— А Дженис?
— Я не очень готов сегодня, — сказал я. — Расскажу как-нибудь в другой раз.
— Обещаешь?
— Обещаю. — Но это обещание я не сдержал. Через три месяца после того дня, когда мы пошли в рощу вместе (я бы держал ее за руку, если бы не боялся причинить боль ее скрюченным и опухшим пальцам), Элен Коннелли тихо скончалась в своей постели. Как и Мелинда Мурс, она умерла от сердечного приступа. Санитар, обнаруживший ее, сказал, что ее лицо было спокойно, словно смерть наступила вдруг и без боли. Я надеялся, что он прав. Я любил Элен. И мне ее очень не хватает. Ее и Дженис, и Брута и всех моих ребят.
Мы дошли до второго сарая на тропинке, который стоял у стены. Под сенью колючих сосен его просевшая крыша и покосившиеся окна были в кружевных тенях. Я направился к нему, Элен чуть задержалась, глядя с испугом.
— Все нормально, не бойся, — сказал я. — Правда. Пошли.
На двери не было замка, вернее, когда-то был, но потом его оторвали, поэтому я закрывал дверь с помощью свернутой картонки. Я вытащил ее и шагнул в сарай, оставив дверь открытой настежь из-за темени внутри.
— Пол, что это?… Ой. Ой! — Второе «ой» было похоже на вскрик.
Там стоял сдвинутый в одну сторону стол. На нем стояли фонарик и коричневая картонная коробка. На грязном полу лежала коробка из-под сигар «Хав-А-Тампа», которую я взял у агента, пополнявшего автоматы с напитками и конфетами. Поскольку его компания торговала еще и табачными изделиями, ему было нетрудно достать такую коробку. Я предложил ему за нее плату — когда я работал в Холодной Горе, они очень ценились, я вам говорил, наверное, — но он только рассмеялся.
Из-за края коробки на нас смотрела пара блестящих черных глаз-бусинок.
— Мистер Джинглз, — тихо позвал я. — Иди сюда. Иди сюда, старичок, и познакомься с этой леди.
Я присел на корточки — было больно, но я стерпел, — и вытянул руку. Сначала я подумал, что он не сможет перелезть через край коробки, но он вылез одним сильным толчком. Мистер Джинглз упал сначала на бок, потом встал на ноги и подошел ко мне. Он бежал, явно хромая на одну заднюю ногу, — увечье, нанесенное еще Перси, давало себя знать в пожилом возрасте Мистера Джинглза. В его очень пожилом, просто невероятно пожилом возрасте. Его шкурка стала совсем седой, кроме макушки и кончика хвоста.
Он запрыгнул мне на ладонь. Я поднял его, а он вытянул голову и принюхивался к моему дыханию, прижав уши и закатив глазки. Я протянул ладонь Элен, которая глядела на мышь удивленными глазами, полуоткрыв рот.
— Не может быть, — сказала она и посмотрела на меня. — О Пол, этого не может… не может быть!
— Смотри, а потом скажешь.
Из пакета на столе я достал катушку, которую раскрасил сам, но не восковыми карандашами, а маркерами, о которых в 1932-м даже и не слыхивали. Но результат оказался тем же. Катушка была такой же яркой, как и у Дэла, может быть даже ярче. «Медам и месье! — подумал я. — Добро пожаловать в мышиный цирк!»
Я снова присел на корточки, и Мистер Джинглз сбежал с моей ладони. Он был стар, но азартен, как и раньше. Как только я достал катушку из пакета, он не сводил с нее глаз. Я покатил ее по неровному выщербленному полу сарая, и он тут же погнался за ней. Конечно, скорость уже не та, и на хромоту было больно смотреть, но почему он должен бегать быстро и не хромать? Как я сказал, он был очень стар, просто Мафусаил среди мышей. Как минимум лет шестидесяти четырех.
Мистер Джинглз догнал катушку, которая ударилась в дальнюю стенку и покатилась обратно. Он обежал ее вокруг и лег на бок. Элен рванулась вперед, но я удержал ее. Через секунду Мистер Джинглз снова оказался на ногах. Очень медленно он покатил носом катушку обратно ко мне. Когда я впервые нашел его, он лежал на ступеньках, ведущих в кухню, так, словно преодолел большое расстояние и очень устал, — тогда он еще мог катить катушку лапками, как много-много лет назад на Зеленой Миле. Теперь это уже выше его сил, задняя часть туловища плохо подчиняется ему. Но нос по-прежнему в силе. Когда он дошел до меня, я взял его, как перышко, в одну руку, а катушку — в другую. Его глаза-бусинки не отрывались от катушки.
— Не надо больше, Пол, — сказала Элен срывающимся голосом. — Я не могу на это смотреть.
Я понял, что она чувствует, хотя она была не права. Мистеру Джинглзу нравилось гоняться и приносить катушку, и через столько лет, ему это нравилось не меньше. Всем бы нам иметь такое постоянство пристрастий.
— Там в пакете еще мятные конфеты. «Канада Минтс». По-моему, он все еще любит их, он все время их обнюхивает, когда я даю ему, но его пищеварение уже не позволяет есть их. Вместо них я принес ему гренок.
Я опять сел на корточки, отломил маленький кусочек от гренка, который принес с собой из солярия, и положил на пол. Мистер Джинглз понюхал его, потом взял в лапки и стал есть, аккуратно обкрутив вокруг себя хвостик. Закончив, он выжидающе посмотрел вверх.
— Иногда мы, старики, просто удивляем своим аппетитом, — заметил я Элен и протянул ей гренок. — Попробуй ты.
Она отломила еще кусочек и бросила на пол. Мистер Джинглз подошел, понюхал, посмотрел на Элен… потом поднял и стал есть.
— Видишь? — сказал я. — Он знает, что ты — не временная.
— Откуда он взялся, Пол?
— Понятия не имею. Однажды, когда я рано утром вышел на прогулку, он просто лежал на ступенях возле кухни. Я понял, кто это, сразу, но, чтобы убедиться, взял из корзинки в прачечной катушку. А потом достал коробку из-под сигар. Устелил ее самым мягким, что нашлось. Он — как мы, Элли, в конце жизни попал в это печальное место. И тем не менее не потерял вкуса к жизни. Он все так же любит свою катушку и по-прежнему любит, когда его навещает старый товарищ по блоку. Шестьдесят лет я хранил в себе историю о Джоне Коффи, шестьдесят с лишним, а теперь рассказал. Думаю, что именно поэтому он и вернулся. Чтобы сказать мне, что надо спешить, пока еще есть время. Потому что я — как он, я уже почти там.
— Там — это где?
— Ну, ты знаешь, — ответил я, и мы молча понаблюдали за Мистером Джинглзом. Потом просто так я снова бросил катушку, хотя Элен просила меня не делать этого. По-своему погоня за катушкой для него была чем-то вроде медленного и осторожного секса у пожилых людей: может, вам не хочется на него смотреть — вам, молодым и убежденным в том, что, когда наступит время старости, для вас будет сделано исключение, — но им ведь все равно хочется этим заниматься.
Мистер Джинглз опять погнался за катушкой, явно превозмогая боль, и так же явно (по крайней мере для меня) со всем прежним азартом.
— Слюдяные окошечки, — прошептала она, глядя на него.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
