Когда принимались эти решения, Сталин еще не был генеральным секретарем. Их писал собственноручно Ленин, но пригодились они именно Сталину, когда он стал генеральным секретарем (1922 г.). Сталин и его аппарат имели практически неограниченную возможность подводить под эти решения и под, партийный суд (ЦКК) любого члена партии от рядовых коммунистов до Троцкого, Зиновьева, Бухарина включительно. Как решения съезда, они считались "законами партии", как указания Ленина — не подлежащими дискуссии.
В борьбе по ликвидации внутрипартийных оппозиций — по существу, в борьбе по ликвидации ленинской партии и по созданию своей собственной партии — Сталин неизменно пользовался духом и буквой этих решений X съезда. Хрущев обходит это молчанием, но зато совершенно произвольно приписывает Сталину в качестве первородного греха концепцию "врага народа". Хрущев говорит:
"Сталин создал концепцию "врага народа". Этот термин автоматически исключал необходимость доказательства идеологических ошибок, совершенных отдельным человеком или же группой лиц. Эта концепция сделала возможным применение жесточайших репрессий… против любого, кто не соглашался со Сталиным по безразлично какому вопросу… Концепция "враг народа", сама по себе, практически исключала возможность возникновения какого-либо рода идеологической борьбы или же возможность выражения собственного мнения по тому или иному вопросу…" (весь курсив мой. — А. А.).
Стоит только сличить подчеркнутые слова с выдержками из резолюции X съезда, чтобы убедиться, что сама концепция "врага народа" применительно к России (родилась она, собственно, в эпоху Великой французской революции) вытекала из духа и сущности решений X съезда. В этих решениях была сделана попытка поставить внутрипартийные группы, несогласные с партией, в прямую связь с "контрреволюцией". Соответствующее место гласило[269]:
"Пропаганда должна выяснить также опыт предшествующих революций, когда контрреволюция поддерживала наиболее близкие к крайней революционной партии мелкобуржуазные группировки, чтобы поколебать и свергнуть революционную диктатуру, открывая тем дорогу для дальнейшей полной победы контрреволюции, капиталистов и помещиков".
Как известно, троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы, которые в свое время, как и сталинцы, голосовали за эти ленинские решения, обвиняли Сталина потом в "необоснованных репрессиях" против "идеологически" несогласных с ним членов партии, хотя тогдашние репрессии носили гуманный характер (исключения, ссылки). Сталин уже тогда отвечал им вполне резонно[270]:
"В арсенале нашей партии репрессия никогда не считалась исключенной. Мы действуем тут на основе известной резолюции X съезда нашей партии… написанной и проведенной на X съезде тов. Лениным".
Вот где лежат истоки "концепции врага народа". Но рассуждения Хрущева о том, что Сталин не терпел, в отличие от Ленина, свободы "идеологической борьбы" или "выражения собственного мнения по тому или иному вопросу", звучат фальшиво не только исторически, но политически — разве "коллективное руководство" терпит свободу "идеологической борьбы" и "собственных мнений"? Ведь это уже после смерти Сталина ударили по "горе-экономистам" на основании… неопубликованных ученических "диссертаций". Ведь это уже после разоблачения Сталина объявили Ярошенко и компанию "перерожденцами" на основании… неопубликованных речей, содержания которых партия и страна не знают и до сих пор!
Но так как, по Хрущеву, было "два Сталина" — Сталин-ленинец до XVII съезда (1934 г.) и Сталин-деспот до конца жизни, — то следует рассмотреть и этот вопрос.
Прежде всего, чем объяснить такую теорию?
Она служит для маскировки самих сталинцев. Насколько Хрущев беспощаден к личным порокам самого Сталина, настолько он осторожен в отношении сталинского окружения. По этой же причине он не ставит и самого главного вопроса: кто же стоит у истоков создания не только "культа", но и самого Сталина? Троцкий писал[271]:
"Сталин систематически подбирал вокруг себя либо людей, схожих с ним по типу, либо простаков, стремившихся жить, не мудрствуя лукаво, либо, наконец, обиженных. И тех, и других, и третьих было не мало".
Эта характеристика Троцкого относится к первому Сталину, "доброму Сталину". Но вот и характеристика, даваемая Хрущевым "второму Сталину", "злому Сталину":
"Если до XVII съезда он (Сталин. — А. А.) еще считался с мнением коллектива, то после полной политической ликвидации троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев… Сталин начал все больше и больше пренебрегать мнением членов ЦК партии и даже членов Политбюро. Сталин думал, что теперь он может решать все один, и все, кто ему еще были нужны — это статисты (курсив мой. — А. А.); со всеми остальными он обходился так, что им только оставалось слушаться и восхвалять его".
