Отвлекаясь от этой полемики, хочется внести некоторую ясность в суть далеких событий. В 1967 году посчастливилось мне нести военную службу в должности помощника Главного военного прокурора Советской армии и ВМФ. По указанию зам. ГВП генерал-майора юстиции Б.А. Викторова мною из архива КГБ СССР было истребовано уголовное дело № Н-7825—66 г. об убийстве братьев Морозовых.
Дело состояло из двух увесистых томов. Первый том, собственно, и являлся уголовным делом по обвинению по ст. 58—8 УК РСФСР (в ред. 1926 г.), т.е. в совершении террористического акта против Павлика Морозова и его брата, Кулуканова Арсения Игнатовича, 1862 г. р. (ок. 70 лет), женатого на тетке Павла и Федора по отцу Трофиму; Морозова Сергея Сергеевича, 1851 г. р. (ок. 80 лет), Морозовой Ксении Ильиничны, 1851 г. р. (80 лет), т.е. деда и бабушки убитых, Морозова Данилы Ивановича, 1916 г. р. (19 лет), родственника убитых, и Силина Арсения Никитовича, 1892 г. р. (40 лет), жителя д. Герасимовка, возле которой 3 сентября 1932 года в тайге и были убиты братья Морозовы.
Второй том содержал большое количество хаотически подшитой макулатуры в виде писем и телеграмм, выражавших гнев и возмущение адресантов против убийц кулаков.
Итак, постараемся представить себе уральскую таежную глухомань того времени. В 360 км на северо-восток от Екатеринбурга находится г. Тавда, а до деревни Герасимовки от него еще сорок километров по грязной и ухабистой таежной дороге. Здесь и вовсе медвежий угол, освоенный переселенцами из витебского захолустья в конце XIX века. Заметим, что ближайшая тюрьма была в г. Ирбите, который от Тавды ближе к областному центру на 156 км.
В то время главным карательным органом было ОГПУ во главе с небезызвестным фальсификатором Ягодой, умевшим «сочинять» большие уголовные дела в больших городах. В медвежьих углах его подчиненные, «вылезая из кожи», мухлевали сочинения против граждан в соответствии со своим «табелем о рангах». Рабоче-крестьянская милиция была тогда структурным подразделением ОГПУ и действовала в соответствии с тем, что требовал Ягода. Главное – истребить классового врага! Так оно и случилось в таежной деревеньке Герасимовке.
Участковый инспектор милиции Тавдинского района полномочного представительства ОГПУ по Уральской (позже Свердловской) области Титов, совершая объезд «епархии», прибыв в Герасимовку, узнал об убийстве братьев Морозовых. Несомненно, он был в курсе дела предшествовавшей этому семейной драме Морозовых. Как говорится, на его глазах предсельсовета Трофим Морозов, бросив жену с четырьмя детьми, перешел жить к разбитной местной соблазнительнице и, присваивая имущество местных раскулаченных жителей, имел большую возможность изрядно выпить и прочно закусить. Загул кончился для Трофима скверно, его судили, приговорив к десяти годам ссылки. На суд действительно вызывали Павла в качестве свидетеля, и, как отмечалось выше, он в суде показал о том, что хорошо было известно всем жителям таежной деревушки.
Дети и жена Трофима Татьяна остались без куска хлеба. Помощи от родителей мужа Татьяне ждать было бесполезно, а ее отношения со свекром и свекровью из неприязни переросли во вражду и ненависть. Роль кормильца семьи перешла к Павлу (рожд. 1918 г.), достигшему 13—14 лет. Ему пришлось расхлебывать эту «кашу», взяв на себя все крестьянское лихо, вплоть до пахоты земельного надела. Такой тяжелый труд был явно не под силу пионеру со школьной фотографии. Его мог совершать только крепкий, физически сильный деревенский подросток. Вряд ли ему хватало времени для пионерских сборов. Да и неизвестно, была ли тогда в Герасимовке пионерская организация.
Участковому инспектору Титову выяснять этого не требовалось. Ему все было очевидно.
В начале сентября в клюквенниках вокруг деревни созрела ягода, и жители приступили к заготовке. Татьяна Морозова, как на беду, по каким-то делам отправилась в Тавду, а Павел с братом Федей, взяв мешки, пошли в лес, откуда им уже не суждено было вернуться живыми. Вернувшаяся из Тавды мать, обнаружив исчезновение двух сыновей, подняла крик, завыла на всю деревню, и ее жители нашли в тайге Федю и Павлика, на труп которого был одет клюквенный мешок.
