— Я думаю, вы согласитесь, Никита Григорьевич, — спокойно сказал Лядащев, — что трудно отказать себе в удовольствии помочь в беде другу.
Никита оставил это замечание без внимания.
— Я лежу здесь, как колода, разнежился. Это не просто несправедливость. Арест Сашки — это злодейство! Невинный человек попадает в крепость. Его пытаются спасти. Далее спаситель сам попадает за решетку, но он уже виновен! Его есть за что судить. Как же, он не подчинился этому монстру — государству!
— Нападение на мызу здесь ни при чем, — Алеша покосился в сторону Лядащева. — Это мы точно знаем.
— Мне удалось передать Александру Федоровичу записку в крепость, — опять вмешался Лядащев. — Я думаю, он догадается, как вести себя на допросе.
— Нет в жизни большей гадости, чем допросы, — процедил Никита сквозь зубы. — Они могут продолжаться до бесконечности! В чем его обвиняют? — спросил он резко, повернувшись к Лядащеву.
— Я думаю, что в том же, в чем обвиняли вас.
— То есть в бессмыслице. Больше Тайной канцелярии нечем заняться, как отлавливать безвинных людей?
— Не горячитесь, князь! Начнем с того, что вы сами «подставились» под арест. Это была не только случайность, но и неосмотрительность, которая потянула за собой шлейф событий.
Никита вдруг остыл.
— Я забыл поблагодарить вас, Василий Федорович, за участие в моей судьбе. — Голос Никиты помимо его воли прозвучал несколько надменно. — Вы правы. Я кругом виноват.
— Да будет вам… Беда лихих ищет. Не в эту историю, так в другую бы вляпались. Как там у вас? Жизнь родине, честь никому? — Лядащев грустно рассмеялся.
— Именно так, — без улыбки подтвердил Никита. — Но надо что-то делать? Алешка, надо что-то придумать! Дверь во флигель неслышно отворилась.
— Не волнуйтесь, юноша! Мы, кажется, уже придумали, — раздался спокойный, глуховатый голос.
Никита быстро оглянулся. В дверях стоял хозяин дома князь Черкасский.
21
Ознакомившись с «Проектом допросив известной персоне», Дементий Палыч понял, что главное, зачем нужен Белов следствию, было не убийство Гольденберга, о чем сообщалось в анонимном доносе, и не шпионские игры. Надобно было доказать, что Белов есть связующее звено между Лестоком и молодым двором и, стало быть, прямой пособник заговора. Доказательств на этот счет было мало, улик еще меньше, но ведь это как допрос вести. Ему ли не знать, что зачастую все улики бывают словлены в опросных листах. Как по евангельской заповеди каждый человек грешен, так и в судейских делах — всяк от рождения хоть в чем-то, да виноват перед государством.
Шавюзо достаточно наболтал, тут тебе и политические тайны, и взятка от прусского короля, а Белов в этой мутной водице рыбкой плавает. Что ему там надобно? Четыре года назад встречался он мельком с прытким «вьюношем», сидел тогда гардемарин перед Тайной канцелярией ощипанным воробышком. Как-то он себя сейчас поведет?
Пора начинать работать с Беловым, уже и прямое распоряжение получено, и порыв к делу есть, а Дементий Палыч все как будто отлынивал от допроса. Белову, конечно, известны подробности подмены Сакромозо, а желательно, чтобы эти подробности не попали в опросные листы. Вовсе не один Дементий Палыч был виноват в провале дела мальтийского рыцаря. Ему велено было придумать способ компромата и ареста — придумал, велено было повременить с допросами на Каменном Носу — повременил. Мысль была правильная, мол, испугается Сакромозо тюрьмы и станет сговорчивее, кто ж мог предположить, что его похитят? Но беда еще в том, что похитили не Сакромозо, ведь это Оленев на мызе сидел, все дело в подмене, а коли захотят найти в этом виновного, то за все просчеты будет отвечать он — Дементий Палыч Шуриков.
Непрофессионалу покажется глупой его затея спрятать в ходе следствия столь важный проступок — опросные листы штудируются самим Шуваловым. Но папки с делами пухнут на глазах, вопросов будет много, каждый подследственный и свидетель будут петь свою песню. Если постараться, то побочную линию о подмене Сакромозо можно уподобить слабому ручейку, который вливается в широкую реку, а там уж вся вода перемешана. Главное, чтоб Белов правильно повел себя на допросе. Надобно ему об этом намекнуть…
Все логично, все правильно, но была у этого предмета изнаночная сторона, которая несказанно мучила Дементия Палыча, а правильнее сказать — томила. Ранее он никогда не брал взяток, почитал себя человеком честным и гордился этим. Дементий Палыч и подозревать не мог, что внезапная утрата гордости и внутреннего достоинства будет так болезненна. Может, это и называется «угрызениями совести»? И опять-таки в слове «угрызение» имеется неточность. Что угрызаться-то? Работа у него сволочная, платят не весть как много, и если он взял сапфир, так это только компенсация за недоплаченное жалованье. И перед Богом он чист. Раз уж создал его Господь не по образу своему, а с хромой ногой, так хоть расплатись богатством-то!
Но ведь с другой стороны — он теперь раб этого богатства. Кому служить — долгу или более заботиться, как князя Оленева сухим из воды вынести? Если последнее, то со службой покончено, а коли так, то что ему теперь за дело до Сакромозо, Белова, Лестока и всей Тайной канцелярии?
Странный это был допрос. С подследственным хорошо работать, если он испытывает понятные человеческие чувства, скажем, страх, это самое обычное, или ненависть, или злобу, уместны также отчаяние и скорбь. Белов сидел неуязвимым балбесом, испытывая единственное — глубокое благорасположение к следователю. А ведь не глуп, ох, не глуп…
Зачем посещал Лестока? Он знавал этого господина еще по лопухинскому делу, когда их сиятельство проявил к нему милость. Тут же вскользь было замечено, что истинным благодетелем его в те годы был вице-канцлер Бестужев. И пошел трещать языком…
Вернуться к первому вопросу? Он с удовольствием вернется. К Лестоку он пошел, чтобы похлопотать о друге своем мичмане Корсаке, дабы вернуть его в лоно семьи, поскольку тот в порту Регервик как каторжный, прости Господи, трудится несколько месяцев. А ведь моряк, и превосходный! Далее шел панегирик во славу русского флота.
— Помог Лесток с возвращением друга?
— А как же!
«Что это он так радуется? — подумал Дементий Палыч. — Надо будет проверить участие Лестока в этом деле. Но с чего бы это их сиятельству вздумалось помогать?»
— Зачем второй раз посещал Лестока?
— Все по тому же вопросу.
— А третий?
— Не упомню, право…
Дементий Палыч круто свернул с проторенной дорожки и стал спрашивать о Гольденберге, как обнаружил труп да с кем. С ближайшим вашим другом Оленевым, говорите? И не много ли у вас подследственных друзей?
