– Он же стреляет! Прячьтесь! – закричал кто-то из соседей.
– Ерунда, – обрезал его товарищ Смилянный. – Эти манёвры устроил нарком обороны маршал Тимошенко! А кресты на самолёте наши могли нарисовать, чтобы изобразить неприятеля. Ясно? Советую в другой раз не разводить панику, иначе может крепко непоздоровиться.
– Ой, что это?! – донёсся крик женщины, бежавшей в глубь двора, чтобы спрятаться. Там выла собака сторожа. А сам он лежал на земле весь в крови.
Люди набросились на потерявшего дар речи Смилянного:
– Ничего себе «манёвры», если человек погиб! Вы сами-то соображаете, товарищ начальник?!
Во двор вбежал Яшка – водитель полуторки. Он был в каске и с противогазовой сумкой через плечо, в руках карабин:
– На границе стычка. Мощная!
– Выходит, это не манёвры?
– Какие манёвры? Есть убитые! – вскрикнул Яшка. – Я привёз раненых в госпиталь.
– Значит, матч у нас может сорваться, – не отдавая отчёта в своих словах, вымолвил Юрий. – В самом деле есть убитые?
Он схватил в охапку вещи и, как был в трусах, полуголый, вскочил в полуторку. Одевался уже в машине. Навстречу им шли повозки с перебинтованными наспех ранеными. На одной из повозок везли убитых.
На границе шёл настоящий бой. Пограничники не только сумели отразить атаки, но и на отдельных участках перешли на румынскую территорию, захватили пленных, приволокли катер на буксире! Но тут, к общему удивлению, поступила команда всем отойти на исходные позиции. Решили, что это, видимо, местный пограничный инцидент. В то же время с противоположной стороны не прекращалась пальба артиллерии. Рвались снаряды. Загорелось здание комендатуры. Пограничникам пришлось дать внушительный ответ по всем писаным и неписаным правилам.
Лишь ближе к середине дня из громкоговорителя донёсся голос наркома иностранных дел Молотова. Из его выступления стало ясно, что на всем протяжении западной границы СССР идут кровопролитные бои с войсками фашистской Германии, королевской Румынии, маннергеймовской Финляндии.
В то воскресное утро двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года в бою с наседавшим из-за Дуная и Прута противником пало более половины футбольной команды погранотряда войск НКВД УССР.
Вечный, низкий поклон отважным пограничникам 25-го погранотряда войск НКВД УССР, отразившим внезапное нападение румынских и немецких частей на советскую границу. На портовый городишко Рени почти у самого берега Дуная.
Здесь невольно вспоминается 1-я статья Пакта о ненападении: «Германский рейх и СССР ни при каких обстоятельствах не прибегнут к войне или к другому использованию силы в отношении друг друга…»
В течение всего дня со стороны границы шли повозки, их обгоняли санитарные машины и полуторки с ранеными. Единственное в Болграде трёхэтажное здание было переоборудовано под госпиталь. Самолёты с опознавательными румынскими знаками и немецкой свастикой пытались его разбомбить, однако получили отпор наших зенитчиков. На окраине догорали сбитые самолёты.
Город оказался в зоне военных действий. В военкомате шла мобилизация. Люди метались, как угорелые. К госпиталю без конца подкатывали санитарные машины, повозки с ранеными…
Глава 5
Сотрудник городского НКГБ, вернувшийся в Болград после командировки в Минск, пребывал в недоумении. Ещё семнадцатого июня в Минске вместе с представителями местных партийных и государственных властей он встречал на вокзале знаменитых мхатовцев: Москвина, Тарханова, Тарасову, Хмелёва и других. На перроне присутствовал высший генералитет военного округа Белоруссии. По указанию начальства командированный из Болграда вместе с красноармейцами помогал гостям нести их чемоданы, сопровождал в гостиницу.
Гастроли МХАТа проходили в зале ДКА с огромным успехом. Вечером двадцать первого июня давали пьесу Мольера «Тартюф». Во второй половине дня в штабе округа одному из офицеров приказали отправиться в ДКА проверить места для командования. Вечером во время спектакля он должен был находиться в ложе командующего, выполнять его поручения.
В театр он прибыл за два часа до начала спектакля. К этому времени к ложе командующего гарнизоном был подключён телефон ВЧ.
Командующий генерал Павлов, начальник штаба Климовских, член Военного совета дивизионный комиссар Фоминых, начальник Политуправления Лестев, начальник войск связи генерал-майор Вигорев с жёнами появились в зале за пять – семь минут до открытия занавеса. В ложе командующего уже сидел его порученец.
