У наружных ворот Арамис притянул к себе Портоса, который готовился скакать, не спросив даже, зачем он едет.
– Теперь, друг Портос, – сказал ему на ухо епископ, – без отдыха до Парижа: ешьте, пейте, спите на лошади, не теряя ни минуты!
– Отлично. Ни разу не остановлюсь.
– Передайте это письмо во что бы то ни стало в собственные руки Фуке.
Необходимо, чтобы он получил его завтра до полудня.
– Получит.
– И помните об одном, мой друг.
– О чем?
– Что вы едете за патентом на титул герцога и пэра.
– О! – произнес Портос с блестящими глазами. – В таком случае я доскачу в сутки.
– Постарайтесь.
– Ну, отпускайте коня… Вперед, Голиаф!
Арамис отпустил не повод, а ноздри животного. Портос пришпорил Голиафа, и конь, как бешеный, рванулся с места галопом.
Арамис следил за всадником, пока тот не скрылся в темноте; потеряв его из виду, он вернулся во двор.
В комнате мушкетера не было движения. Слуга, дежуривший у его дверей, не видел света и не слышал никакого шума. Арамис осторожно запер входную дверь, отпустил слугу и лег спать.
Д'Артаньян в самом деле ничего не подозревал. Поэтому, проснувшись в половине пятого, он вообразил, что одержал победу. Неодетый, он подбежал к окну, которое выходило во двор. Светало. Двор был пуст; даже куры еще не сошли с насестов. Не было видно никого из слуг. Все двери были заперты.
«Отлично, полная тишина, – подумал д'Артаньян. – Во всяком случае, я проснулся раньше всех в доме. Оденемся».
И д'Артаньян оделся.
Но на этот раз он не старался костюмом Аньяна придать себе вид горожанина или духовного лица, о котором так заботился прежде. Ему даже удалось, подтянув пояс, застегнувшись, надев набекрень фетровую шляпу, отчасти вернуть себе тот военный облик, отсутствие которого поразило Арамиса.
Покончив с одеванием, он с притворной бесцеремонностью без предупреждения вошел в комнату хозяина дома. Арамис спал или притворялся спящим.
Большая раскрытая книга лежала на его ночном пюпитре; свеча в серебряном подсвечнике еще горела. Это доказывало, как мирно провел ночь прелат, с какими добрыми намерениями готовился проснуться.
Мушкетер поступил с епископом совершенно так же, как епископ поступил с Портосом. Он коснулся его плеча. Ясно было, что Арамис притворялся, потому что он, всегда отличавшийся таким чутким сном, не пробудился сразу, а заставил д'Артаньяна повторить свое прикосновение.
– А, это вы? – сказал он, потягиваясь. – Какая приятная неожиданность! Подумайте, во сне я совсем забыл, что вы у меня. Который час?
– Не знаю, – смутился д'Артаньян. – Кажется, рано, но у меня осталась военная привычка просыпаться с рассветом.
– Разве вы хотите ехать сейчас же? – спросил Арамис. – Помните, мы сговорились выезжать в восемь часов. Давайте так и сделаем.
– Может быть; но мне так хотелось увидеться с вами, что я подумал: чем скорее, тем лучше.
– А мой семичасовой сон? – остановил Арамис. – Смотрите, я рассчитывал на него, и мне придется возместить упущенное.
– Но мне кажется, прежде вы так не любили поспать. У вас была кипучая кровь, вы никогда не валялись в постели.
– Именно поэтому теперь я люблю полежать.
– О, сознайтесь, вы назначили восемь часов не ради сна.
– Боюсь, что вы станете смеяться надо мной, если я скажу правду.
– Говорите.
– От шести до восьми я привык молиться.
– Я не думал, что епископы подчиняются такому строгому уставу.
– Епископ, дорогой друг, должен соблюдать внешние приличия больше, чем какой-нибудь церковный служка.
– Черт возьми! Вот слова, которые меня примиряют с вашим преподобием: внешние приличия! Это – слова мушкетера! Да здравствуют внешние приличия!
– Не хвалите меня за них, а лучше простите, д'Артаньян. У меня вырвались очень мирские, очень светские слова.
– Значит, я должен уйти?
– Мне необходимо сосредоточиться, дорогой друг.
– Хорошо, я ухожу. Но, пожалуйста, ради язычника по имени д'Артаньян сократите ваши размышления и молитвы. Я жажду поговорить с вами.
– Хорошо, мой друг, обещаю вам, что через полтора часа…
– Полтора часа молитв и размышлений! Дорогой мои! А нельзя ли сократить?
Арамис рассмеялся.
– Вы по-прежнему очаровательны, молоды, веселы! – улыбался он. – Вы приехали в мою епархию, чтобы поссорить меня с благодатью.
– Вот как!
– О, я никогда не мог противиться вашим чарам, д'Артаньян! Вы будете стоить мне спасения души.
Д'Артаньян закусил губу.
