– ещё бы!! Пусть гибнет мир! Да здравствует желудок!.. Или, то бишь, очаг!
Она промолчала. Однако он не подумал извиниться. Затаив обиду, она сделала вид, что инцидент исчерпан.
Но эти «выходки» Андрея не прекращались, накопляя её раздражение. ещё более возмущало ее, что Андрей, как волк, все в лес глядит из прекрасного гнездышка, которое она ему устроила. Чего ему не хватало здесь, она не знала. Но чувствовала смутно, что его не удовлетворяют ни эти тонкие обеды, ни эти вечера с музыкой и чтением, ни буколические прогулки всей семьей, ни «пышный расцвет родственных чувств», как он нередко выражался. Он скучал, или «снисходил»… Она это чувствовала… Он производил впечатление какого-то «знатного иностранца», заехавшего случайно в глушь. Катерина Федоровна не умела определить это впечатление, внезапно поразившее её уже в конце лета. Но примириться с ним она не могла и не хотела. «Неужели без театра тоскует?.. – спрашивала она себя с безграничным изумлением. Допустить, что его не удовлетворяет даже её любовь, она не могла. Он был нежен с нею даже больше прежнего, и страсть его не остыла. О нет! Он не был сыт её ласками, она это думала с гордой улыбкой. Но иногда ей казалось, что у неё нет ключа к его душе, что вне минут страсти и забвения он ей беконечно далек, дальше даже, чем Капитон… И, о ужас! Ей иногда казалось, что этот мягкий Андрюша, вчера ещё её раб, может быть и жестоким, и непокорным, и ускользнуть из её рук… Но эти мысли вызывали у неё такое болезненное сердцебиение, что она гнала их. Ей вредно волноваться… Она нарочно закрывала глаза на все, что ей не нравилось в муже… «Женится, переменится… Давно ли, в сущности, они женаты?»
Очень часто он неожиданно из Москвы телеграфировал, чтоб его не ждали к обеду. Когда вернется, он тоже не знает… Катерина Федоровна всегда приходила в дурное настроение, и это невольно отражалось на всем доме.
В первый раз, когда он остался в городе, она встретила его сурово:
– Где ты ночевал?
– На квартире…
– Почему?
– Было поздно возвращаться. Засиделся в клубе…
– В клубе! Я думала, какое-нибудь важное дело!
– Так оно и есть, Катюша…
– Что ты мне говоришь? Какие могут быть дела в клубе?!
– Ну, не дела… встречи… Я встретил там артиста, которого безумно люблю, с которым жаждал познакомиться… Мы ужинали, засиделись…
Она перебила его гневно:
– Какое безобразие, Андрей! В какое положение ты меня поставил перед всеми! Что подумают о тебе?
Его глаза потемнели.
– Кто?.. Кто смеет судить меня? И становиться между нами?
– Как кто? Все… Родные, прислуга…
– Катя! И тебе не стыдно бояться того, что плетут Стеша с Федосеюшкой? Где твоя гордость?
Она вспыхнула.
– А Лиза? А Капитон? А маменька?
– Так неужели ты думаешь, что я в угоду кому бы то ни было, из страха чего бы то ни было лишу себя хотя б ничтожной радости? Не пойду навстречу своему желанию?
Этот крик вырвался из его души даже помимо его сознания, осветив мгновенно всю основу его натуры и миросозерцания. И если б она не была так слепа и прямолинейна, она увидела бы у самых ног своих бездну, разделявшую их души… Но она не поняла.
– Что ты этим хочешь сказать? – прошептала она упавшим голосом.
Он тотчас овладел собой.
– Здесь нет ничего обидного, Катя, для тебя… Этим я хочу сказать только, что глубоко презираю суждения людей, которые ниже меня по развитию. Это я тебе говорю раз навсегда, чтоб отнять у тебя этот именно аргумент. Говори только о себе… Ты ревнуешь?
– О нет!.. Ты знаешь, что я тебе верю.
Он был тронут её голосом, больше даже чем словами. Он обнял ее.
– Остальное вздор! Но помни, Катя: я люблю тебя и маменьку больше всего в мире… – Он вспомнил о Степане, о Лизе, завладевшей снова его душой, но промолчал… Зачем? Она не поняла бы его… – Больше всего в мире, – повторил он. – Но свободу мою, Катя люблю больше, чем вас обеих…
В его объятиях она вдруг вся как-то «задеревенела»… Он это почувствовал.
– Маменька мою натуру знает и никогда не посягала на мою свободу… За это я её ценю ещё более. Она женщина без образования, но чутким сердцем она угадала, чем меня можно привязать к себе. Ты, умная и образованная женщина, – научись и ты уважать мою свободу и не делай пагубных ошибок!..
Она вдруг вся задрожала.
– Ты мне грозишь, Андрей? Ты разве… ты можешь меня разлюбить?
Он молчал, опустив голову… И ужас, пережитый ею за это короткое мгновение, она не забыла до седых волос.
«Привязать к себе…» Как это странно! Могла ли она думать, что он способен разлюбить её и что счастье, которое она считала вечным, рухнет? «Привязать к себе…» Чего это значит? Не иметь веры? Охранять свое счастье, как охраняли царевну в сказках, и с высоты сторожевой башни озираться ежеминутно, ища врага и предателя?..
Она молча закрыла лицо руками, разбитая и обессиленная.
Но он не взял назад ни одного слова. Он говорил, что она не должна регламентировать его образа жизни, его привычек и желаний.
– Я сошелся с тобой, Катя, чтоб быть счастливым, а не затем, чтоб чувствовать себя связанным и подчиненным…
– Разве подчиняться любимой женщине тяжело?
– Подчинение всегда тяжело, от кого бы оно ни исходило. И если от любимой женщины, тем хуже! От этого гибнет любовь…
– Боже мой!.. Я как во сне… Помнишь, Андрей, зимою?.. Когда этот… твой приятель должен был прийти…
– Да. Мы уже затрагивали эту тему. Нового я не сказал ничего. Но я припоминаю… Я не возражал на твои наивные слова, что моя жизнь отныне принадлежит тебе…
– Ты… и это отрицаешь?
– Да, да!.. Человек не вещь… Его жизнь, его свобода, его мысли, его чувства и поступки принадлежат только ему…
Краска кинулась ей в лицо.
– Зачем ты женился, Андрей? Если б ты это сказал мне полгода назад, я не вышла бы за тебя!..
– Полно, Катя! Зачем лицемерить? Для тебя это был единственный способ стать счастливой… И я не колебался ни минуты, чтоб дать тебе покой… И разве что-нибудь изменилось от этих слов моих в нашей жизни? Разве ты час назад была несчастна? Не будем ссориться… Это жестоко…
Она взяла его протянутую руку.
– Ах! Как можешь ты думать, что я хочу ссориться? Когда ссоры, нет счастья. Я почему-то верила, что наша жизнь будет безоблачной и яркой… как это небо… Как я была глупа!
– Катя, научись терпимости, и тогда все пойдет хорошо. Не требуй от меня жертв и лишений. Помни: наши жизни должны идти рядом, не сливаясь в одно, как две параллельные линии. И только в этом залог счастья…
Она слушала внимательно, но он чувствовал, что она за сто миль от возможности понять его и что не пройдет суток, как она возобновит бессознательную упорную борьбу с его стремлением к свободе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
