Каринка бессильно опустилась на землю, обняла присевшего рядом Ероша и наконец-то расплакалась во весь голос. Парень неловко приобнял дрожащую девушку за плечи. Он молчал, Карина просто плакала без жалоб и разъяснений. Она предпочла считать, что он и так прекрасно понимает её горе. Так было немного легче.
О Читающих и тех, кто жаждет быть на их месте
Сон обладал на редкость мерзким характером и дрянными манерами, поскольку приходить совершенно отказывался, несмотря на пламенные призывы измученной ожиданием его крепких объятьев прекрасной девы. Каринария металась на своём лежаке, пока окончательно не запутала ноги в платье и не распрощалась со слабыми налётами дрёмы, вызванной эмоциональным истощением. В обездвиженном состоянии хотелось выть, но без подобающей полной луны это было по меньшей мере несуразно. Разбуженные подобным проявлением бессонницы люди не поняли бы высоких порывов её души и уже окончательно приняли бы за сумасшедшую. Такой вариант развития событий, после пережитых откровений, был уже и не столь ужасен. Каринка в какой-то степени предпочла бы сказаться сумасшедшей, чем безвольной марионеткой (после фраз о приворотном зелье по-другому было просто никак) маниакально расчётливого вурлока, но выть не стала, чтоб не разбудить двоюродного брата. Ерош сладко сопел на другом краю шатра, поскольку выходить из него после двух попыток убийства Айиашта как-то не решался, а выволакивать его из шатра командующих в присутствии такой пугающей девицы никто не спешил. Телохранительница устроилась спать внутри, перегородив собой проход и, так грозно следив за готовящейся ко сну парочке, что будить её Каринка считала равносильным самоубийству.
Лагерь мирно спал, и это было особенно неприятно для измученной девушки. Мелкие навесы издавали из себя благостный храп, лёгким шелестом раздавались шаги караульных, потрескивал огонь, даже сумрачники, притаившиеся на деревьях лишь слегка сопели, создавая атмосферу ночного умиротворения. Каринка обиженно перевернулась на спину, борясь с раздирающей голову мигренью и резью в глазах после долгого и совершенно бессмысленного рыдания. Ощущала она себя большой тряпичной игрушкой, забытой где-то под дождём и наспех отжатой подслеповатой нянькой. К малоприятному ощущению воспалившейся головы присоединился некстати проснувшийся вместе с самой Каринкой голод. Отсутствие ужина не лучшим образом сказывалось на её организме, но идти и проверять гролленские котелки на предмет пригоревших остатков не позволяла гордость и спящая возле выхода телохранительница. Последнее было более существенным для готовой сжевать собственный рукав девушки.
Поскольку естественный выход оказался недоступным, Каринаррия прибегла к своим тюремным опытам и решила поуменьшить запасы жидких съестных припасов. Влага послушно отдалась всем своим естеством возлюбленной подруге...
- ... я же говорил, - Рокирх умудрялся говорить устрашающе даже практически неслышным шепотом. - Почему я вижу здесь твою внучку?
- Ваше Сиятельство, - почти проблеял охваченный трепетом Нлуй, - Феррбена...
- Я приказал взять с собой Айрис, поскольку она опытный воин, может чувствовать сумеречников и владеет навыками огня, что помогло бы в случае нападения. Навык твоей внучки здесь абсолютно бесполезен, её и без того слишком много в моём окружении. Надеюсь, ты в будущем правильно позаботишься о пропорциях её присутствия!
