поздно… Ты смотри, условия он мне ставить собрался! Нет, я тебя понимаю, но пойми и меня… Вот же задачка. Ну и что же придумать?..»
Ломая себе голову, даже не понял, чем завтракал. А после завтрака… После завтрака забот прибавилось настолько, что стало как-то не до китайца. Впрочем, это я немного сгущаю.
Прибыл Топор. Но не один. Он притащил с собой герра Шмайссера и Изабель, возлюбленную Волка. А оружейник привел с собой кота. Жирного, полосатого, с наглой мордой и подранным ухом.
– Verfluchte Schweine![6] – рычал оружейник, с кряхтением сбрасывая с себя здоровенный рюкзак. – Inselaffen! Hurensohne! Schwuchteln![7] Господи, жил себе и никого не трогал… Как хорошо, что я успел отправить свою Грету в милый фатерлянд! За что мне такая кара?!
Надо сказать, он сейчас был больше всего похож на булочника, разъяренного булочника, почему-то с ног до головы обвешанного оружием. На объемистом пузе, перечеркнутом патронташами, здоровенный пистолет «Борхардт К93» в деревянной кобуре, на бедре тоже немалый «Бергманн М1897 № 5» с длиннющим стволом, а на плечах помимо кавалерийского карабина «Манлихер» еще и крупнокалиберный охотничий штуцер, шикарно отделанный золотом и серебром.
– Островные обезьяны устроили в городе сущий ад, – пояснил Топор, поправив дробовик на плече. – Счет арестованным идет уже на сотни. «Селедку» разгромили, а Тюленя повязали. Герру Шмайссеру кое-кто успел шепнуть, что и его арест не за горами, поэтому он предусмотрительно решил скрыться.
– Grüne Scheiße![8] – напоследок ругнулся оружейник, глянул на меня волком и поплелся занимать свободный топчан, гремя стволами и уныло таща за собой по полу рюкзак.
Изабель, стройная и жгучая красавица-мулатка, в отличие от германца, не ругалась, она крепко прижималась к Волку и красноречиво молчала.
– Она здесь по тем же причинам, – посмеиваясь в усы, прокомментировал Хайнц. – А также из-за страстного чувства любви.
– Понятно, – зло буркнул я. – Что с моими делами?
– Там мы бросили твои цацки, просто не смогли дотащить. – Топор ткнул ручищей куда-то в коридоры. – Идем заберем, а по пути все расскажу.
– Идем… – Я был вне себя от ярости и едва удерживался от ругательств на родном, великом и могучем.
Вот как это называется? Обузы прибавилось ровно в два раза. Ладно кот, сидит себе бубенцы вылизывает; хрен с ним, со Шмайссером, он хоть стрелять умеет: а эта девчонка? Бритты рано или поздно полезут в канализацию, если уже не полезли. И что тогда с ней делать? Твою же мать!
По пути Топор прояснил ситуацию. Информация о похищении, естественно, просочилась в газеты, вышедшие с сенсационными заголовками. Пенни стала героиней, да еще какой: в одиночку, раненая, отстреливавшаяся от орд диких буров… Почему буров? Ну а кому еще надо было похищать Колли? Вывод напрашивается сам. Полиция и военные устроили в Дурбане настоящий террор – городская тюрьма уже не вмещала арестантов. За информацию о похитителях объявили вознаграждение в размере десяти тысяч фунтов. А это сумма, на которую сейчас можно безбедно прожить всю жизнь. Весело… за такие деньги желающий обязательно найдется. Тем более бритты обещают полную амнистию, даже если информатор засветился в этом преступлении.
На фронте сейчас наступило затишье. Британцы концентрируют части у перевалов в Драконовы горы и около Кимберли, но боевых действий пока не открывают. Возможно, из-за нехватки боеприпасов или еще по каким причинам. Ну хоть эта новость более-менее положительная.
– Что с… – Я собирался задать вопрос о германском резиденте и осекся. Оный в лице герра Штольца, брезгливо подстелив платочек, сидел на моем ящике.
– Вот, общайтесь… – Топор резко развернулся и скрылся в темноте.
– Добрый день, герр Вест. – Штольц подвинулся и похлопал по ящику: – Присаживайтесь.
– Добрый…
– Итак, – германец достал из кармана портсигар и тщательно выбрал себе папиросу, – надо понимать, источником всего этого переполоха являетесь вы и теперь хотите использовать нас в качестве посредников при обмене губернатора и его дочери на Максимова и Чичагову. Не так ли?
– Так. Но не только это.
– Хотелось бы знать, как вы это устроили, – одобрительно покачал головой дойч. – Вы уникальный человек, герр Вест. И что же еще вы хотите?
– У меня есть информация, которая очень заинтересует Германию. И не только ее.
– Робинзона разговорили? – с легкой насмешкой поинтересовался Штольц. – А вы не думали, что сыграли на руку британцам? Не исключено, что Колли не так уж и нужен им. Он и его дочь вполне могут сыграть роли очередных сакральных жертв, которых так удобно будет повесить на буров, доказав международному обществу, что они дикари и фанатики. Нет? Впрочем, это только мое предположение, и не факт, что оно верное. Мы согласимся вам помочь. Но с одним условием.
– Излагайте… – Мне этот разговор сразу перестал нравиться.
– Вы отдадите нам секретаря губернатора. Немедля, – сухо отчеканил Штольц. – И еще: все, что вы от него узнали о покушении на Родса, никто и никогда не должен узнать. Понятно? В этой части нам будет достаточно вашего слова.
«Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… – изумился я про себя. – Что за игры? На хрена он им нужен? Роби – агент? Провалившийся агент? Если так, то дойчи давно знали, что готовится Родсу. И ничего не предприняли. Вот же суки!»
– В случае вашего согласия мы сегодня же уведомим британские власти о своем посредничестве в переговорах, – продолжил Штольц. – Мало того, возьмем на себя обязанность доставить Максимова и Чичагову после их освобождения в Республики через наши территории в Юго-Западной Африке. Ваше слово, герр Вест.
– Я… – Не выдать свое волнение было очень трудно. – Согласен.
Отвечая, особенно не раздумывал. Ну а как еще? Иного выхода нет. Играть с бриттами самому и без поддержки – чистое самоубийство. Для меня сейчас главное – освободить Максимова и Лизхен. Остальное глубоко вторично. Жалко, конечно. Очень хотелось устроить бриттам хорошенькое мордобитие на международной арене, но… А плевать! Может, еще и устрою.
– Отлично, – удовлетворенно кивнул Штольц. – Давайте обговорим детали. С вашей стороны есть какие-нибудь условия?
– Есть. Губернатора я освобожу только после того, как мои люди будут у вас, на борту германского судна. Начиная с девяти ноль-ноль двадцать первого числа, в случае саботирования
