Ее зубы стучали по краю кружки, и Илья решил, что стеклянный стакан наверняка бы раскололся. Вода немного ее успокоила: напившись, Вероника свернулась в клубок, держа в руках подушку, и судорожно прижимала ее к лицу. Илья шептал ей что-то невразумительное и успокаивающее, нагнувшись к уху, и чувствовал, как на смену судорожным рыданиям приходят тихие слезы.
- Вам надо уезжать отсюда, - сказал он, когда почувствовал, что она его слышит.
- Да, да! Мы уедем, мы сегодня же уедем! - неожиданно согласилась она.
- Ну не плачь же…
- Мне страшно, - прошептала она, - я больше не смогу войти в этот дом.
- Если тебе надо собраться, я могу пойти с тобой и помочь. Со мной можешь ничего не бояться.
- Да? Кроме тебя самого? Нет уж.
- Ну почему ты мне не веришь? Я же вытащил тебя оттуда.
- Тоже мне подвиг! - она хлюпнула носом.
- Ну, не подвиг, конечно… - вздохнул Илья.
- Расскажи мне, как все было, - попросила она.
- Как? Пришел, забрал девчонок… потом собака тебя нашла в подвале. Ну, я тебя взял и принес сюда. Да, еще… Мне пришлось стекло на кухне выбить, у вас же было заперто. И дверь в подвал я раскурочил… Вот и все.
- Все? - Вероника подняла на него опухшие глаза. - И ты никого не видел?
- Видел, конечно.
Она высвободилась из его объятий и села рядом.
- У тебя нет носового платка? - спросила она.
- Где-то у Сережки должны быть… Может, ты лучше умоешься?
Она кивнула и поднялась, но качнулась, и Илье пришлось поддержать ее под локоть.
- Голова кружится… - попыталась она оправдаться.
- Это от слез, - успокоил ее Илья. - Сейчас выпьем чаю крепкого, и все пройдет.
Она поморщилась:
- Я люблю кофе.
- Чего нет - того нет. Да и варить его я не умею. Чай тоже хорошо.
Вероника огорченно кивнула.
Илья поставил чайник и накрыл на стол: нарезал остатки вафельного торта, переложил конфеты из пакета в пластиковую мисочку, оставшуюся от какой-то быстрорастворимой лапши, и насыпал в тарелку ванильных сухариков.
- Может, хочешь йогурт? - спросил он Веронику, льющую воду в умывальнике.
Она покачала головой.
- Ты же ничего не ела. Я Сережке хорошие йогурты покупаю, не беспокойся.
Он вытащил из холодильника упаковку и показал ей. Но, судя по тому, как сморщилось ее лицо, такого внутрь она не употребляла.
Крепкий чай и вправду Веронику взбодрил, она с сомнением потянулась к конфетам, как будто боялась от них поправиться, но через несколько минут около ее чашки появился пяток аккуратно сложенных фантиков. От ее скептического взгляда на стол не осталось и следа, хотя поначалу она осмотрела его в высшей степени презрительно.
- Я так последний раз пила чай у бабушки в деревне, - улыбнулась она наконец. - Только у нее был электрический самовар. И стаканы в подстаканниках.
- Стаканы мы перебили, - хмыкнул Илья, - и решили новые не покупать, много возни с битыми стеклами…
- А это что? - она ткнула пальцем в три деревянных кружки, стоявшие на холодильнике.
- Это Сережка попросил сделать. Как у викингов.
- А можно мне посмотреть?
- Пожалуйста, - Илья пожал плечами и потянулся за кружкой.
Вероника покрутила кружку в руках и заглянула внутрь:
- И что, из них можно пить?
- А почему нет? Конечно можно.
- А знаешь, это стильная вещь. Я бы не постеснялась в таких кружках подать гостям пиво.
- Ну, вообще-то, ты живешь в доме, который я срубил. Так что ничего удивительного в этом нет.
При воспоминании о доме лицо Вероники помрачнело, она опустила глаза и перестала жевать ванильный сухарик.
- Что мне делать? - помолчав, спросила она.
Илья пожал плечами:
- Уехать. Я не хотел тебя расстраивать, но мне надо это сказать. Вас согласились оставить в живых только при условии, что вы уедете.
- Но ведь срок был до Купалы? - она хитро прищурилась.
- Тебе не стоило говорить о том, что ты хочешь уничтожить избушку. Это их разозлило, они испугались, понимаешь? Чтобы унести тебя оттуда, мне пришлось пообещать, что я все тебе объясню, и ты уедешь.
Вероника задумалась, но как всегда услышала совсем не то, что Илья хотел ей сказать:
- То есть они меня боятся?
Илья поморщился:
- Они тебя убьют. И ничто им не помешает. Я не всесилен, я и вчера еле успел. Тебе надо уезжать. Неужели ты не поняла, что им это ничего не будет стоить?
Вероника вздохнула, и Илья заметил, как дернулись ее плечи.
- Мне очень страшно, - прошептала она.
Надо честно признаться самой себе: она проиграла. Когда в детскую вползла огромная змея, Ника сразу это поняла, потому что, как ни старалась, пошевелиться не смогла. Тварь запросто могла на ее глазах сожрать детей, а она ничего бы с этим не сделала. Никогда еще она не чувствовала такого, только в кошмарных снах. Словно ей отняли руки и ноги. Словно ее разбил паралич. Она силилась двинуть хотя бы пальцем, но тело не подчинялось. И одновременно с этим она поняла: на этот раз они пришли не для того, чтобы их напугать. Они пришли, чтобы убить. С такой же легкостью, с какой они убили батюшку и свернули шею Азату. И змея с неподвижным взглядом молча сообщила об этом, положила мысль Нике в голову, как кладут леденец в карман ребенка.
Она всегда считала, будто сможет бороться за жизнь до самого конца, но реальность развеяла ее иллюзии. И, засыпая, понимала, что никогда не проснется, но противиться этому не стала. Не потому, что не смогла пошевелиться, а потому, что не захотела. Потому что сны, которые навеяла убаюкивавшая песня кота, были чересчур хороши, чтобы от них добровольно отказаться. Была ли она так счастлива когда-нибудь, как в этом последнем своем сне?
И только глубоко на дне души копошилась печальная, бесстрастная мысль: это конец. Больше не будет ничего.
Может быть, поэтому, проснувшись утром в избушке в объятьях плотника, она так испугалась. Смерть показалась ей соблазнительной, она боялась не тех, кто хотел ее убить, а собственной слабости и безволия. Словно, стоя над черной пропастью, она сама шагнула вниз. И только когда поняла, что пропасть - это не полет, а падение, спохватилась, но вернуться назад не смогла. Необратимость шага вперед - вот что напугало ее больше всего.
Они заставили ее желать смерти! И это самое страшное!
Ника вывела машину из гаража и решилась позвонить Алексею. Она просто поставит его в известность, что уезжает. Всему есть предел, и ее силам тоже. Жизнь слишком хороша, чтобы рисковать ею ради денег. Пусть муж знает, что она больше не будет изображать счастливую мать семейства на лоне природы. Тем более что ни одного покупателя за последнюю неделю тут не появлялось. Не считая Петухова, конечно.
- Алеша? Я тебя не разбудила? - спросила она, когда муж поднял трубку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
