Едешь ли ты в Киев? Когда? Один или с мамой? Я тебя об этом уже второй раз спрашиваю.
Ты пишешь книгу о Некрасове или редактируешь Некрасова? Для кого[567]?
Что говорят в Москве о предстоящем повышении гонораров? Когда это состоится?
Правда ли, что в мае будет новый съезд писателей[568]?
Коля.
18 марта 1939 г.
Снег, мороз, метель.
109. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
21 марта 1939 г. Москва[569]
Милый Коля. Вчера я был в гостинице «Москва» — там есть книжный ларь специально для делегатов XVIII съезда[570]. На прилавке груда «Ярославлей». Делегаты раскупают их с жадностью.
Не сомневаюсь, что Москва, в конце концов, так же оценит твой «Ярославль», как и Ленинград. Сейчас в Москве эта книжка у всех на руках. Было бы здорово, если бы Тихонов включил эту книгу в план «Исторических романов». От него еще нет ответа.
Что за Лев Левин?
В Киев я вряд ли поеду. Я вооружил против себя Асеева и Безыменского — а они в шевченковском комитете заправилы[571]. Асеев дал мне в свое время плохие переводы. Я их забраковал. Inde irae[572].
Марина, не желая того, причинила мне большую неприятность. М. Б. прочла в ее письме строки: «никак я не думала, что вы так ненавидели квартиру на Кирочной» — и страшно обиделась… за Кирочную. Оказывается, Кирочную надо любить. И за эту ненависть к Кирочной я был предаваем анафеме в течение долгого времени. Пожалуйста, пусть Марина (если зайдет разговор) уведомит М. Б., что никаких особенных ненавистей я к Кирочной не выражал.
Мама давно бы приехала к Бобе в Ленинград, но ОНА БОЛЬНА.
Лежит с температурой, в гриппу — или еще хуже! — бродит по комнатам еле живая. Ехать ей сейчас опасно. Тем не менее, она едет. На 23-е заказан билет. По-моему зря. Могла бы отлежаться до полного выздоровления. Тем более, что свалившаяся на ее плечи Лида, сама того не замечая, еще до гриппа изнурила ее. Я никого не вижу из литературных заправил, т. к. загружен лекциями и Лидиными делами — о съезде писателей ничего не слыхал.
Сейчас я работаю над: 1) «Книгой воспоминаний»[573], 2) книгой «Искусство перевода»[574] для нового издания. И то и другое очень интересно.
Не приедешь ли ты в Москву? Захвати в таком случае «Чукоккалу». Она в шкафу в моей комнате.
«Хижину» правлю.
Все же я должен сказать, что работа у нас с тобою хорошая. Чудесное дело — литература. Сейчас я «делаю» «От 2 до 5» для 9 издания (Детиздат купил)[575] — и ничего мне в жизни не надо. Сидел бы целый день, не отрываясь. Только бы еще года на два хватило здоровья.
Квартирой я лично очень доволен. Главное: центр. За углом Кузнецкий мост, книжные магазины под боком. Живется веселей, чем в Ленинграде. Я нарочно читаю столько лекций (почти каждый день), чтобы не опуститься, не выбиться из ритма московской жизни.
Так как Детиздат включил в план множество моих книг, грозившая мне бедность отодвинута еще на год.
Гуленьке спасибо за письма. Я его очень лублу и надеюсь скоро увидеть. Тате привет. И Марине!
Бобу надеюсь перетащить в Москву.
Твой.
110. Н. К. Чуковский — К. И. Чуковскому
30 марта 1939 г. Ленинград 30 марта 1939.
Поздравляю с днем рождения!
Марина тоже поздравляет и клянется, что «Наполеон» за ней не пропадет!
Милый папа. Пишу на обороте Гулькиного письма[576] по его просьбе. Маму видаю часто, вид у нее хороший, она даже посвежела с зимы. Вертится на квартире, пытается продать и купить мебель, подготовляет с Анной Георгиевной к отправке книги.
Тихонов мне никакого договора, конечно, не прислал. Это грустно, очень хочется переводить, так как я уже не в силах писать свое (пишу новую повесть), надо дать передохнуть воображению. Когда он вернется из отпуска, напомни ему, чтобы он прислал договор, ведь он обещал.
Не переиздает ли Детиздат чего-нибудь из моих старых переводов (Остров сокровищ, Робертс, Сеттон Томпсон) [577]? Ведь там недавно было утверждение плана, неужели меня опять обошли? Узнай по телефону, хоть у Эйхлера, и напиши мне.
Когда Лида возвращается в Ленинград?
В самом конце апреля или в мае мы с Маринкой поедем в Москву и очень об этом мечтаем. Попробуем сделать что-нибудь для обмена нашей квартиры. Развалины древнего Санкт-Петербурга (вроде развалин Помпеи, Вавилона и Карфагена) осточертели. Сегодня опять идет мокрый снег. Посылаю тебе один из моих стивенсоновских стишков. В мелочах он не совсем точен, но в целом верно выражает подлинник. Пойдет в № 6 «Звезды». О «Ярославле» все еще рецензий нет, но я этому, пожалуй, рад, а то еще дадут поленом по уху — Фадеев[578] и Петров[579] меня не любят.
