассейне, несколько часов за рулем, чувство вины из-за нарушения семейных планов — все это вместе довело Пирелли до такого состояния, что хоть криком кричи.
Но несмотря на усталость, Пирелли не мог заснуть, хотя часы показывали четыре утра. Осушив несколько мини-бутылок из имеющегося в номере холодильника, он стал смотреть по телевизору какой-то идиотский мультик. Наконец в качестве последнего средства от бессонницы принялся просматривать материалы по делу, которое возненавидел еще до того, как приступил к нему. Когда он смотрел на фотографию убитого мальчика, дело вдруг предстало ему в истинном свете. Некто безжалостно лишил жизни этого мальчика, посмотрел в его невинные глаза, когда мальчик доверчиво принимал мороженое, а потом хладнокровно застрелил его. Закрыв глаза и засыпая, Пирелли думал о том, каким же надо быть человеком, чтобы жить, имея на совести такое…
Лука Каролла, одетый в монашескую рясу и плетеные сандалии, прошел через Эриче. Он нес на плече соломенную сумку, полную пакетиков с разнообразными семенами овощей и трав. Лука ненадолго задержался у овощного прилавка перед магазинчиком, потрогал спелые темные сливы и зашел внутрь. В магазинчике продавались сигареты, сладости, пряности, джемы, всевозможные фруктовые консервы и было полно мух. Казалось, владельцы крохотной лавчонки стремились на небольшой площади предложить покупателю все, что только можно. Лука попросил килограмм слив и, дожидаясь, пока их взвесят, стал просматривать газеты. Его внимание привлек крупный заголовок: «Процесс над мафией продолжается». Лука склонился над прилавком с пряностями, но газеты притягивали его взгляд как магнитом. Уже уходя, он купил две газеты и сунул в сумку под сливы.
Оставшись в своей келье, Лука развернул газеты и разложил их на кровати. Он переворачивал страницы так осторожно, как будто боялся, что стены услышат шорох бумаги. Лука прочел о нападках обвинения на Пола Кароллу, который по-прежнему утверждал, что ни в чем не виновен. Затем прочитал кусок мрачной статьи про так называемого босса боссов, дона Роберто Лучано. Стук в дверь заставил Луку вздрогнуть.
— Кто там?
— Это я, отец Анджело. Можно с тобой поговорить?
Лука швырнул газеты под кровать, ногой затолкал их поглубже и открыл дверь. В дверях сначала показался каркасный костыль, потом сам отец Анджело. Он протянул руку Луке, и тот помог старику сесть на кровать.
— Что-то случилось?
— А разве непременно должно что-то случиться, чтобы я тебя навестил?
— Нет, святой отец, конечно, нет. Просто я как раз собирался пойти поработать. Мне нужно закончить с огородом, вы же знаете, я сею очень поздно, поэтому удастся захватить только самый хвостик лета.
— Лука, когда ты последний раз был на исповеди?
— Святой отец, я наложил на себя епитимью.
— Неужели? С каких это пор ты сам стал своим исповедником? Ах, Лука, ты и в детстве был таким же. Бывало, когда ты что-нибудь натворишь, украдешь или обманешь, ты всегда работал в огороде, чтобы загладить вину. Приходи ко мне исповедаться сегодня вечером.
— Хорошо, приду.
Лука помог отцу Анджело встать и выйти из комнаты. В дверях старик остановился.
— Дальше я и сам прекрасно справлюсь. Благослови тебя Господь, Лука. И вот что: убери из-под кровати газеты, тебе известно, что я не разрешаю приносить их в монастырь. Если хочешь читать газеты, делай это, когда выходишь за стены нашей обители. Монастырь не отель, хотя ты предпочитаешь использовать его именно так.
Лука вышел в коридор за отцом Анджело.
— Вы хотите, чтобы я ушел?
Старик помедлил и повернулся к Луке.
— Ничего подобного. По-моему, ты пришел сюда, чтобы обрести мир, может, тебе стоит подумать о том, чтобы остаться у нас навсегда? Если бы ты принял постриг, это было бы для меня самой большой радостью на оставшиеся годы.
Лука рассмеялся, его смех прозвучал необычно — может, потому что слышался очень редко, в то же время он смеялся так заразительно, что даже отец Анджело усмехнулся.
— Как вижу, мое предложение тебя рассмешило? Что ж, никто не может сказать, что я отказался от попыток обратить тебя. Я всегда верил, что ты рожден быть монахом, но, признаюсь, мое мнение никто больше не разделяет.
