На Транквиллити киинты были столь же замкнуты, как и по всей Конфедерации. И хотя они были очень радушны со своими товарищами по научной работе, они не общались с остальным населением обиталища, и Транквиллити ревностно охранял их уединение. Даже у Ионы было всего несколько формальных встреч с ними, на которых обе стороны увязли в кратких комплиментах друг другу. Это было так же скучно, как и «приемы» всех этих национальных послов. Часы, которые она провела в обществе этих полупрестарелых зануд…
И она никогда раньше не была около строений киинтов, и, возможно, больше никогда не будет. Но она чувствовала, что у нее есть оправдание, даже если они будут расстроены нарушением этикета.
Она остановилась на вершине откоса и наблюдала, как неуклюжие белые ксеноксы купаются на мелководье. С ее наблюдательного пункта она хорошо видела поднятый ими фонтан брызг.
В тридцати метрах в стороне Иона увидела грунтовую дорогу, спускающуюся на песчаный берег. Она начала спускаться.
— Как они каждый день добираются до научного центра? — внезапно задумалась она.
— Ходят пешком. Это только людям требуется механическое средство передвижения для того, чтобы перейти из одной комнаты в другую.
— Ну… Ну, какие мы обидчивые нынешним утром.
— Смею напомнить, что гарантия уединения была одним из условий договора между киинтами и твоим дедом.
— Знаю, знаю, — нетерпеливо ответила Иона.
Она достигла конца дорожки и, прежде чем идти по песку, сняла сандалии. Махровое платье, которое она надела поверх бикини, свободно развевалось.
В воде было три киинта: Нанг и Лиерия, пара, работающая в Леймилском центре в отделе физиологии, и детеныш. Транквиллити сообщил о появлении этого детеныша, как только Иона проснулась этим утром, хотя и отказался показать ей свою память, содержащую картины самих родов, произошедших где-то ночью.
— Тебе бы понравилось, если бы ксеноксам показали запись твоих родовых схваток только потому, что они до смерти любопытны? — строго спросил он.
Она неохотно согласилась с этим.
Детеныш киинтов родился двухметровой длины, более круглый, чем взрослые, и несколько белее. Его ноги были метровой высоты, благодаря чему его голова оказалась на уровне головы Ионы. Было ясно, что оно очень весело проводит время в воде. Его трансформирующиеся руки меняли форму с поразительной быстротой, сначала совочками, затем лопатками, поднимавшими стену брызг, а теперь пузырькообразным сосудом, который, как спринцовка, выпускал струю воды. Его клюв то открывался, то закрывался, издавая при этом хлопок.
Родители похлопывали и поглаживали его руками, в то время как сам детеныш носился кругами вокруг них. Затем он заметил Иону.
— Паника. Тревога. Недоверие. У этой штуки не хватает ног. Идет дыбом. Не упадет. Почему, зачем, откуда? Что это такое?
Иона замигала от внезапного потока спутанных эмоций и неистовых вопросов, которые, казалось, выкрикивались ей прямо в мозг.
— Это научит тебя, что значит неожиданно вламываться к другим существам, — сухо сказал Транквиллити.
Детеныш-киинт прижался к боку Лиерии, стараясь спрятаться от Ионы.
— Что это такое? Что это такое? Что-то странное и незнакомое.
Иона уловила краткую передачу ментальных образов, которые взрослые послали детенышу, информационный поток намного сложнее, чем что-либо, с чем ей приходилось сталкиваться. Скорость была поразительной, казалось, передача заканчивается, еще не успев начаться.
Иона остановилась в теплой чистой воде и отвесила взрослым легкий поклон.
— Нанг, Лиерия, я пришла принести поздравления по случаю рождения ребенка и посмотреть, все ли есть из того, что требуется для него. Мои извинения, если я некстати.
— Спасибо, Иона Салдана, — ответила Лиерия. В ее мысленном голосе проскочили чуть заметные нотки высокомерной насмешки. — Мы очень благодарны тебе за внимание и заботу. Не надо никаких извинений. Это Хейл, наша дочка.
— Добро пожаловать на Транквиллити, Хейл, — сказала Иона детенышу, стараясь вложить в свои слова как можно больше теплоты и веселья. Это не составило большого труда, так как детеныш был таким миловидным. Совсем не то что надутые взрослые.
Хейл смешно высунула голову из-за шеи Лиерии, слегка фиолетовые глазенки уставились прямо на Иону.
— Оно разговаривает! Живая штука.
Последовала еще одна быстрая передача со стороны взрослых. Детеныш взглянул на Нанга, потом вернул свой взгляд на Иону. Буйный поток эмоций, бегущий по родственной связи, начал замедляться.