111. К. И. Чуковский — Н. К. Чуковскому
Около 5 апреля 1939 г.[580] Москва
Милый Коля! Когда ты приедешь в Москву, ты лично поговоришь с издателем. Думаю, что удастся протащить Сэттон Томпсона. Я, конечно, буду говорить с Эйхлером, но говорить окончательно должен ты. Я знаю по себе. При всем благожелательстве Эйхлера ко мне из моих книг были включены в план только две или три. Вмешался в это дело я лично, идет и «Солнечная», и «Гимназия», и «Персей»[581], и «Так и не так»[582], не говоря уже о всяких «Мойдодырах».
С Тихоновым переговорю, чуть он вернется. Очень рад, что Вы с Мариной приедете к нам погостить. Я вчера говорил с Вишневским о твоем «Ярославле». Он клянется, что не читал его, и даже не знал, что этот роман вышел в свет. Фадеев кажется мне хорошим человеком — и с ним ты можешь завязать в Переделкине отличные отношения. Чем раньше Вы приедете, тем будет лучше.
Твой отец.
112. Н. К. Чуковский — К. И. Чуковскому
10 апреля 1939 г. Ленинград
Милый папа.
Женя Шварц просил передать тебе следующее:
Тебе по «Айболиту» следует получить большие деньги. Но ваш договор с кинофабрикой был плохо составлен (на короткометражку, а фильм вышел полнометражный). Фабрика пользуется этим и отлынивает от платежа. Женя уже подал заявление в Упр. по охр. авторских прав и совершенно не сомневается, что получит все, что ему следует. Он убеждает тебя позвонить Хесину[583] в московское управление и поручить ему добыть все следуемые тебе деньги.
Маме лучше, она уже встала. Температура у нее не поднимается выше 37,1, а большей частью нормальная. Спит она в одной комнате с Бобой.
Гослитиздат прислал мне договор на «Черную стрелу».
А ты-таки едешь в Киев!
Коля.
10 апр. 1939 г.
113. Н. К. Чуковский — К. И. Чуковскому
18 апреля 1939 г. Ленинград
Милый папа, Лида рассказала мне о твоем столкновении с Шкловским[584], это взволновало меня, и мне захотелось написать тебе. По разным признакам я догадываюсь, что Шкловский ненавидит тебя уже более двадцати лет. Причины его ненависти не важны — вероятнее всего, это зависть и многолетнее сознание своей неполноценности. Почему он завидовал именно тебе, а не кому-нибудь другому? Потому что, как это ни странно, как раз ты обладаешь всеми теми качествами, к обладанию которыми он больше всего стремился в течение всей своей жизни. Ты всегда писал легко, понятно, остроумно; ему вечно хотелось быть легким, неожиданным, остроумным, а писал он обрывочно, скучно, недоходчиво. Ему хотелось славы эстрадной, широчайшей, которая давалась тебе без усилий, а он, несмотря на свое старательное кабацки развязное поведение на всех литературных эстрадах, всегда был кумирчиком крохотных кружков архивных юношей. Он написал много книг, но ни одна из них никогда не имела никакого успеха. И т. д. и т. п.
Он подкапывался под тебя долго и трусливо. Он осторожно лягал тебя при всех удобных случаях. За последнее время его ненависть к тебе приняла истерический характер.
Его хамское выступление против меня в Ленинграде было, в сущности, выступлением против тебя. Меня он не знает, и я ему не интересен. Во время его доклада я сидел в первом ряду, он видел меня и именно поэтому заговорил о твоих переводах из Марка Твэна. Кстати, я неплохо отплатил ему за его хамство. Недели две тому назад он снова приезжал сюда и выступил здесь на диспуте о критике. Аудитория была та же, что и на прежнем его выступлении. На этот раз он говорил только о том, что критика замалчивает все его книги. Он подробно рассказывал, как он ходил к Федору Левину и просил, чтобы в «Литкритике» была помещена о нем статья, и как Левин обещал и статьи не поместил. Федин и Каверин[585] спровоцировали меня на выступление. Я сказал несколько фраз о критике и кончил под аплодисменты зала, что есть книги, которые не заслуживают критических статей.
Но это чушь. Теперь он осмелел, связавшись с Асеевым, с «Знаменем», с Фадеевым, и истерическая его ненависть не имеет удержу. Теперь он открыто тебя обхамил, и это к лучшему. Лучше быть с ним в открытой всем известной ссоре, потому что в таком случае все гадости, которые он будет говорить за твоей и за моей спиной, никто всерьез не примет. Открытая ссора обезоружит его, а мир с ним ничего тебе не даст, потому что он ненавидит, а ты нет.
