Года через два в крайский замок наведался брат Всеслава, Ратмир. Он к тому времени получил третье посвящение и вошел в совет посвященных, но с Вотшей он почти не разговаривал. увидев его во дворе, он приказал мальчику подойти и долго рассматривал его со всех сторон, а затем чужим голосом спросил:
— Тебе твой прадед во сне не является?
Когда извержонок отрицательно помотал головой, волхв отвернулся и больше не обращал на мальчика внимания.
А Вотша действительно все реже и реже вспоминал о своем знаменитом прадеде. В ратницкой, как он давно уже понял, многие помнили Вата, но говорили о нем неохотно, а когда малец по первости пытался выспрашивать о нем, молча отворачивались. Так что интерес к своему, когда-то знаменитому предку, не подпитываемый рассказами о нем, постепенно угасал в Вотше. Да и некогда ему было думать о прошлом!
Однажды весной, спустя почти два года после того, как изверг Вотша был взят в княжеский замок, тетушка Сидоха, заканчивая свои занятия, неожиданно спросила:
— А как у тебя обстоят дела с арифметикой?
— По-моему, все нормально, — ответил Вотша и, пожав плечами, добавил: — Во всяком случае, господин Фром уже давно не грозит пожаловаться на меня князю.
— Я вот тоже собираюсь идти к князю, — с постной миной на лице проговорила тетка Сидоха, но, не выдержав взятого тона, улыбнулась. — Отказываться от должности наставника хочу — нечему мне тебя больше учить!
— Как это — нечему? — опешил Вотша, и вдруг до него дошло, что тетка Сидоха, действительно, уже давно ничего нового ему не объясняла, да и вопросов у него к ней не было.
— Конечно, нечему! — махнула пухлой рукой Сидоха. — Ты, вон уже, я слышала, и вирши складывать научился! — И, заметив смущение своего ученика, добавила, — да ладно. я никому рассказывать не собираюсь, но и ты уж свои произведения не разбрасывай по замку!
«Как она узнала? — трепетала в голове бедного Вотши суматошная мысль. — Неужто кто-то подобрал тот лоскуток?»
Он на самом деле начал писать стихи и, утянув у тетки Сидохи крошечный клочок отбеленной овечьей кожи, записал одно из своих произведений и подкинул на пути княжны. Выходило, что тот клочок подобрала вовсе не Лада, а кто-то другой! Но кто?
— Да, вот еще что, — продолжала между тем тетка Сидоха, считая, что тема Вотшиных виршей закрыта, — ты завтра на занятия не приходи, не до тебя будет. У княжны день рождения, так что завтра эта трапезная будет занята — пир здесь князь устраивает для молодежи!
Тут она заметила, что мальчишка слушает ее невнимательно, погруженный в какие-то свои размышления и, легонько ткнув его пальцем в лоб. чуть повысила тон:
— Слушай, когда наставник говорит, неча в небесах мыслями парить — не ивач, чай!
— Так мне и утром не приходить? — быстро переспросил Вотша, делая вид, что внимательно слушал свою наставницу.
— И утром не приходить, — подтвердила Сидоха и тут же с удивлением спросила: — А разве тебе Фром ничего не сказал?
Вотша отрицательно покачал головой.
— Ну, может, забыл? — пробормотала Сидоха не слишком уверенно.
На следующий день после завтрака Вотша вдруг почувствовал себя брошенным. Оказалось, что ему совершенно нечем заняться. Скал ушел с дозорной стаей, а черноволосый богатырь Тырта, заменявший его в роли Вотшиного опекуна, не слишком заботился о занятиях своего подопечного. Вотша, скорее машинально, чем с какой-то целью двинулся в сторону ристалища. Поле было пусто, легкий весенний ветерок шевелил длинные Вотшины волосы. Он уселся на скамью и, запрокинув голову, бездумно уставился в небо.
На душе у него было как-то смутно. Нет, не тосклива, а именно смутно, словно он давным-давно потерял что-то незначительное, обернувшееся сегодня важным! Несколько минут он смотрел за неторопливым бегом белоснежных облаков в голубой глубине, а затем в его голове возникла неожиданная мысль: «Если бы мой род не потерял многоликость, я, возможно, сегодня был бы в числе тех, что сядет за пиршественный стол с княжной. С Ладой!»
Он вдруг понял, насколько сильно ему хочется сидеть рядом с этой девчонкой, любоваться ее длинными каштановыми, с едва заметной рыжинкой, волосами, слушать ее смех, поднимать бокал за ее здоровье!
Вотша вздохнул и закрыл глаза. Белые облака на голубом фоне исчезли, и вместо них тут же возникло смеющееся личико княжны. Ее губки зашевелились, словно она сквозь смех силилась сказать что-то Вотше, но он не понимал ее слов, он просто любовался этим лицом.
— О чем мечтаем? — раздался рядом с ним голос Старого.
Вотша открыл глаза, тряхнул головой и быстро поднялся со скамьи.
— Садись, садись, — проворчал старик, усаживаясь на скамью, — чего вскочил?
Вотша снова сел, ссутулился и вдруг ни с того, ни с сего брякну:
— У княжны сегодня день рождения.
— А… знаю, протянул Старый, и также как Вотша поднял лицо к небу и зажмурил глаза.
Они немного помолчали, и вдруг старик, не открывая глаз, тихо произнес:
— Вот и прадед твой тоже тогда в княжну влюбился…
Вотша изумленно уставился на старика, а тот все тем же тихим, не похожим на свой, голосом продолжал:
— Я ему говорил, чтобы он выбросил эту блажь из башки, да разве его уговоришь! Ват, он такой был — если что в голову заберет, напролом пер! Да и то сказать, прав он частенько бывал, и удача с ним под руку ходила. Только в этот раз неудача-то на нем полностью, за все, отыгралась!
Старик замолчал. Вотша так же молча смотрел на сухую жилистую старческую шею, впалую морщинистую щеку, тонкое, прижатое к голове ухо, белую, аккуратно расчесанную бороду и тонкий, чуть искривленный нос, не зная, что сказать в ответ на слова старика. Наконец он выдавил:
— Что значит… «отыгралась»? И-и-и… что значит «пер напролом»?
— То и значит, — ответил Старый, не глядя на мальчугана. — Пошел Ват напрямую к Гориславу, князю тогдашнему, руки дочери просить. Правду сказать, не было бы лучше пары во всей стае, да и любила Вата Леда, я-то уж точно знаю, только у князя, у деда Всеславова, другое на уме было. Если бы отдал он за Вата свою Леду, после его смерти стая Вата точно вожаком выбрала бы…
Старик снова внезапно замолчал, словно воспоминания эти давались ему с трудом. Но тут Вотша не вытерпел, его захлестнуло жадное любопытство — вот она — правда о его прадеде, сама выплывала из прошлого!
— Ну так что, разве он был бы плохим вожаком?
Дед чуть склонил набок голову и, приоткрыв глаз, искоса глянул на Вотшу.
— А как же сын вожака? Даже и не сын — его-то и сам Горислав ни во что не ставил, а внук любимый — Всеволод? Горислав Всеволода у отца еще малым волчонком забрал, воспитывал как будущего князя, а тут Ват со своим сватовством!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
