в то, что человек способен измениться. Подозреваю, Севро боится, что я верю, будто человек за стеклом тоже может стать на путь исправления. Гоблин почти касается меня плечом, словно защищая от заключенного, несмотря на лист дюростекла.
Но суть в том, что он пытается защитить меня от себя самого. Вот почему он сюда пришел.
Моему другу не о чем беспокоиться. Я никогда не доверюсь этому человеку. Кассий жил во имя идеалов. Аполлоний слишком умен и слишком самовлюблен, чтобы жить ради чего-то или кого-то, кроме себя. Но даже это сейчас может быть полезным.
Аполлоний снова вздыхает:
– Пожалуйста, не оскорбляйте меня, заявляя, что вы до сих пор считаете себя единственной в истории безвинной армией. Война превращает ангелов в демонов. Я видел скальпы золотых, висящие на боевых доспехах черных. Город, засыпанный пылью и заваленный мясом. Или ты хочешь, чтобы я забыл о зверствах, которые ты совершил на Луне? На Земле и Марсе? Лицемерие не подобает ни хозяину, ни псу. Особенно тому, кто заключает союз с черными.
– Те, кто это сделал, были наказаны, – говорю я, зная, что это неправда.
Целых два племени ограбили Луну после смерти Октавии и поубивали множество ее граждан как высших, так и низших цветов. Мародеров и убийц было слишком много, чтобы отдать всех под суд и не потерять при этом Сефи. Пришлось идти на компромиссы. Вечные компромиссы.
– Я был действующей силой войны, как и ты, – продолжает Аполлоний. – Мы играли в одну и ту же игру. Я проиграл. Был схвачен. Осужден. И использовал средства, предоставленные мне природой и воспитанием, чтобы уменьшить отупляющее воздействие заключения. Самое смешное – то, что во многих отношениях я в долгу перед вами. – Эти слова заставляют Севро заворчать. – Одиночество может быть лучшим обществом. Видите ли, я столкнулся с опасным выбором, когда предстал перед вашим трибуналом и получил свой приговор. Выбором, который помог мне понять, кто я такой… После того как люди в чистых белых перчатках приговорили меня к пожизненному заключению, кто-то оставил мне в камере шприц, чтобы я стер себя из бытия. Это был не ты, Севро? Ну да не важно. Более трусливые представители моей породы выбрали эту удобную смерть, обнаружив, что их сердца не в силах вынести позора потери империи. Например, ваш покойный друг Фабий. Они поддались отчаянию. Поет ли кто-нибудь теперь их песни? Возносит ли им хвалу?
Он позволяет тишине ответить.
– Я знал, что мой долг перед собственной легендой – выжить в этом испытании. Но все еще был сбит с толку собственными замыслами. Представьте, что я большой военный корабль с полным оснащением. Четыре мачты, мощные дубовые борта и сотня пушек. Всю свою жизнь я плыл по спокойным морям и водам, расступавшимся передо мной благодаря моему великолепию. Никогда не подвергался испытаниям. Никогда не гневался. Прискорбная жизнь, если это вообще можно назвать жизнью. И вот наконец-то буря! Но когда я ринулся ей навстречу, то обнаружил, что мой корпус… прогнил. Между досками сочится вода, пушки разваливаются, порох отсырел. Во время бури я затонул. Твоими стараниями, Дэрроу из Ликоса. – Он вздыхает. – И это была моя собственная вина.
Я разрываюсь между стремлением дать ему в зубы и любопытством. Позволить ему продолжать? Он странный человек, его общество притягательно. Хоть он и был врагом, его яркость очаровывала меня. Пурпурный плащ в сражении. Рогатый шлем Минотавра. Рев труб, возвещающий о его приближении и словно бы приветствующий всех желающих бросить ему вызов. Он даже транслировал оперу, когда его люди обстреливали города.
После столь долгой изоляции он наслаждается возможностью навязать нам свое повествование.
– Мое слабое место в том, что я был и остаюсь человеком с хорошим вкусом. В мире, полном искушений, я обнаружил, что мой дух своенравен и легко отвлекается. Сама идея тюрьмы, этого голого металлического мира, раздавила меня. Первый год я мучился. Но потом вспомнил голос падшего ангела: «Разум внутри себя вселенную творит, и сам в себе способен создать из рая ад, из ада рай»[19]. И я приложил усилия, чтобы сделать бездну не просто раем, но лоном своего второго рождения… Я проанализировал основные ошибки, приведшие к моему заключению, и отправился во внутреннюю одиссею, чтобы переделать себя. Но – и тебе следовало бы это знать, Жнец, – долог путь из ада! Я договорился о поставках. Я упорно трудился по двадцать часов в сутки. Я перечитал книги юности и осознал их в соответствии с бременем возраста. Я усовершенствовал свое тело. Разум. Корабельные доски заменены. Новые пушки выкованы в огне одиночества. Все ради новой бури. Я вижу, что она приближается, и выплываю к вам безупречным Аполлонием Валием-Ратом. И спрашиваю: для чего вы вытащили меня из глубин океана?
– Охренеть! Ты это наизусть учил, что ли? – бормочет Севро.
Человек передо мной – не тот, которого я видел перед трибуналом много лет назад. Его гордыня никуда не делась, но теперь она стала закаленной и отточенной. Когда-то он был стервятником Сообщества. Провоцировал дуэли ради развлечения. Устраивал оргии, длившиеся несколько дней. Он даже был давним собутыльником Карнуса Беллона. Он искал причину для существования, чтобы избежать нигилизма скуки. Потом началась война.
– Ты сказал, что проанализировал свои ошибки, – говорю я. – Давай испытаем это утверждение.
– Я приветствую любые испытания.
– Черт возьми, ты можешь заткнуться в кои-то веки? – бесится Севро. – Просто дай нам вставить слово.
Аполлоний складывает руки на коленях и терпеливо ждет.
– Расскажи мне, если можешь, как ты оказался в Дипгрейве, – предлагаю я.
– Человек, возомнивший себя королем, обнаружил, что он всего лишь пешка. Я рассердил не того человека. Магнуса Гримуса. Повелителя Праха. Но ты же это знаешь, разве не так?
– Мне было интересно, осознаешь ли это ты.
Он улыбается своим мыслям:
– Знаете, я был первым марсианином, который выстрелил в корабль Лилат Фаран над Луной. Я помог спасти Луну от ядерной катастрофы. И я привел Гримусу корабли, легионы и, вместе с другими домами Марса, политический капитал, чтобы противостоять дому Саудов с Венеры. Но он разобиделся на меня, потому что я не пресмыкался перед ним, как эти эльфики Картии. Я был его союзником, а не слугой… и не заметил, что на меня точат нож. Когда Гримус предложил миссию по обезглавливанию восстания, я охотно вызвался добровольцем. Он разрешил мне командовать отрядом рыцарей, одной центурией из десяти, которые должны были проникнуть в цитадель и убить вас вместе с семьями. Только представьте: если считать Картиев, тысяча нобилей со шрамом! Какое это
