— Они вот-вот увидят друг друга. — В его голосе слышалось ребяческое озорство. — Кто это с ней? Вы его знаете?
Мистер Кэмпион нахмурился:
— Знаю. Это Руперт Филдинг, хирург. Он молод, но, говорят, мастер своего дела. Надеюсь, он не ищет приключений. Его профессия — одна из немногих, где все еще требуется соблюдение условностей.
Оутс усмехнулся:
— Еще один член клуба?
Кэмпион улыбнулся в ответ:
— Как ни странно, да. Проводит там все свободное время. Думаю, его присутствие успокаивающе действует на пожилых членов клуба.
Оутс снова посмотрел на девушку.
— Она далеко ходить не стала, а? Что это за прославленное место, ваш клуб? «Паффинс»?
— Нет. Столь же респектабельный, но менее известный. «Джуниор Грейз», на Пэлл-Мэлл.
Оутс выпрямился на стуле.
— «Все страньше и страньше», — сказал он. — Не там ли у окна всегда сидит старичок?
— Старик Розмари?
— Он самый. Одна из достопримечательностей Лондона. За последние лет пятьдесят ничуть не изменился. Забавно, я как раз собирался рассказать вам, что слышал о нем сегодня. Он вправду так стар, как говорят?
— В этом году исполнится девяносто.
— Серьезно? — Суперинтендант заинтересовался. — Конечно, я видел его десятки раз. Трудно его не заметить в этом огромном окне. С улицы он выглядит довольно молодо. Тощие вроде вас хорошо сохраняются. Каков он вблизи?
Мистер Кэмпион задумался. Он был готов углубиться в любой предмет, который избавил бы его знакомых по клубу и их личную жизнь от неучтивого внимания Оутса.
— К нему обычно не удается подойти близко, — ответил он наконец. — Этот эркер с окном — святая святых для старика. За спинкой кресла у него стоит ширма, да еще стол отделяет от остальной части комнаты. Я редко бываю в клубе настолько рано, чтобы застать его приход, но часто вижу, как он ковыляет к выходу — всегда в половине седьмого.
— Значит, он не слишком здоров? — не унимался суперинтендант. — Но при этом выглядит молодо? Простите, что так вас допрашиваю, — добавил он. — Не люблю отклонений от нормы. Насколько молодо он выглядит вблизи и при хорошем освещении?
Мистер Кэмпион колебался.
— Старик очень хорошо сохранился, — сказал он наконец. — Наверняка чего только с собой не делал.
— А, вся эта косметическая чепуха — омоложение, парики, зубные протезы, чтобы щеки впалыми не казались, понятно. — В голосе суперинтенданта зазвучало презрение. — В этом все дело. Терпеть не могу подобных трюков. Они и для пожилой женщины непристойны, а если речь о мужчине — это просто отвратительно.
Он помедлил и, очевидно подумав, что его слова могли показаться грубыми, великодушно добавил:
— Конечно, если вспомнить, что он был знаменитым актером, может, и не стоит судить его так строго. Он ведь стал одним из первых актеров, кто получил рыцарское звание, не так ли?
— Именно так. Сэр Чарльз Розмари, знаменитость восьмидесятых. Говорят, он был великолепен.
— А теперь целыми днями занят тем, что сидит у окна и пытается выглядеть на шестьдесят, — пробормотал суперинтендант. — Он и вправду сидит там каждый день с утра до вечера?
— Двадцать лет — без единого пропуска. — Мистер Кэмпион начал уставать от допроса. — Это уже стало доброй традицией. Появляется в клубе в одиннадцать и сидит до половины седьмого.
— Неужели! — выразительно отозвался Оутс, но вдруг резко добавил: — Вот и все, он ее заметил!
Мистер Кэмпион оставил попытки отвлечь его. Круглые тусклые глаза суперинтенданта вдруг осветились весельем.
— Гляньте на Марча, — сказал он. — Просто вне себя. Обычное дело для людей такой породы. Он, кажется, не понимает, что сам сидит в той же луже. Вам его видно?
— Да, в зеркале позади вас, — нехотя признался Кэмпион. — Его спутница оказалась не в самом приятном положении, верно?
— Уверен, она к такому привыкла, — весело заявил бывший инспектор. — Посмотрите-ка на него.
Артур Марч был зол и, кажется, не скрывал этого. Он выпрямился на стуле и, побелев от негодования, сверлил взглядом свою невесту и ее спутника.
Девушка в серой шляпке постаралась придать своему лицу безразличное выражение, но во взгляде ее читалась настороженность.
Кэмпион посмотрел на мисс Уоррен и поймал тот момент, когда любопытные взгляды посетителей привлекли ее внимание к разгневанному мужчине в другом конце зала. Она встретилась с ним глазами и медленно покраснела. Затем прошептала что-то своему невозмутимому спутнику.