Обезумевшая от горя мать и бабка убитых выражали свою яростную вражду друг к другу, не сдерживая эмоций. В ответ на выпады снохи бабка Ксения якобы орала: «Вот мы и сделали мясо!»
Бдительному инспектору милиции оказалось нетрудно сделать «зоркий» вывод из истерических криков двух разъяренных женщин. А Арсений Кулуканов был давно на примете, так как имел в далеком прошлом некое отношение к жандармерии. Дед Павла в далекой молодости у той же контры исполнял обязанности посыльного. Возможно, эти зацепки были подсказаны Титову его шефами и не являлись его собственным озарением.
Титов действовал решительно. Не возбуждая уголовного дела, не обращаясь к прокурору за санкцией на арест, он с ходу запихал за решетку восемь жителей деревни. Вскоре троих пришлось освободить.
Главным аргументом вины Кулуканова, да и Морозова Сергея, было «классовое чутье» Титова и ОГПУшная методика следствия без «белых перчаток».
Кулуканов, мужик твердый, никаким приемам не покорился и все нахрапистые обвинения напрочь отрицал (даже на суде). Но молодой Данила сломался. Он начал врать, оговаривать себя и других. Он даже явно не знал, сколько и каких ножевых ран нанесено Павлу. Он путал и врал. Признавался и отказывался. Менял показания и дед Сергей. От Титова следствие перешло к чинам более высоких ступеней служебной лестницы полномочного представительства ОГПУ, которые умело подводили Данила к восстановлению «признательных» показаний.
По делу значились вещественные доказательства: штаны Данилы, рубашка деда Сергея и их домашние ножи. На этих предметах якобы должна быть кровь убитых. Однако, увы, ее не оказалось.
Толковые следователи нашли выход из такого «недоразумения». Восьмидесятилетняя бабка Ксения тут же призналась, что штаны и рубашку она успела застирать в щелоке.
Забегая вперед, заметим, что именно этому бабкину «признанию» поверил суд, не придав значения аргументированному заключению независимой медицинской экспертизы об отсутствии следов крови на «вещдоках». Однако такие «странные» противоречия, как и многие другие противоречия в доказательствах, не тревожили следователей. Они уверенно «ломились в открытую дверь».
Без процессуального оформления в уголовное дело был вшит клочок бумаги с напечатанным на пишущей машинке безграмотным текстом якобы поданного Павликом в милицию заявления на своего отца, помогавшего кулакам. Оно было заверено росчерком-закорюкой неизвестного лица, но на нем не было печати и, самое главное, не имелось справки о том, где находится подлинник, чтобы его истребовать и осмотреть. То есть на взгляд профессионала это была самая неприглядная «липа».
Уральский выездной суд не утруждался в оценке явных противоречий в доказательствах. Вероятнее всего, он исходил из «классовых» взглядов.
28 октября 1932 года суд вынес жестокий приговор о расстреле Кулуканова, а также Морозовых Сергея, Ксении и Данилы, признав их виновными в теракте против Павла и Феди Морозовых.
В отношении Силина суд был вынужден вынести оправдательный приговор, так как доказательств его вины не оказалось, а к явной контре он не относился.
Тогдашнее уголовно-процессуальное законодательство не предусматривало участия в судебных заседаниях представителей общественности, но в данном случае здесь присутствовала широкая гласность. Кроме гособвинения и адвоката на процессе выражали «доказанность преступлений» и «гнев народа» два общественных обвинителя, кажется, от пионеров и комсомола.
Вопреки такой показухе в суде все же вскрылись мордобой и фальсификация со стороны Титова, и суд вынес частное определение о привлечении его к уголовной ответственности.
Все осужденные к расстрелу подали кассационные жалобы, но Судебная коллегия Верховного суда РСФСР в феврале 1933 года приговор оставила в силе.
Приговор был приведен в исполнение только в отношении Кулуканова и Морозова Данилы, дед и бабушка убитых внуков умерли в тюрьме от неизвестных причин.
В 1955 году это уголовное дело изучалось в прокураторе СССР, где должностные лица пошли по проторенной следствием и судом дорожке и признали приговор законным…
Тогда же бюро ЦС ВПО им. Ленина приняло решение о занесении в Книгу почета Всесоюзной пионерской организации им. В. И. Ленина пионера Павлика Морозова.
Поскольку в 1967 году ст. 58—8 УК РСФСР в отношении гражданских лиц уже не входила в компетенцию ГВП и у нас не было чьих-либо заявлений о пересмотре этого дела, мое руководство не решилось вступать в схватку с Генеральным прокурором СССР Р.А. Руденко, тем более что к тому времени «хрущевская оттепель» в верхах стала именоваться «слякотью».
Уголовное дело было возвращено в архив.
