— Как-то ты это невесело произнес… Наверное, финансовый полководец из тебя не выйдет…
— Почему это?
— А для тебя люди — важнее денег.
— Да. И это нормально.
— Знаешь… Человек, который мыслит о деньгах, как о легионерах, постепенно сам станет легионером денег… И найдет среди них своего цезаря.
Своего золотого божка.
— Молоха?..
— Да. И будет служить ему — и больше никому.
— Ленка, не усложняй…
— Ладно, не буду. Может, твои предположения и верны… — произносит девушка, но совсем неуверенно…
* * *
…А я гляжу на несущиеся за окном снежинки. И — вспоминаю свой недавний сон. И — давний… Белый, с алым паукообразным крестом, плащ Великого Мастера несется под сводами Замка, будто снежный смерч, заставляя рыцарей и командоров замирать ледяными статуями… Перстень падает в мутные мартовские воды реки, по которой плывет пепел могущественнейших людей столетия… Темные пролеты лестниц, ведущих в никуда… Громада Банка, его зеркально-тонированная поверхность отражает свет, как отражают его стекла «шопов», «маркетов», ночных клубов, как отражает его сталь клинков, глаза манекенов, марионеток, кукол…
И девушка смотрит на меня глазами маленького ребенка, которого так хочется защищать от всех мыслимых бед, и сегодня, и всегда… И для меня потерять ее сейчас — уже страшнее, чем потерять все остальное… А как выбраться из всей этой бодяги?
Придумаю. Будет день, будет и песня. Тем более утро вечера мудренее!
— Дорохов, — тихо произносит девушка, — а что же тогда все-таки Грааль?..
Снежинки за окном на миг блистают в случайном свете и пропадают. Впереди ночь, и ее еще предстоит прожить.
Глава 50
Снежные заряды неслись в ночь, вихрились и пропадали там, где темной смутной стеной стоял бор.
Переменчивый месяц… Будто взгляд Азазелло — один глаз карий, южный, ласковый, как оттепель, другой… Другой — косит куда-то, а то и вовсе смотрит пустым бельмом, нежитью…
Магистр отошел от окна. Хотя стекла и были бронированными, двойными, он не забыл ошибку Кришны. И еще его пугал этот дальний лес… Просто пугал — и все.
Магистр подошел к бару, налил себе в хрустальный стакан водки, выпил, запил виноградным соком. По телу побежало тепло, а во рту остался сладкий привкус мускатного винограда.
Он думал о проведенной операции. Как ни странно, пока все складывалось — тьфу, тьфу… Деньги Кришны так нигде и не проявились, значит… Значит, только он один и знал доступ к этому Эльдорадо, к этим столбикам цифр, которым вполне по силам отобрать власть у Замка…
Бран, наивысший приоритет Замка, Магистра не беспокоил. По-видимому, ему хватало хлопот по политике: перестановки в правительстве занимали все его время, и упускать нужные рычаги было бы совсем глупо…
Магистр уже получил информацию о событиях в Лазурном, но, как ни странно, это его не сильно взволновало. Скорее всего подключились люди Гончего; сам Дорохов исчез, бегать по стране в ее нынешнем состоянии можно вечно, да Магистру и не хотелось думать об этом «призраке». Если бы финансист хоть что-то знал, он бы уже действовал. Тем не менее он, Магистр, подумает о его окончательной переправке за Лету. Как и о другом — Альбере. Магистр уже связался с криминалами — и со славянами, и с «пиковыми», и с «чехами»…
Назначенный приз Должен их вдохновить. А «оперативные возможности» криминалов нередко превосходят подобные в МВД. Деньги и страх — более действенные стимулы, чем «чувство долга». Куда более действенные. Как только Дорохов и Альбер исчезнут навсегда, станет спокойнее. Призракам не место среди живых.
И еще одно — устранение Гончего. Чтобы он и его люди не могли помешать Замку уже нигде и никогда. Разработал эту операцию сам Магистр и относился к делу спокойно: ничто не предвещало неожиданностей, Гончарова должны убрать уже сегодня ночью. Секунду подумав, не упустил ли чего, Магистр поднял трубку аппарата связи:
— Приоритет Магистр.
— Вас слушают.
— Затравите Гончего.
— Есть.
Все должно пройти чисто.
Правда, что-то подспудно тревожило, он никак не мог ухватить нечто важное из своих ощущений… Никак. Возможно, он просто устал. Даже скорее всего.
Последнее время он работал с перегрузкой. С огромной перегрузкой. И мысли его текли вяло, неспешно, без прежнего азарта, и во всем теле чувствовал он ту ленцу, какая бывает при затяжной, пере-падной весне… Нужно просто поспать. И — расслабиться. Он поднял трубку:
— Пришлите кого-нибудь…
— Да?
Магистр подумал минутку…
— Трех.
— Да. Как скоро?
— Немедленно.
