Рассерженный Шанцер почти закричал в ответ, что документ окончательный и никаким изменениям подвергаться не может.
— Здесь не Версаль, — спокойно парировал Чичерин, — все участники равны. Все могут вносить изменения и просить о поправках. Почему в документах опущен пункт о признании РСФСР де-юре?
Ллойд Джордж заговорил о том, что признание будет зависеть от результатов работы конференции, а также от того, будет ли выполнена каннская резолюция.
Чичерин возразил против места созыва конференции в Гааге: ведь РСФСР не имеет никакого договора с Голландией. Участники заседания, явно застигнутые врасплох, дали какой-то маловразумительный ответ.
Чичерин наступал:
— Когда державы, представляющие одну систему государственных понятий собственности и объединенные интересами определенных групп населения, обсуждают совместно относящиеся к этим понятиям вопросы и выносят по ним определенные решения — это понятно. Но разве вопрос о месте сбора комиссий тоже принципиальный, который не может быть разрешен с государством, представляющим другую систему?
Ответа не последовало, заседание было прервано.
На следующем заседании Чичерин продолжил наступление. Цель политической комиссии, говорил он, — это совместно с Россией выработать общие решения. В результате же получилось прямо противоположное — русскую делегацию пытались оттеснить от переговоров, ей стремились навязать принятые без ее участия решения.
Делегаты Антанты промолчали, им нечего было возразить.
— Мы приехали в Геную с той целью, — продолжал нарком, — чтобы, несмотря на различие экономических систем, вместе работать над реконструкцией Европы. Но вместо этого другие державы предпочли разбить конференцию на две стороны, кредиторов и должников, и ту же систему хотят применить в будущем. Мы сожалеем об этом, но принимаем это как факт. Русская делегация, в частности, возражает против исключения Германии из числа участвующих в предстоящей конференции государств.
Чичерин предложил созвать конференцию не в Гааге, а в Лондоне или Риме.
Ллойд Джордж отклонил это предложение, его поддержали все, кроме русских. Чичерин невозмутимо молчал, западные дипломаты растерянно переглядывались. Наконец Шанцер не выдержал и прямо в лоб, без дипломатической деликатности, задал Чичерину вопрос, который у всех вертелся на кончике языка:
— Поедет или нет русская делегация в Гаагу?
— Может ли конференция дать гарантии того, что русская делегация будет пользоваться там неприкосновенностью? — в свою очередь, спросил Чичерин.
Этот, казалось бы, такой простой, но логичный вопрос вызвал новое замешательство. Шанцер, затеявший эту перепалку, медлил. Ему на помощь поспешил голландский посланник. На виду у всех они мучительно долго перешептывались. Чичерин продолжал хранить спокойствие. Наконец Шанцер, обращаясь к нему, сказал:
— Правительство Нидерландов дает требуемые вами гарантии.
— В таком случае русская делегация поедет в Гаагу, — невозмутимо ответил Чичерин.
Все облегченно вздохнули.
Конференция подходила к концу. Дипломаты западных стран понимали, что «упрямые русские» все-таки добились в Генуе многого. И добились вопреки желанию Запада. Чичерин поедет в Россию с Рапалльским договором. Чехи, югославы и болгары дали ему обещание порвать всякие отношения с белогвардейцами и распустить армию Врангеля на Балканах. А кто мог полностью оценить все значение личных контактов, установленных русскими за время конференции? Кто и на каких весах мог взвесить то уважение, которое вызвала к себе у европейских народов советская внешняя политика?
19 мая на последнем пленарном заседании Генуэзской конференции было принято решение созвать 26 июня конференцию в Гааге для урегулирования отношений между Советской Россией и другими государствами. Позиция, занятая советской делегацией на конференции в Генуе, развеяла, как дым, надежды и фальшивые расчеты западных держав.
Чичерин с глубоким знанием дела дал оценку конференции.
«Генуэзская конференция, — говорил он, — была явлением сложным, большую роль в ней играл растущий буржуазный пацифизм, который, несомненно, в недалеком будущем еще проявит себя: в Генуе в угоду ему правительства Антанты много говорили о реконструкции Европы, хотя на самом деле в конкретной работе для этой реконструкции делалось очень мало. Основной же вопрос Генуэзской конференции заключался в том, будет ли совершаться самостоятельное экономическое развитие России с помощью иностранного капитала, но без подчинения ему, или же он приобретет в ней господство. Российская делегация подверглась всем утонченнейшим приемам зазывания и кокетничания: как в известной притче сатана обещал Иисусу превращение камней в хлеба и господство над расстилавшимися перед его взором царствами, если Иисус поклонится сатане, точно так же самые соблазнительные перспективы открывались перед Советской Россией в награду за признание господства капитала. Можно сказать, что именно в Генуе с наибольшей яркостью выдвинулся основной вопрос русской политики: в подчинение капиталу, или самостоятельное развитие с его помощью, или, еще точнее, сделка, но не кабала. Именно поэтому формальным базисом всей деятельности российской делегации в Генуе была каннская резолюция о равноправии двух противоположных экономических систем; равноправии, но не подчинении одна другой».
Советская делегация отбыла в Москву. Чичерин остался в Генуе для переговоров о советско-итальянском торговом договоре. Переговоры длились несколько дней. Нарком придавал им большое значение, хотя ввиду «антантовских отношений» Италия и не могла дать много. Договор с ней был все же очень важен. Переговоры проходили успешно, итальянские делегаты проявляли здравый смысл и готовность идти на соглашение.
В воскресенье, 21 мая, Чичерин дал обед в отеле «Бристоль» в честь Факты и Шандера. Это, казалось, заурядное событие, как и большинство дипломатических завтраков, обедов и приемов, неожиданно привлекло большое внимание. Еще бы! Это был первый в истории советской дипломатии случай, когда министры стран, входивших в состав Антанты, приняли приглашение русских.
На улице собралась огромная толпа, чтобы приветствовать наркома. Когда Чичерин, Факта и Шанцер выходили из отеля, фашисты спровоцировали потасовку, вмешалась полиция, многие участники демонстрации были избиты, несколько человек получили увечья. Но этот эпизод не оказал влияния на переговоры, и они протекали в довольно спокойной обстановке.
Чичерин задержался в Генуе в основном из-за этих переговоров. Однако у него были и другие причины. Он хотел завязать более широкие связи с итальянскими общественными и политическими кругами. И наконец, он лично правил корректуры своих выступлений в официальных стенограммах Генуэзской конференции. Эту работу не хотелось передоверять кому-либо, так как слишком большое значение придавалось каждому выступлению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
