устроил и такой. Он кивнул работнику, готовящему завтрак, тот наклонил голову в ответ.
Отвернувшись, Дональд посмотрел на экран. Изображение на нем было тайной, по сравнению с которой документы в его папках казались чепухой. Он подошел к экрану, где в утреннем полумраке восходящее за холмами и пока невидимое солнце едва начало подсвечивать клубящиеся облака. Так что же творится снаружи? Люди погибали там, когда их отправляли на очистку. Они умерли на холмах, когда их укрытие было отключено. Но он-то выжил. И насколько он знал, выжили и те, кто затащил его обратно.
Он рассмотрел свою руку в тусклом свете от экрана. Ладонь показалась ему розоватой, слегка воспаленной. Но опять-таки он тщательно отмывал ее по несколько раз два последних вечера и каждое утро. Он не мог отделаться от ощущения, что руки грязные. Дональд достал из кармана платок и кашлянул в него.
– Картошка будет готова через пару минут, – сообщил ему человек за прилавком.
В кухню вошел второй работник в зеленом комбинезоне, завязывая сзади фартук. Дональду захотелось узнать, кто эти люди, какой была их прежняя жизнь, о чем они думают. Шесть месяцев они готовят и раздают еду три раза в день, а затем несколько десятилетий спят. Потом снова работают шесть месяцев, и так раз за разом. Они должны верить, что движутся к какой-то цели. Или же им все равно? И они просто идут по тропе, проложенной вчера? След в след, снова и снова. Видят ли они себя матросами какого-то огромного ковчега, плывущего к благородной цели? Или они ходят по кругу просто потому, что знают эту дорогу?
Дональд вспомнил, как избирался в конгресс, полагая, что принесет реальную пользу будущему страны. А потом обнаружил себя в офисе, захлестываемого ураганом правил, документов и писем, и быстро научился молиться о том, чтобы очередной день поскорее завершился. Он перешел от мыслей о том, что спасет мир, к просиживанию времени в офисе… пока это время не кончилось.
Он сидел на потертом пластиковом стуле и рассматривал папку в руке. Два дюйма толщиной. На обложке написано: «Николс, Джульетта», ниже идентификационный номер для внутренних целей. Он ощущал запах тонера от недавно отпечатанных страниц. То, что потратили так много бумаги на чепуху, показалось ему расточительством. Где-то внизу, в огромном хранилище, постепенно таяли запасы. И где-то еще, неподалеку от его офиса, сидел человек, ведущий учет этих запасов, – он должен следить за тем, чтобы картошки, тонера, лампочек и всего прочего им хватило до самого конца.
Дональд пролистал отчеты. Разложил их на пустом столе и подумал об Анне и своей предыдущей смене, когда они засыпали всю штабную комнатку листками с заметками. Его кольнуло чувство вины и сожаление, что Анна столь часто попадает в его мысли, опережая мысли об Элен.
Отчеты стали желанным отвлечением, пока он ждал рассвета и завтрака. Это была история чистильщицы, служившей шерифом, хотя и недолго. Одним из верхних документов в папке лежала докладная записка от нынешнего руководителя Восемнадцатого укрытия, где тот писал, что для шерифа у нее недостаточно квалификации. Дональд прочел список причин, почему эту женщину нельзя наделять властью, и у него создалось впечатление, что он читает о себе. Похоже, что мэр Восемнадцатого – пожилая женщина по фамилии Джанс, политик вроде Турмана, – уговорила эту Джульетту и назначила ее шерифом, несмотря на нежелание последней вступать в должность. В другом отчете руководителя укрытия Дональд прочитал о ее вызывающем поведении, кульминацией которого стал отказ провести очистку, после чего она и вовсе ушла неизвестно куда. И это снова показалось Дональду знакомым. Или он выискивает эти признаки сходства? Разве не так люди поступают? Ищут у других то, что боятся или надеются увидеть в себе?
Холмы снаружи чуть посветлели. Дональд оторвал взгляд от отчетов и уставился на изображение. Он вспомнил видео, на котором чистильщица скрывается за такой же серой дюной. И теперь его коллег встревожила мысль о том, что обитателей Восемнадцатого может наполнять опасная надежда – та разновидность надежды, которая ведет к насилию. Но гораздо серьезнее, разумеется, другая угроза: что женщина смогла дойти до следующего укрытия и обитатели этого укрытия могли обнаружить, что они не одиноки.
Дональду не верилось, что такое возможно. Снаружи она не продержалась бы долго и мало что обнаружила бы в той стороне, куда забрела. Он вытянул вторую папку, о Семнадцатом укрытии.
Перед наступившей в нем катастрофой не было никаких предупреждений, никакого возрастания насилия. Графики состава населения выглядели нормально. Он просмотрел отпечатанные страницы документов, составленных руководителями разных отделов. У каждого имелась своя теория, и каждый, само собой, разглядывал тот коллапс сквозь очки собственной компетенции или же приписывал его некомпетентности других отделов. Контроль населения обвинял в небрежности отдел АйТи, те ссылались на неисправность оборудования. Инженеры обвиняли программистов. А дежурный офицер, обеспечивающий связь между АйТи и руководителями всех укрытий, считал, что это был саботаж, попытка предотвратить очистку.
Дональд почуял нечто знакомое в том, как погиб Семнадцатый, но что именно, он никак не мог понять. Камеры там отключились, но успели перед этим ненадолго показать, как люди вырываются из шлюза. Там был исход, паника, массовая истерия. А потом – все. Связисты сделали несколько звонков. На первый ответил стажер из АйТи, заместитель руководителя Семнадцатого. С этим Рассом состоялся короткий разговор, стороны забросали друг друга вопросами, а потом Расс прервал связь.
На следующие вызовы несколько часов никто не отвечал. За это время в укрытии отключился свет. А потом на вызов ответил кто-то другой.
Дональд кашлянул в платок и прочитал расшифровку этого необычного разговора. Дежурный оператор утверждал, что голос отвечавшего звучал очень молодо. Голос был мужской, но не принадлежал руководителю или его заместителю, и он задал целую кучу вопросов. Один из вопросов бросился Дональду в глаза. Тот человек из Семнадцатого, которому жить оставалось несколько минут, спросил, что происходит на сороковом этаже.
Сороковой этаж. Дональду не требовалось искать чертеж укрытия – он сам его проектировал. И что находится на каждом этаже, знал как свои пять пальцев. Сороковой этаж был смешанного предназначения: половина отводилась под жилье, четверть – под легкое сельское хозяйство, еще четверть – под коммерцию. И что могло там происходить? И почему это должно было заботить того парня, который сам находился на грани выживания?
Он перечитал запись разговора. Создавалось впечатление, что последним контактом парня был кто-то с сорокового этажа и разговор их состоялся только что. Может, он сам пришел с того этажа? Ведь их разделяло всего