Подошел к бару, снова налил водки, выпил… Почувствовал пришедшее расслабление, но не совсем… Вышел в соседнюю комнату.
Девушки уже ждали. Это были подростки, едва ли старше четырнадцати… Все трое были одеты в школьные платьица, сшитые специально для них по заказу.
Увидев вошедшего, они встали, как по команде. Запустили руки под юбочки и сняли трусы. Магистр по-хозяйски уселся в кресло, закурил сигарету, включил музыку.
Две девочки, пунцовые от смущения, начали раздевать друг дружку. Третья — сама сбросила фартук, платьице и майку; оставшись нагишом, подошла к креслу, опустилась на колени и стала расстегивать мужчине брюки.
Девчонки разделись, оставшись в коротеньких сорочках. Одна повернулась спиной, нагнулась, чуть расставив ноги. Вторая взяла приготовленный ивовый прут и легонько хлестнула подругу по ягодицам. Еще, сильнее, еще… Та застонала, и стон ее слился со стоном мужчины, который почувствовал мягкие и влажные губы третьей…
На секунду она подняла глаза, взгляд — трогателен и беззащитен, произнесла полушепотом:
— Я все правильно делаю? Вам нравится?
Магистр только прикрыл на миг веки, не отрывая взгляда от подружек, играющих в наказание розгой. Девчонка с прутом стояла, широко расставив ноги, и мужчина видел, как она возбуждена. Она взмахивала прутом все чаще, кусая губы, на глазах ее блестели слезы… Та, которую «наказывали», извивалась в экстазе и стонала от наслаждения…
Магистр закрыл глаза, и стон его снова слился с ее вскриками… И еще…
Еще он успел подумать…
Высший профессионализм «куклы» — в имитации невинности…
Но продолжить эту мысль он не успел…
* * *
Обе группы боевиков Альбера начали выдвижение, как только стемнело. Здания стояли на подмосковной территории совсем особняком. Въезд-проселок был отмечен даже не «кирпичиком», а малопонятным значком «Х-во „Первомайское“. Если водитель проезжал по этой дорожке с километр, то оказывался после разбитой грунтовки на хорошей бетонке, путь ему преграждал стационарный пост ГАИ, вот только „гаишники“ были все как на подбор, как кремлевские „гвардейцы“: высокие ростом, крепкоподбороды, одеты ново и одинаково, безукоризненно и безразлично вежливы. Еще через полкилометра стоял уже высокий сплошной забор; на ширину хорошего шоссе вся растительность вокруг была истреблена; рядом с воротами — ничего не значащая табличка „Хозяйство «Первомайское“ и дальше — громадная территория, разделенная, в свою очередь, такими же заборами, со своей охраной, воротами, секретами…
Все это было в прошлом. Но и в настоящем — неприметные телекамеры, снабженные ночной оптикой, кропотливо и круглосуточно отслеживали каждого, кто пытался приблизиться как к их территории, так и к особой группе особнячков, стоявших за первым кольцевым забором. В систему сигнализации входила и неприметная глазу сплошная сеточка, какая раньше использовалась для «окольцовывания» ракетных точек в войсках стратегического назначения где-нибудь во глубине новгородских лесов или песках Кызылкумов… Но если на «точках» сеточка постоянно находилась под смертоносным напряжением, то здесь оператор включал убийственную мощь только при усилении охраны объекта «Первомайское».
Два джипа с отморозками подошли к воротам «на рывок». Люди по техобеспечению обезвредили следящие устройства просто: замкнули всю сеть на распределительном щитке охраны. Четверо дежуривших парней в модной пятнистой форме были мгновенно убиты четырьмя бесшумными выстрелами «группы поддержки», которая состояла из служащих «Первомайского» и давно перевербованных лично Альбером.
Взрывник подвел заряды под ворота. Собственно, можно было влегкую проникнуть на территорию обеим группам скрытно, но это было непрофессионально.
Пусть «территориалы» решат, что происходит наезд каких-то «оторванных», обкурившихся, обколотых «быков»… По такой мелочи они Магистра даже беспокоить не станут! Разберутся в ситуации сами, оценят уровень опасности и перещелкают придурков на выбор, как в тире. Альберу было нужно, чтобы разобрались не сразу.
«Как только громыхнет — прорывайтесь! Главное — побольше шуму! Мочите все, что движется, из всех стволов! И то, что не может двигаться, — тоже! Короче — показательное выступление, чтобы Магнат и его птенчики поняли, что Бог — не фраер!» — наставлял он отморозков на штурм. Прозвище авторитету он придумал самолично, чтобы ни с чем у этих дубков не ассоциировалось: как положено начинающим, они все перечли «Москву бандитскую» и другие книжки, где можно было почерпнуть «про братву и понятия», и Альбер не хотел, чтобы что-то в их мозгах «въехало» не с той стороны. Про авторитетов с таким «погонялом» он не слышал.