Каринария тряхнула головой, разрывая связь с фляжкой в одном из простых навесов, потому что слишком устала от перевода непривычного диалекта вурлоков. Девушка посмотрела в темноту, где располагалось тело вурлачки, и впервые в жизни действительно саркастично ухмыльнулась. Трепыхнувшаяся было совесть благородной дамы тут же сатихла: поверженной сегодня девушке нужно было немного поликовать перед поверженной вообще женщиной. Более сытой от этого Каринка не стала, но уже не обращала внимания на поскуливания собственного организма. Она строила в меру коварные планы по приложению подслушенного. Сквозь них сладкой и тягучей мелодией стали проступать слова давно забытой но такой важной песни. Даже не слова, мотив, лёгкий почти не уловимый ритм чьего-то хрипловатого старческого голоса словно надиктовывал ей песнь, что была больше чем прекрасное увеселение. Песнь, что была больше чем жизнь. Каринка не пыталась вслушиваться в её вселенский смысл и просто водила пальцем по земле, выплетая невидимый в темноте узор. Мелодия рождалась сама собой и отдавалась в её сердце чёткими ударами. Что-то было совершенно волшебное и не принадлежащее миру в этом пении, слышимом только юной девушке.
Каринаррия Корсач чувствовала себя древнейшим провидцем, которого посетило истинное озарение, а не обычное помутнение рассудка. Она так и заснула, продолжая вычерчивать расцарапанным пальчиком утерянную песнь Чибиса.
Рассвет для остальных подкрадывался незаметно, скользил по корням деревьев и диким котом воровато полз на зов человеческого дыхания, разгоняя стайки перепуганных сумеречников. Он осторожно вызолотил макушки навесов и резко рухнул на головы спящих воинов гулом походного рожка последней смены. Дисциплинированные мужчины спешно поднимались и укладывали пожитки, просыпаясь примерно к тому моменту, когда заносили в повозки лишние вещи. Каринаррия же лишние звуки проигнорировала совсем недавно забывшись лёгким, но таким желанным сном. Утро для неё началось с небритого лица Владомира.
- Дрыхнем? - рявкнул прямо над ухом колдун, просунувшись по плечи под полог шатра возле места, где задремала девушка, поскольку войти через общий вход ему вряд ли бы кто-нибудь позволил.
Девушка вяло оторвала лицо от земли и неимоверным усилием воли заставила себя не ткнуть названного братца пальцем в глаз за такую славную побудку. Тело безумно жаждало спать и буквально отказывалось работать без ежесекундных подбадриваний не менее сонного разума.
- Ну как? Ты уже приутихла? А то вчера была злющая, как дикий кабан. Не боись, ещё денёк и в Затаённый лес вступим, там ты как дома будешь. Толи из-за магии вурлоков мы с такой скоростью несёмся, толи...
Кто-то из проходящих мимо шатра гроллинов не удержался и от всей своей широкой души пнул учтиво предоставленный зад тяжёлым сапогом, от чего Владомир треснулся лбом о темечко несчастной девушки и со злобным рыком бросился разбираться с обидчиком.
Когда мелкие искры от удара окончательно развеялись и возня за пологом переместилась в другой конец лагеря, Каринаррия тяжело приподнялась на подрагивающих руках и осмотрелась. Шатёр изнутри представлял собой пугающее зрелище. Разостланные на ночь аккуратными полосками ковры были безбожно смяты и разбросаны по углам; нехитрые предметы быта, что вчера ещё находились внутри, теперь терялись где-то снаружи; последние крохи дёрна оказались срыты и бессердечно удалены в неизвестном направлении. Всё разом освободившееся пространство покрывала тонкая и густая вязь древних рун, в центре которой на опорном шесте, держась одними ногами, сидел измятый Ерош и самозабвенно переносил чудесный рисунок с земли на листы бумаги из походного комплекта. Прилив ночного вдохновения не пощадил и его: тело парня покрывали завитки рун коричневато-зеленоватого оттенка с редкими красными разводами, но это, кажется, совершенно не смущало Чертакдича. Восторг и трепет на лице юного заклинателя можно было сравнить лишь с радостью старого золотоискателя, обнаружившего таки на склоне лет долгожданную жилку. Губы брата восторженно шевелились, проговаривая очередную, рисуемую руну, создавая эффект немого пения. Тут же в памяти откликнулась ночная мелодия, заставив Каринку резко подняться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
