— Ты не злись. Смотреть на тебя весьма приятно. Даже на бешеную. Особенно в таких чулках. Все, молчу! — майор без всякого труда подхватил вторую жертву, уложил на постель и умело раздел до белья.
Чернявый поручик застонал, но Катя моментально врезала ему основанием ладони в подбородок. Доброволец коротко всхрапнул и затих.
— Чуть шею не сломала, — поцокал языком Виктор Иванович.
— Пусть дышат, засранцы. До утра не прочухаются.
— Они после тебя и через месяц не прочухаются. Роковая ты дама, Екатерина, — майор сплел руки бесчувственных офицеров, удобнее устроил голову чернявого на груди товарища.
Катя тем временем яростными рывками содрала с поручиков кальсоны и с отвращением закинула на шифоньер.
— Все? — поинтересовался Виктор Иванович. — Удовлетворена? Тогда пошли. Пыльник не забудь.
— Сейчас, — Катя выудила из глубокого кармана пыльника помаду и жирно намазала губы мелкому офицерику. Нос и рот его товарища были в крови, и обнявшаяся парочка производила жутковатое впечатление.
В своем номере Катя швырнула пыльник на кресло, надела блузку и плюхнулась на кровать. Ярость отступала медленно, но все-таки полегчало. Не зря злобу ногами вымещала.
Виктор Иванович вернулся минут через пять:
— Лампу задул, дверь запер, ключ в замке изнутри, — майор сунул булавку в карман. — Пусть спят спокойно, малыши. Очнутся, я им не завидую. Хотя, боюсь, полностью твой чарующий облик из их памяти не изгладится.
— Да и хрен с ними. До утра осталось недолго. Пойдем гулять, пусть они здесь с портье разбираются.
— Ты сама-то как? — осторожно поинтересовался майор.
— А что? Я в норме.
— Ты знаешь что — ложись и спи. Я все равно разволновался, посижу, подумаю. Только ты, это, — глоточек коньячку сделай.
— Паленый твой коньяк, — пробормотала Катя. — И сам ты, майор, дурак.
— Ладно-ладно. Я же осознал. Виноват. А ты, между прочим, садистка.
— Ну и что?! Предлагаешь меня отстранить от задания и сдать в лапы психоаналитиков?
— Не рычи. Фрейд далеко, иных психоаналитиков вряд ли отыщем. Я это к тому, что красота — страшная сила. Гм, ты ложись, ложись. Я в стороночке посижу, не потревожу.
Поспать Кате все-таки удалось. Проклятый граммофон умолк, перепившиеся постояльцы угомонились. Из-за распахнутого окна доносилось далекое потрескивание — на окраинах постреливали.
* * *
На вокзал выехали рано, но добирались не торопясь. Три раза меняли извозчиков. Позавтракали в каком-то подозрительном кафе, впрочем, яичница там оказалась вполне приличной. Виктор Иванович успел приобрести элегантную трость и пребывал в отличнейшем расположении духа. Показывал достопримечательности — майор осматривался в городе в общей сложности три дня, но помнил уйму совершенно необязательных, на взгляд Кати, деталей. Прямо краевед какой-то. Такой специалист, и на Марс шлепнувшись, через пару часов будет с видом знатока растолковывать достоинства и недостатки модификаций боевых треножников и щеголять нагрудным знаком ветерана вторжения на Юпитер.
На вокзале пообедали в крошечном буфете, из местных яств взяли только кипяток. Остальное у Виктора Ивановича было в чемодане. Настроенная снисходительно после роскошных бутербродов с салом и зеленью Катя оглядела тесное здание вокзала, переполненное людьми, сидящими и лежащими на полу:
— Стоило весь геморрой затевать, чтобы получить свободу передвижения? Хм, принудительно-добровольную свободу. Судя по «Анне Карениной», при проклятом царском режиме на «железках» было уютнее. Экое грязное дело — революция.
— Люди, Катенька, мечтали заполучить светлое будущее. А получили наше. Оно, в смысле света, действительно поярче будет. Полная иллюминация, таджики на улицах метлами машут, стараются. И вшей куда как поменьше. В остальном… Черт его знает, может, мы и не прогадали.
— А мне кажется, ничего не меняется. Кроме экологии. Вечно все благие побуждения нас куда-то в задницу заводят.
— Ну зачем так мрачно? Народ живет, детей рожает, растит потомство, потом детишки с энтузиазмом убивают друг друга, и уцелевшие начинают новый круг. Все как обычно. Везде так. Не расстраивайся. Кать, а что у тебя за татуировка на плече?
— Да так, сделала по случаю в одном приморском городке. Вы, Виктор Иванович, когда-нибудь закончите меня разглядывать?
— Честно говоря, вряд ли. Ты слишком интересная. И татуировка интересная. Я немного разбираюсь. Это Китай? Кто-то из мастеров, работающий под период Эдо?
Катя хмыкнула:
— И близко не попали. Нужно больше самообразованием заниматься, умные книжки читать.