Оутс был весь внимание.
— Марч идет сюда, — сказал он внезапно. — Нет, передумал. Пишет записку.
Официанту, который нес записку, спешно нацарапанную на странице из записной книжки, казалось, было очень неловко, и он передал ее мисс Уоррен с извинениями. Она бросила на нее взгляд, покраснела еще сильнее и передала листок Филдингу.
Правильное, бесстрастное лицо молодого хирурга чуть потемнело, и, потянувшись к девушке, он что-то отрывисто сказал. Она помедлила, но потом посмотрела на него и кивнула.
Через секунду официант снова пересек комнату с легкой улыбкой на лице. Суперинтендант нахмурился.
— Что произошло? — спросил он. — Я не разглядел, а вы? Подождите минутку.
Прежде чем Кэмпион мог его остановить, Оутс поднялся с места и непринужденно прошел через зал, якобы желая достать трубку из кармана пальто, которое висело рядом со входом. Кружной путь, который он избрал, привел его прямо за спину Марча, когда тот получил записку от официанта.
Когда Оутс вернулся, на лице его сияла улыбка.
— Так я и думал, — торжествующе провозгласил он, сев на место. — Она вернула ему кольцо, завернув в его собственную записку. О, это был достойный и сокрушительный ответ, что бы он там ни написал! Посмотрите-ка на него теперь… он что, собирается устроить скандал?
— Надеюсь, что нет, — выпалил мистер Кэмпион.
— Нет, передумал и решил уйти. — Суперинтендант, казалось, был слегка разочарован. — Все же он разъярен. Гляньте на его руки. Просто трясется от злости. Слушайте, Кэмпион, не нравится мне это. Он прямо вне себя от ярости.
— А вы не глазейте на него так, — посоветовал тот. — Вы собирались рассказать мне что-то невероятно увлекательное об акционерном праве.
Суперинтендант сдвинул брови, не отрывая взгляда от удаляющихся фигур в другом конце зала.
— Правда? Этот небольшой спектакль сбил меня с мысли, — рассеянно отозвался он. — Вот, они ушли, а эти двое остались как ни в чем не бывало. Что ж, конец мелодрамы. Мне понравилось.
— Я заметил, — горько промолвил мистер Кэмпион. — Это, должно быть, стоило мне двух хороших знакомых, но какая разница, если вы счастливы? Две-три слезинки смоют случившееся без следа, и не пройдет пары дней, как обо всем этом можно будет благопристойно забыть. Зато вам так понравилось…
Бывший инспектор тяжело посмотрел на него.
— Вы не правы, — сказал он. — Я не склонен верить в эти… когда предсказывают… как это называется?
— В пророчества? — со смехом предложил Кэмпион.
— В пророчества, — удовлетворенно повторил Оутс. — Но я вас уверяю, Кэмпион, у меня такое впечатление, что сцена, свидетелями которой мы стали, будет иметь далеко идущие последствия.
Оутс, конечно, покривил душой, но, что удивительно (как он сам отмечал впоследствии), был в то же время совершенно прав.
О помолвке между мисс Дениз Уоррен и мистером Рупертом Филдингом, членом Королевской коллегии хирургов, было объявлено в конце августа, по прошествии подобающих шести недель после сообщения, что ее бракосочетание с мистером Артуром Марчем, сыном покойного сэра Джошуа Марча, не состоится, и к тому времени, как одним октябрьским утром мистер Кэмпион шел по Пэлл-Мэлл в сторону «Джуниор Грейз», вся эта история уже отошла в далекое прошлое.
Был почти полдень, и солнце сияло в окна клуба — такие большие и прозрачные, что разодетые джентльмены за ними были больше похожи на экспонаты под стеклом, чем на наблюдателей, следящих за оживленным движением на улице.
Подойдя к зданию, мистер Кэмпион ясно почувствовал, что чего-то не хватает. Он несколько мгновений простоял на тротуаре, изучая широкий фасад левого крыла здания, и лишь тогда понял, что именно изменилось. Он пришел в изумление. В большом кресле у центрального окна комнаты для отдыха Кэмпион увидел вместо привычного величественного силуэта старика Розмари невысокого, полноватого джентльмена по фамилии Бриггз, который состоял в клубе всего каких-то десять или пятнадцать лет и уже заслужил всеобщую нелюбовь своей бестактностью и вульгарностью.
Предчувствуя беду, мистер Кэмпион прошел через портик, выполненный в стиле братьев Адамов[111], и его опасения тут же подтвердились, когда он увидел Уолтерса, старшего распорядителя, в слезах. Уолтерс был на редкость представительный мужчина шестидесяти пяти лет и славился своей сдержанностью, так что зрелище это вызывало изумление и неловкость. Завидев мистера Кэмпиона, он поспешно высморкался и пробормотал извинения, после которых прямо сказал:
