– Водку пей и ешь чеснок – ничего не свалит с ног. Приятно на вас поглядеть, мужики! Когда-то и я был таким: по пятьсот грамм на каждый глаз, а после еще в засаду идешь, и как с гуся вода!
– Ну, ты и до сих пор еще тот гусь, – заметил Иван Гайворонский, не простивший бывшему начальнику отказ от участия в утренней операции с халатом из Акмолы. – Впрочем, за сказанное! Хотя в засады мы с Вадимом и не ходим. Мы с ним псы, если мерить по-ментовски.
Стреляный посмотрел на него с осуждением:
– Гусь, пес… Сравнения у вас какие-то лошковые, господин хороший! Как мне помнится, блатные всех сотрудников испокон века волками зовут. Я, положим, волчишко уже старый, а вы оба опера в самом соку, можно сказать – санитары каменных джунглей!
Выпить за санитаров каменных джунглей Токмаков отказаться не смог. Благословенный третий стопарь прошел по его измученной душе, словно Боженька босыми пятками. Но – хорошего помаленьку, твердо сказал себе Вадим Токмаков, иначе морда треснет, а ему уже завтра докладывать генералу Попову об итогах командировки в Саратов.
По «гамбургскому» счету, были они почти провальными. Но две ниточки все же оставались. Две ниточки тянулись из Саратова, а кончики могли отыскаться не только в Питере, но и в Москве…
Стреляный как будто угадал, о чем подумал Токмаков:
– А что нам скажет столичный гость? Не напрасно наведались в нашу, можно сказать, волжскую глухомань? Нарыли кое-что в этом Стена-банке?
– Ничего себе «глухомань»! – кивнул Вадим на сервированный в кабинете отдыха стол, где одной икры было три сорта. – Я так понял, что в XXI веке в Саратове будет столица России. Америкосы зря деньги на семинар не стали бы тратить. Не говорю уже о банно-прачечном обслуживании – здесь оно вообще на высоте!
– Простое русское гостеприимство, – скромно улыбнулся Стреляный, и тут же из-за плеча Токмакова выплыла кружка с шапкой пены.
На данном этапе банно-прачечного обслуживания гостеприимство осуществлял здоровенный, ростом с Вадима, и так же экономно подстриженный верзила. Это был новый телохранитель Стреляного. Телохранитель «ближнего круга», которого Артур Николаевич пригласил после утреннего инцидента. Петрушу порекомендовали авторитетные люди. Сегодня был его первый рабочий день, плавно перетекший в вечер.
В каждой руке Петруша держал по четыре кружки.
Токмаков позавидовал: ему удавалось держать всего три. Да и то в далекие курсантские времена. Теперь навык, скорее всего, был утрачен. Но зато уж одна-то кружка легла в ладонь как влитая.
Вадим продолжал развивать столичную тему:
– Честно говоря, в этом вопросе я бы поддержал американцев. Пусть бы каждый город по очереди побыл столицей лет на пять. Может, это и есть тот самый третий путь к возрождению России?
– За пять лет много не наворуешь, – со знанием дела заметил Стреляный. – Только люди во вкус войдут, как их от кормушки локтем отпихивать и новых голодранцев на кормление сажать. Опять начнем друг друга резать. Нет, пусть уж Москва на хлебном месте остается. Им там привычнее бюджетные бабки дербанить. Правильно, господин Токмаков?
Иван Гайворонский, весь день мучавшийся вопросом, как поаккуратнее вернуть заряженный наркотой халат его истинным владельцам, опередил Вадима:
– Все верно, Николаич, только делиться надо. Они должны делиться с нами. В смысле с регионами, иначе херня получается, забастовки там разные, акции протеста.
Запахнувшись простыней, Стреляный неожиданно остро глянул на Гайворонского поверх кружки с пивом:
– Делиться! Советовать мы все мастаки. А ты сам, к примеру, делиться собираешься? Нас ведь партия как учила? Подтверждать теорию практикой.
Гайворонский мгновенно понял, что речь идет о жирном куске, полученном от любвеобильного американского папаши Бредли. И хотя Стреляный отказался от участия в утренней операции, может быть, он поможет теперь – вернуть черным их проклятый халат?
– Я готов, – кивнул головой Иван, – на обычный комиссионный процент от сделки.
– Всего на двадцать пять? – презрительно усмехнулся Стреляный.
– Вообще-то я думал о пятнадцати процентах, но…
– Да твои проблемы, парень, тянут на все пятьдесят! И это, заметь, сегодня. А завтра…
Закурив, Вадим откинулся на отполированную спинку дубовой скамьи. Комната отдыха была стилизована под русскую избу – с печью, серпами, снопами, прялками. Все лучше, чем унитазный стиль основной площадки, только наводит на грустные мысли.
«Что есть веселие Руси?» «Веселие Руси есть пити!» «Что делается в России?» «Воруют…» Короче говоря: «Велика наша страна и обильна, а порядка в ней нету…»
Бессмертные сии постулаты пережили века, оставшись все также актуальными. Поэтому Вадим Токмаков не горел желанием слушать гнилой базар своих «собанщиков»:
– Мужики, ваши проценты от вас не уйдут! Предлагаю по последней, и – с вещами на выход. Мне тут надо еще один адресок посетить.
Но мужики сначала захотели все же окончательно прояснить вопрос со столицей России. И Вадим, как приехавший из Питера, а недавно к тому же побывавший в Москве, поведал символическую историю о стае кремлевских ворон.
Первым обратил на них внимание еще товарищ Сталин. Это было вскоре после войны. Вороны портили праздничный вид Кремля. К тому же один пейсатый и носатый ворон напоминал Бронштейна-Троцкого, а в стране велась непримиримая борьба с космополитизмом.
– Убрать! – прищурился Сталин на коменданта Кремля и дымившейся трубкой перекрестил стаю ворон.
Время было суровое, и на рассвете дружно клацнули затворы солдат комендантского взвода. Приговоренные к высшей мере социальной защиты вороны-космополиты градом посыпались с кремлевских стен. Уцелевшие взмыли в небо и, покружив над Спасской башней, – вернулись на привычные гнездовья!
Разумеется, подобная наглость не сошла бы воронам с рук, то есть крыльев. От поголовного истребления пернатых спасла лишь безвременная кончина великого вождя. На похоронах громче всех каркал один старый носатый ворон подозрительного космополитического облика.
Следующим недружелюбно посмотрел на кремлевских ворон, оторвавшись от разведения кукурузы за Полярным кругом, Никита Сергеевич Хрущев. Первый советский демократ, он не мог отдавать расстрельные приказы и призвал на помощь технический прогресс в лице Келдыша. Тот напряг своих физиков-лириков, и ультразвуковые пушки начали методично выдавливать стаю с насиженных кремлевских стен.
Но тут первый секретарь ЦК КПСС допустил капитальную ошибку. Пока он стучал по трибуне Организации объединенных наций снятым с ноги ботинком, корешился с американским фермером и выживал зловредных ворон, верные друзья из политбюро, испытанные марксисты-ленинцы решили убрать из Кремля самого Никиту Сергеевича. С его выдворением никто больше не обещал советскому народу халявной жизни при коммунизме. Зато кремлевская воронья стая получила временную передышку.
Леонид Ильич Брежнев взялся за ворон-диссидентов по-другому. Будучи не только генеральным секретарем и маршалом (чуток не дотянул до генералиссимуса), но и охотником, он выписал из Арабских эмиратов сведущих в соколиной охоте ловчих. Вот тут заслуженной кремлевской стае ворон и пришел бы конец, но… в схватке с костлявой пал сам четырежды Герой Советского Союза.
Горбачев с воронами не боролся, потому что последовательно боролся с Ельциным.
Ельцин с воронами не боролся, потому что последовательно боролся с Горбачевым, Хасбулатовым, Руцким, Зюгановым и экономическим кризисом.
Вороны живут долго. Та стая, непобедимая, как коррупция, и поныне обитает в Кремле, олицетворяя преемственность власти. Бороться с ней бессмысленно даже суперсовременными средствами, ибо на гнездовьях в Кремле ослабленную стаю мгновенно сменит новая – более сильная, хищная и организованная. Ведь за долгие годы совместного проживания с людьми пернатые, якобы, разбойницы превосходно усвоили их, людей, повадки.
– Такая вот, мужики, орнитологическая иллюстрация к вопросу о столице и власти, – подбил бабки Вадим Токмаков, – Москва столичный престол другим городам не уступит, потому что именно в ней обосновалась самая многочисленная и деятельная стая. Она же и будет решать, кому рулить в Кремле.
Хотя, кто знает? Москва, конечно, первый город, но и Питер не второй.
…У выхода Токмаков задержался, не сразу попав в рукава своего, а точнее, арестованного в счет недоимки полушубка. Договорились, что завтра утром Гайворонский заберет тулупчик в аэропорту.
– Петруша, – кивнул Артур Николаевич своему новому телохранителю, – помоги гостю, пожалуйста.
Вадим застегнул пуговицы. Петруша распахнул дверь, над которой тут же зажегся плафон. В ярком свете серебрились снежинки – совсем как в первое утро петербуржской оперативно-следственной бригады в этом городе, – напоминая волшебную сказку про Снежную королеву.