– Хорошо, – усмехнулся он, – беру грех на себя. Быстро перекрестясь, прочтите одно «Отче наш», и едем!
– Тес, – перебил его Арамис, – мы больше не одни. Я слышу, что сюда идут.
– Отошлите их.
– Нельзя. Вчера я назначил им прием. Это директор иезуитской коллегии и настоятель доминиканского монастыря.
– Ваш штаб? Отлично.
– А вы чем пока займетесь?
– Разбужу Портоса и в его обществе стану дожидаться конца ваших совещаний.
Арамис не шевельнулся, не двинул бровью. Ни одного слова, ни одного жеста.
– Идите, – сказал он.
Д'Артаньян повернулся к дверям.
– Кстати, вы знаете, где помещается Портос?
– Нет, но я спрошу.
– Идите по коридору и откройте вторую дверь налево.
– Благодарю. До свиданья.
И д'Артаньян ушел в направлении, указанном епископом.
Через десять минут он вернулся.
Арамис сидел между настоятелем-доминиканцем и главой иезуитской коллегии совершенно в таком же положении, в каком мушкетер застал его однажды в гостинице Кревкера.
Их присутствие не смутило мушкетера.
– В чем дело? – неторопливо спросил Арамис. – Вы, кажется, хотите что-то сообщить мне, дорогой друг?
– Дело в том, – ответил д'Артаньян, пристально глядя в лицо Арамису, – что Портоса нет в комнате.
– Где же он может быть?
– Я спрашиваю вас об этом.
– А вы не узнавали у слуг?
– Спрашивал.
– Что же вам ответили?
– Что Портос часто уходит из дому, не предупредив никого, и что, вероятно, он ушел или уехал.
– Что же вы сделали?
– Я побывал в конюшне, – спокойно произнес мушкетер.
– Зачем?
– Чтобы посмотреть, уехал ли Портос верхом.
– И что же? – спросил епископ.
– В стойле номер пять нет лошади по имени Голиаф.
Мушкетер сильно волновался, между тем как Арамис вел разговор самым любезным тоном.
– О, я понимаю, – улыбнулся Арамис, подумав с минуту. – Портос уехал, чтобы сделать нам сюрприз.
– Сюрприз?
– Да. Канал, идущий отсюда к морю, славится своими утками, чирками и бекасами; это любимая дичь Портоса. Он привезет нам на завтрак дюжину вкусных птиц.
– Вы думаете? – засомневался д'Артаньян.
– Вполне уверен. Куда бы мог он иначе уехать?
Я уверен, что он взял с собой ружье.
– Возможно, – проговорил д'Артаньян.
– Знаете что, дорогой друг? Садитесь на коня и догоните его.
– Хорошо, – сказал д'Артаньян. – Сейчас поеду.
Арамис позвонил и велел вошедшему лакею распорядиться, чтобы оседлали лошадь, которую выберет господин д'Артаньян.
Подле дверей лакей отошел в сторону, чтобы пропустить вперед мушкетера.
В это время глаза лакея встретились с глазами его господина. Легкое движение бровей показало умному соглядатаю, что ему надо делать.
Д'Артаньян вскочил в седло. Арамис услышал стук подков о камни.
Через мгновение слуга вернулся.
– Что? – спросил его епископ.
– Монсеньер, он едет вдоль канала к морю, – ответил слуга.
– Хорошо, – отпустил его Арамис.
Действительно, мушкетер, отбросив все подозрения, ехал к океану в надежде увидеть среди дюн или на отмели исполинскую фигуру Портоса.
Два часа д'Артаньян отыскивал Портоса; наконец он вернулся домой.
«Мы, верно, разминулись, – думал он, – и сейчас оба мои товарища, должно быть, ждут моего возвращения».
Д'Артаньян ошибся. Он не нашел Портоса в епископском доме, так же как и на берегу канала.
На верху лестницы его ждал Арамис с опечаленным лицом.
– Вас не догнали, дорогой д'Артаньян? – еще издали крикнул он.
– Нет. А вы за мной посылали?
– Я в отчаянии, дорогой друг, в отчаянии, что заставил вас проехаться напрасно. В семь часов пришел священник из Сен-Патерна. На дороге он встретил дю Валлона, который, не желая никого будить, уехал тайком; ему же Портос поручил сказать, что он боится, как бы Жетар в его отсутствие не напортил чего-нибудь, а потому решил, воспользовавшись приливом, отправиться в Бель-Иль.
– Но ведь Голиаф не мог проскакать четыре лье по морю?
– Там добрые шесть, – поправил его Арамис.
– Тем более.
– Поэтому-то, милый друг, – с кроткой улыбкой заметил прелат, – Голиаф стоит в конюшне и, кажется, очень доволен, что на его спине нет Портоса.
Действительно, лошадь привели обратно с того места, где исполин сел на свежего коня. Таково было распоряжение прелата, от внимания которого не ускользала ни одна мелочь.
Мушкетер сделал вид, что вполне поверил этому объяснению.