— Я читаю. У меня есть библиотека: сберкнижка, потом «Гончар» Обломова и «Возрождение». «Малую землю» племянник зачитал, гадюка. Отличная была книга, не оторвешься.
— «Целина» тоже полезная книженция. Особенно когда их целые пачки. Мы ими как-то печку в кунге топили. Замполит прибежал, чуть не застрелился.
— Это «за речкой»? Да, интересные у тебя были командировки, — Виктор Иванович посмотрел искоса. — Катюша, а если честно, ведь у меня вчера совсем чуть-чуть обаяния не хватило? Ну, если честно? Ведь ты уже не прочь была, да?
— Козел ты, Витюш, хоть и котелок на лысине носишь. Разве бабу с моим характером так уламывают? Носорог ты, с рогом не на том месте. Лучше забудем. Скоро поезд?
— Уже час как отправить должны были.
Поезд подали через полтора часа. На вокзале немедленно возникла паника. Действительно, следовало поторапливаться. Билеты места в вагонах не гарантировали.
Виктор Иванович и девушка миновали проверку документов у выхода на перрон. Унтер на документы едва взглянул, четверо солдат откровенно пялились на Катю. Девушка мягко улыбалась и вообще выглядела мило и приятно мужскому взгляду. На перроне, забитом неизвестно откуда набежавшим людом, Виктор Иванович пробивал дорогу, энергично работая чемоданом. Катя, отягощенная лишь никчемным дамским ридикюлем, прикрывала спину, работая локтями. Толпа давила, орала, пихалась узлами, корзинами и мешками, требовала кондуктора, коменданта и вообще хоть какое-то ответственное лицо. Из лиц, облеченных властью, на перроне присутствовал единственный железнодорожник, с совершенно непробиваемой меланхоличной харей. Этот отвечал на все требования многозначительным «сигнал уже даден». Катя решила взять эту всеобъемлющую формулировку на вооружение.
У третьего вагона Виктору Ивановичу пришлось временно передать чемодан напарнице. Майор работал скромно и неназойливо, но ошеломленный народ разлетался от его тычков, не успев пикнуть. Катя двинулась в пробитый коридор, у подножки Витюша подхватил у нее чемодан и весьма бережно подсадил под локоток. Кате понравилось, вот только узковатая юбка оказалась явно неуместна в подобном путешествии. Майор проломился в глубь вагона, бесцеремонно свалил с лавки чьи-то мешки, зубасто улыбнулся в ответ на негодующие вопли. Обладатели мешков благоразумно заткнулись. Виктор Иванович закинул чемодан на верхнюю полку к светлоголовому испуганному парнишке:
— Охраняй, братец. Можешь вместо подушки использовать.
— Сопрет, — заметила Катя, устраиваясь на жестком сиденье. — У парня глаза жиганские, блудливые.
— В чемодане у нас балласт для форсу, — успокоил майор, — а за саквояжем мы сами присмотрим. Ну, Катерина, сейчас поедем. Присматривайтесь, осваивайтесь.
Отправление дали через три часа. С истеричными гудками состав выбрался за пределы станции. За окнами проплыли кирпичные дебаркадеры, закопченные склады, и город в лучах заходящего солнца остался позади.
Глава 5
Курско-Харьковско-Азовская железная дорога — всех грузов малой скоростью — 174 797 тысяч пудов в год.
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона.
Разумеется, вопрос имеет также другую сторону.
В. И. Ленин. «Очередные задачи Советской власти». Апрель 1918 года. Последняя работа, написанная гениальной рукой вождя мирового пролетариата. Архив музея «Объединенной России». (К)
Чемодан был неудобным, хоть что ты с ним делай. Пашка пристраивал голову и так и этак. Шею ломило, уснуть так и не удавалось. Еще мешал свой мешок с железками, что вредительски упирались в поясницу. Но чемодан был куда хуже. Проклятые буржуи, ну нигде от них покою нет.
А начиналось все так хорошо: на вокзал Пашка проник в обход, благо на путях был не в первый раз, да и вообще железнодорожное хозяйство знал неплохо. Полдня просидел в тупике у багажного отделения. Старался не задремывать, опасался поезд пропустить. Два раза мимо прошел патруль, но на юнца солдаты внимания не обратили. Наконец народ зашевелился — подали состав. Пашка лезть в толчею не стал, проскользнул под вагоном и живенько забрался в окно. Что стоит человеку, который знает, с какой стороны к гимнастическому турнику подходить, в окно запрыгнуть? В вагоне оказался одним из первых, занял верхнюю полку. Вагон попался неплохой, купейный, — когда-то возил мелких эксплуататоров II классом. Нынче двери с купе, ясное дело, поснимали. От полумягких диванов одни ободранные остовы сохранились. Зато устроился Пашка с удобством, наверху, к свежему воздуху поближе. И тут черт этих господ принес. «Охраняй чемодан, хлопец». Вот сука, шмальнуть бы тебе в башку, буржуй мордатый. Катили бы себе в мягких вагонах, белая кость, кровососы проклятущие.
