Глава 12
В нескольких милях к северу от Тагины, у подошвы Апеннин, находилась небольшая крепость Сетинум, около которой Цетег расположился лагерем. В палатку его вошел Луций Лициний.
– А, Лициний, наконец-то! – вскричал Цетег. – Я с нетерпением жду тебя. Удалось нанять лангобардов?
– Удалось, – ответил только что возвратившийся Лициний. – Двадцать тысяч их идет под начальством храброго Альбоина, сына их короля. О, это ужасный народ: храбрый до дерзости, но и грубый, как звери. Альбоин, например, пьет из черепа убитого им врага своего, короля гепидов.
– Я знаю Альбоина. Он служил у Нарзеса. Да, это храбрый воин, но он вместе очень умен и хитер. Когда он ознакомится с Италией, то может сделаться опасным врагом ее.
– Да он и теперь прекрасно знает ее. Несколько лет назад он был здесь, переодетый продавцом лошадей, и высмотрел все дороги и крепости в стране. Возвратившись домой, он привез с собою здешних плодов и вина, и так описал эту страну своему народу, что лангобарды теперь только и думают о том, чтобы овладеть ею.
– Ну, только бы они помогли мне изгнать готов, а с ними уж я справлюсь, – ответил Цетег. – Пусть они скорее явятся сюда. Мне необходимо быстрое и сильное подкрепление, начало войны было очень удачно, а теперь дело не двигается. Совестно сказать, – итальянцы не хотят восставать против готов. Они без всякого стыда уверяют, что под властью готов им живется прекрасно. А между тем Тотила наверно скоро будет здесь, чтобы отомстить за свой флот. Я посылаю гонца за гонцом к Ареобиндосу, командующему вторым войском: он сидит в Эпире, выгоняет там готов из занятых ими греческих городов и не идет. А с моими византийцами я не могу выступить против Тотилы.
– А Равенна? – спросил Лициний.
– Равенна наша. Как только флот готов был уничтожен, я тотчас отправил туда тридцать кораблей с припасами. Тогда Гильдебранд снял осаду и ушел во Флоренцию. Но Ареобиндос! Чего он там медлит? – он необходим мне теперь! Я хотел идти к Рим. Но что же я могу поделать со своим маленьким войском? Поэтому я и пошел сюда, думая овладеть всеми тремя этими крепостями: Тагиной, Капрой и Сетинумом. Как я торопился! Но едва успел захватить Сетинум: граф Тейя – должно быть, буря принесла его сюда из Рима с его крылатым передовым отрядом – захватил Капру и Тагину раньше меня, и хотя моих сарацин было втрое больше, но он совершенно разбил нас. Если бы подкрепление пришло поскорее, я мог бы овладеть Тагиной. Но Ареобиндос медлит, а Тотила уже идет. За ними движется и Гунтарис. Когда же явится мое второе войско?
Действительно, на следующий день Тотила подошел к Тагине. Вместе с ним приехала и Валерия, в сопровождении Кассиодора и Юлия. Главные силы готов вел герцог Гунтарис с юга. С запада шел старый Гильдебранд. Тотила поджидал их, так как только с ними можно было сделать нападение на сильный лагерь Цетега.
Однажды Юлий вошел в палатку короля и молча подал ему письмо. Тотила нахмурился: он узнал почерк Цетега.
«Юлию Монтану Цетег, префект Рима и главнокомандующий войсками Италии.
Я слышу, что ты живешь в лагере варваров. Лициний видел тебя подле тирана. Неужели совершится неслыханное дело: Юлий поднимет оружие против Цетега, сын против отца? Будь сегодня при заходе солнца в развалинах храма, который находится между нашими форпостами и форпостами варваров. Тиран отнял у меня Рим, Италию и твою душу. Я все верну назад, и тебя прежде всего. Приходи, я приказываю тебе, как твой отец и воспитатель».
– Я должен повиноваться, – сказал Юлий, когда Тотила кончил чтение. – Я слишком многим обязан ему.
– Да, – ответил Тотила. – Но свидания с префектом опасны.
– Он не будет покушаться на мою жизнь.
– Не на жизнь, на твою свободу! Возьми с собою пятьдесят всадников, иначе я не отпущу тебя.
Перед заходом солнца Юлий в сопровождении пятидесяти всадников подъезжали к развалинам. Другие пятьдесят воинов выехали по приказанию короля немного позже. Но на этот раз опасения Тотилы были напрасны: Цетег ждал Юлия один.
– Ты заставляешь ждать себя: сын – отца! – с укором обратился к нему Цетег, вводя его во внутренность храма. – И это при первом свидании после такой долгой разлуки! И с какой стражей приходишь ты! Кто это научил тебя не доверять мне? Как? Варвары и сюда следуют за нами! – и он указал на начальника отряда, прибывшего позже. Закутанный в темный плащ, с головой, скрытой под капюшоном, он молча взошел с двадцатью воинами на верхнюю ступень храма. Юлий хотел удалить их, но предводитель другой партии, граф Торисмут, ответил коротко: «По приказанию короля».
– Говори по-гречески, – сказал Юлий Цетегу. – Они не поймут.
Цетег протянул юноше обе руки, но Юлий отступил.
– О тебе ходят темные слухи, Цетег. Ведь не только в битвах обагрялись твои руки кровью?
– Твой лживый друг ожесточил тебя против меня?
– Король Тотила не лжет! Да он уже много месяцев и не упоминает о тебе. Я просил его об этом, потому что не мог защитить тебя от его ужасных обвинений. Скажи, правда ли, что ты изменнически убил его брата Гильдебада…
– Я пришел сюда не для того, чтобы оправдываться, а чтоб обвинить тебя. Уже целые годы длится борьба из-за Рима. Я один стою против духовенства, греков, варваров, усталый, израненный, несчастный. Я то поднимаюсь вверх, то погружаюсь глубоко вниз. Но я всегда одинок. А где же Юлий, мой сын, сын моей души, который мог бы поддержать меня своею любовью? – то в Галии среди монахов, то в Византии или Риме, как орудие или часть короля готов, но всегда вдали от меня и моего пути.
– Я не могу идти по твоему пути, он усеян черными и красными пятнами.
– Ну, хорошо. Если ты так мудр и так чист душою, то почему же ты не постарался просветить и спасти меня? Где был Юлий, когда моя душа все более отдалялась от любви к людям, все более черствела? Постарался ли ты смягчить, согреть ее? Исполнил ли ты относительно меня свой долг, как сын, христианин и священник?
Эти слова произвели потрясающее действие на благочестивый ум и кроткую душу молодого монаха.
– Прости, – сказал он. – Я сознаю, что виноват перед тобою.
Глаза Цетега блеснули радостью.
– Хорошо. Я не требую, чтобы ты принимал участие в моей борьбе. Жди исхода, но жди его не в лагере варваров, моих врагов, а подле меня. Священнейшая обязанность твоя – быть подле меня. Ты – добрый гений моей жизни. Ты мне необходим и твоя привязанность, иначе я совершенно буду во власти тех темных сил, которые ты ненавидишь. Если существует голос, могущий пробудить во мне веру, – которая, как ты говоришь, одна дает благо, – то это только твой голос, Юлий. Итак, решай!