— Положенное приветствие. Неправильность. Много сожаления. Соблюдать правильное приветствие. — Мысли остановились внезапно, как будто детеныш набирал в ментальные легкие воздух. — Здравствуйте, Иона Салдана. Правильность?
— Очень хорошо.
— Ты человек?
— Человек.
— А Хейл — я.
— Здравствуй, Хейл, рада тебя видеть.
Хейл возбужденно закрутилась, вода вокруг ее восьми ног вспенилась.
— Оно радо мне. Чувствую много счастья.
— Я тоже счастлива.
— Хочу спросить, человек — это все, что вокруг?
— Она имеет в виду меня, — сказал Транквиллити.
— Нет, я даже не часть того, что вокруг. Мы с тобой просто большие друзья.
Хейл ринулась вперед, рассекая воду. Она еще не совсем освоилась с передвижением, и ее задняя пара ног запуталась и чуть не уронила ее.
На этот раз Иона прекрасно поняла предостережение взрослых.
— Осторожней!
Хейл остановилась в метре от Ионы. Теплое дыхание, исходящее из ее лицевых отверстий, слегка пахло какими-то пряностями, трансформирующиеся конечности были в постоянном движении. Иона протянула детенышу руку, растопырив пальцы. Хейл попробовала сымитировать человеческую руку, ее попытка напоминала лепку из мягкого воска.
— Не получилось! Горестно. Покажи мне, как ты это делаешь, Иона Салдана.
— Я не могу, они у меня всегда такие.
Хейл была шокирована.
Иона хихикнула.
— Все в порядке. Я вполне счастлива такой, какая есть.
— Это правильность?
— Правильно.
— В жизни столько много неизведанного, — задумчиво заметила Хейл.
— В этом ты права.
Хейл, чтобы взглянуть на родителей, почти сложила шею пополам. Последовавший после этого быстрый обмен мыслями заставил Иону почувствовать себя обидно ущербной.
— Иона Салдана, ты мой друг? — неуверенно спросила Хейл.
— Да. Думаю, я могла бы им стать.
— Ты мне покажешь все вокруг? Оно слишком обширно. Я не хочу идти туда одна. Одиночество страшно.
— С большим удовольствием, — ответила Салдана удивленно.
Руки Хейл хлопнули по воде, подняв гигантский столб брызг. Иона моментально вся промокла. Она убрала с глаз мокрые волосы.
— Ты не любишь воды?— взволнованно спросила Хейл.
— Я тебе как-нибудь покажу, что я плаваю лучше тебя.
— Вот здорово!
— Иона, — сказал Транквиллити, — только что из системного прыжка вышла «Леди Макбет». Джошуа запросил разрешение на посадку.
— Джошуа! — воскликнула Иона.
Она слишком поздно вспомнила, что и киинты имеют слуховые органы.
Хейл тревожно замахала руками.
— Паника! Страх! Разделить радость.
Она отпрянула от Ионы и упала по-настоящему.
— Ой, извините! — Иона, рассыпая во все стороны брызги, бросилась к детенышу.
Нанг и Лиерия подбежали и запустили руки под живот Хейл, в то время как сам детеныш ухватился за руку Ионы. Иона потянула детеныша за руку.
— А кто такой Джошуа? — спросила Хейл, когда ее поставили на ноги и она уже стояла, неуверенно раскачиваясь.
— Один из моих друзей.
— Еще друг? И мой друг? Я с ним встречусь?
Иона уже открыла рот, и только после этого подумала. Где-то в глубине ее сознания чувствовалось спокойное высокомерие Транквиллити.
Иона закрыла рот.
— Думаю, подождем, пока ты не узнаешь людей лучше.
Существовало строгое правило: для того, чтобы быть эденистом, надо было иметь родственную связь с обиталищем и жить на нем; и уж непременно каждый эденист возвращался в свое обиталище умирать или пересылал свои мысли одному из обиталищ после смерти. Физически биотехническая система, интегрированная в свое общество, была способна поддерживать очень высокий жизненный стандарт при невысоких затратах: стоимость внедрения астероидальной каменной структуры в его утробу, стоимость механических систем, таких, как лифты на небоскребах, и сеть транспортных труб. А вот в культурном отношении этот симбиоз был довольно утонченным. Если не считать змей, то среди эденистских популяций не было никаких психологических проблем, хотя они и обладали полным спектром человеческих эмоций, свойственных индивидуальности, и в то же время были очень уравновешены. Знание того, что они будут продолжать жить как часть личности обиталища после телесной смерти, оказывалось великим стабилизирующим фактором и предотвращало многие обычные психозы. Эта свобода придавала им всеобщую уверенность и самообладание, которые адамисты всегда сводили к высокомерию. Разница в благосостоянии двух культур также способствовала появлению мнения об эденистах, как о человеческих аристократах.