Подлаживаясь под шаг отца Анджело, Лука шел вперед боком, прижимаясь спиной к стене.
— По-вашему, у меня есть к этому призвание?
— Как ни странно, да. Когда-нибудь ты победишь темную сторону своей натуры, и тогда, может, сам поймешь, что это так.
Лука отстал, а отец Анджело двигался дальше по коридору своей медленной стариковской походкой, его голос отдавался от каменных стен.
— Это все еще в тебе, Лука, я чувствую…
Старик оглянулся, проверяя, здесь ли Лука, но коридор был пуст. Дверь в келью Луки беззвучно закрылась.
Позже, когда Лука усердно трудился в огороде, брат Гвидо, подняв крышку одного из мусорных баков на кухне, обнаружил там разорванную газету. Оглядевшись и убедившись, что его никто не видит, монах собрал обрывки и пошел с ними в библиотеку. Сложив из обрывков две газеты, брат Гвидо прочел их от корки до корки, потом снова выбросил в мусор, правда, к его досаде, в каждой газете недоставало одной статьи.
Увидев, что Лука возится в огороде, брат Гвидо отправился в его келью, якобы чтобы сменить постельное белье. Монах действовал быстро. В келье трудно было что-то спрятать, и вскоре он нашел вырезки из газет. Он торопливо пробежал глазами статьи, боясь, что его могут застать за этим занятием. Когда Лука вернулся, монах держал в руках простыни, явно собираясь сменить белье. При появлении Луки Гвидо покраснел.
— А, вот и ты… Раз пришел, помоги мне, я принес тебе чистые простыни.
— Спасибо, я сам могу о себе позаботиться и знаю, где находится прачечная. Нет никакой необходимости…
— Да, но ты же наш гость!
Брат Гвидо приподнял матрас, чтобы снять простыню. Ему не было видно оружейного футляра, однако Лука его видел. Он стремительно схватил монаха за руку, да так крепко, что тому стало больно.
— Уйди из моей кельи.
Гвидо потер запястье.
— Извини, Лука, я не собирался вмешиваться в твою жизнь, извини.
Пока монах не вышел из комнаты, Лука не сводил глаз с его лица. После того как дверь закрылась, он выждал еще немного и метнулся к кровати. Откинув матрас, схватил чехол. Нужно было найти другой тайник, причем незамедлительно.
В церкви было темно. Лука прокрался между рядами старых, истертых скамеек и подошел к алтарю. Быстро огляделся и прошел в крипту.
Крест распятия имел в высоту десять футов и больше фута в толщину, с тыльной стороны он крепился к стене двумя толстыми деревянными штырями. Лука проворно взобрался по кресту, сунул пистолет в пространство между крестом и стеной и стал спускаться. Его ноги уже почти коснулись пола, когда дверь со скрипом открылась, послышались торопливые шаги и приглушенное бормотание.
Брат Луи метнулся в сторону, потом в другую, прежде чем ему удалось найти дверь. Выскочив в коридор, он раскинул руки и побежал, громко крича:
— Отец Анджело, Христос воскрес, я его видел!
Прерывая свой сбивчивый рассказ истерическими рыданиями и исступленными молитвами, Луи поведал братьям, что только что видел в крипте самого Спасителя. Никто, впрочем, не обратил особого внимания на его заявление, монахи уже привыкли к подобным «чудесам». Например, в прошлый раз брат Луи настаивал, что видел во внутреннем дворе монастыря бродячий цирк.
Лука решил использовать состояние брата Луи как предлог, чтобы не ходить на исповедь. Пока что ему везло, но его не покидало ощущение, что везению скоро придет конец.
Газетный заголовок гласил: «Лазейка в законе вызвала переполох в суде». Энрико Данте не мог поверить своим глазам — должно быть, это какое-то недоразумение. Однако, посетив Кароллу в тюрьме, он убедился, что тот держится на редкость уверенно. Сидя за стеклянной перегородкой напротив Данте, Каролла держал в руках телефон и улыбался.
— Скоро я выйду из тюрьмы, и они ничего не смогут поделать, все по закону. Через месяц мой срок кончается. Ну что, не зря мои ребята получают денежки? Они раскопали эту лазейку несколько недель назад, но пока не было уверенности, что дело выгорит, приходилось помалкивать. Жалко, что тебя не было в суде, поднялся такой шум.