Командированный из Болграда впервые за время службы в округе увидел командующего войсками округа. Это был мужчина среднего роста, крепкого телосложения, с сосредоточенным взглядом и холёным лицом. Размеренные и неторопливые движения придавали ему крестьянскую степенность. Павлову можно было дать лет пятьдесят, хотя ему шёл сорок четвёртый год.
Спектакль длился около трёх часов с одним антрактом. Командующий из ложи не выходил. Порученец несколько раз приглашал его к ВЧ, сообщая, что из Москвы его просит то генерал Жуков, то маршал Тимошенко. После каждого разговора Д. Г. Павлов приглашал к себе генералов Климовских, Григорьева, дивизионного комиссара Фоминых.
После спектакля в буфете ДКА для мхатовцев был дан небольшой ужин а ля фуршет. В полночь командование покинуло театр.
В кабинете начальника ДКА дивизионный комиссар Фоминых распорядился:
– Завтра в одиннадцать часов доложить о состоянии спортивно-массовой работы в войсках.
Тревожные слухи о начале войны мешали сосредоточиться. Подготовка материала к завтрашнему заседанию заняла ещё час-полтора. Все вернулись домой уже на рассвете. А в 4 часа утра на Минск и другие города Белоруссии посыпались фашистские бомбы. По радиосети завыли сирены – сигнал воздушной тревоги.
В городе заполыхали пожары, появились первые разрушения, убитые и раненые. Поднялась суматоха. Это уже, без всяких сомнений, была настоящая война.
Артисты МХАТа спешным порядком были отправлены поездом в Москву и, как стало известно, благополучно добрались до столицы.
Гастроли МХАТа в Минске долгие годы вызывали неоднозначные мнения – был ли это акт, рассчитанный на дезинформацию общественности и зарубежных средств информации о том, что в СССР, в частности в Белоруссии, жизнь идёт в обычно порядке и никакой подготовки к войне не ведётся. Сталин пытался создать такое мнение в мире! Но это сказалось и на своих, не предававших серьёзного значения весьма острой обстановке на западной границе.
С раннего утра двадцать второго июня в штабе и политуправлении царила чудовищная суета – укладывали в ящики секретные документы, карты, уничтожали всё лишнее. Ящики грузили на машины и куда-то отправляли. Ещё вопрос: уцелели ли они? Отдельные войсковые части и диверсионные группы нацистов неожиданно появлялись, к удивлению, в тылу советских войск.
Около часа поступил приказ нескольким командирам выехать в казармы на Красноармейскую улицу – это около Оперного театра, – чтобы организовать приём беженцев из прифронтовой полосы, развернуть солдатские кухни, накормить женщин, детей, стариков, а затем отправить их поездами с одной из пригородных станций в тыл. Состояние людей было удручающим.
Днём бомбардировки города усилились. В ряде кварталов начались пожары. С каждым часом беженцев становилось больше. Эвакуация шла весь день и всю ночь двадцать третьего июня. Многие дома были разрушены, дымились, балконные двери с выбитыми стёклами, трепыхались от ветра. За ними зияли остатки развороченных лестниц. Около развалин ни души…
В здании штаба дежурный с повязкой сказал: «Всё начальство выехало в военный городок Уручье в семи километрах к западу от Минска, но пробудет там недолго. Немецкие войска уже заняли Брест, Волковыск, Белосток, Ломжу и продвигаются на восток. В ночь с двадцать третьего на двадцать четвёртое июня многие жители побежали на Борисовское шоссе. А оттуда кто куда – в тыл страны».
В эвакопункте на дверях висело объявление: «Пункт закрыт. Беженцев принимают и отправляют на пригородной станции Озерище».
Из Уручья гружёные машины с ранеными в страшной спешке отъезжали в Борисов. Железнодорожные эшелоны с ранеными отправились в Пензу и Арзамас. Однако попали под обстрел неприятеля.
Вечером двадцать шестого июня, на пятый день военных действий, советские войска оставили Минск. Главное положение советской военной стратегии – вести бои по уничтожению агрессора на его территории, на деле потерпело крах.
В первую неделю боевых действий немецкие войска продвинулись на триста – четыреста пятьдесят километров в глубь нашей территории, а в приграничной полосе противник окружил несколько корпусов и дивизий, взял в плен тысячи солдат и командиров Советской армии.