Эти свидетельства двух товарищей Сталина по Политбюро разделены лишь временем, но не сущностью. Их совпадения лишь подтверждают, что теория "двух Сталиных" нужна для реабилитации самих сталинцев.
В цитированном месте из речи Хрущева есть и ответ, почему и как Сталин сумел превратить членов Политбюро в простых "статистов": во-первых, потому, что Сталин подбирал только тех, кто "стремился жить, не мудрствуя лукаво", во-вторых, при помощи этих же "статистов" Сталин, ликвидировав начисто всю ленинскую элиту партии, достиг поставленной цели — установления личной диктатуры.
Борьбу опиравшегося на аппарат партии и НКВД Сталина против оппозиции Хрущев считает (или притворяется, что считает) борьбой за "социализм". Между тем "социализм", в смысле благоустроенного социального общежития людей, для Сталина никогда не был целью, а только демагогическим лозунгом для достижения личной диктатуры. Пока эта цель не была достигнута, пока основное препятствие к этой цели не было убрано (троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы), Сталин "считался с мнением коллектива". После достижения цели диктатор присвоил "коллективу" его новые функции: право "только слушаться Сталина и восхвалять его". Хрущев, вполне одобряя политическую ликвидацию оппозиций, не согласен со Сталиным лишь в том, что оппозиционеры (Зиновьев, Каменев, троцкисты, бухаринцы) были ликвидированы и физически. Хрущев говорит в связи с этим:
"В дни, предшествовавшие Октябрьской революции, два члена ЦК партии большевиков — Каменев и Зиновьев — выступили против ленинского плана вооруженного восстания…
…Ленин поставил перед Центральным Комитетом вопрос об исключении Зиновьева и Каменева из партии. Однако после Октябрьской революции Зиновьеву и Каменеву, как известно, были предоставлены руководящие должности. Ленин назначил их на посты, где они руководили проведением в жизнь важнейших партийных решений… В своем завещании Ленин предупреждал, что "случай с Зиновьевым и Каменевым не был простой случайностью". Однако Ленин не ставил вопроса об их аресте и уж, конечно, о расстреле…
…Троцкий был окружен людьми, социальное происхождение которых ни в коем случае не может быть отнесено к категории буржуазии… эти люди принимали активное участие в рабочем движении до революции… а также в закреплении победы этой величайшей из революций. Многие из них порвали с троцкизмом и вновь примкнули к ленинским позициям. Была ли необходимость ликвидировать этих людей? Мы абсолютно убеждены, что если бы Ленин жил, то такие чрезвычайные меры никогда бы не были применены по отношению к этим людям".
Здесь Хрущев продолжает те параллельные две линии, которые красной нитью проходят по всему докладу:
Искусственное "раздвоение" Сталина, противопоставление "раннего" Сталина — Сталину "позднейшему".
Элиминация Ленина от Сталина.
С психологической и, в известном смысле, с исторической точки зрения, такой подход имеет некоторое условное оправдание в глазах партии и, отчасти, даже народа. Атаки всех оппозиций внутри партии против Сталина начинались и кончались под одним лозунгом: "Назад к Ленину". Народная молва в годы наибольшего разгула сталинской реакции тоже апеллировала к Ленину: "Если бы жил Ленин…" Но народная молва связывала имя Ленина не с политикой "военного коммунизма" и "комбедов", а с нэпом. Оппозиция же связывала это имя со свободой внутрипартийных дискуссий. Хрущев не может сделать ни того, ни другого. Поэтому Сталин периода ликвидации нэпа, насильственной коллективизации и интенсивной индустриализации остается в неприкосновенности, а Сталин периода физических репрессий сталинцев-чекистов против сталинцев-партийцев противопоставляется Ленину. Пресловутая амнистия физически ликвидированных сталинцев распространяется, правда, и на антисталинцев в партии, но условно и в весьма ограниченном смысле: их политическая изоляция была правильна ("незачем устраивать внутрипартийные дискуссии и иметь собственное мнение, когда за всех может думать аппарат"), однако их не надо было расстреливать ("мы убеждены, что Ленин так не поступил бы!").
